Суть времени. Том 3 - Сергей Кургинян

Возникает вопрос о том, что мешает этому быть.

Я говорю об улице для оранжа и о роли в этом процессе Белковского. То, что эта роль существенна, все понимают. Меня мои друзья несколько раз уговаривали: «Ну, выступи! Тебя же чудовищно обвиняют в каких-то кошмарах и ужасах!». Я говорю: «Да мне плевать на обвинения Белковского. Я никогда ничего по поводу того, что Белковский адресует мне лично, не скажу. Ни слова. И полным идиотом буду, если скажу. Именно этого и ждут. В стране есть десятки людей, которые ждут, что я начну как-нибудь реагировать на их пакости, касающиеся меня лично. Мне на это наплевать».

Меня интересует другое. Во-первых, то, насколько же больно общество, если оно, глядя на лик Белковского, может во что-то верить, с какой-то степенью серьезности к чему-то тут относиться. Он сам к себе так не относится… Что же это за болезнь-то? Вообще — и, в частности, в русском националистическом движении, от степени здоровья которого очень многое зависит. Там же безумно сложные клубочки сейчас формируются, очень больные. Это первое.

И второе. Мне ясно как божий день, что Белковский — это малюсенький элементик, не изымаемый из системы диалога между шантажируемой силовой элитой («Не подавляйте „оранжевый вариант“») и «оранжевой улицей».

И вот здесь я хотел бы обсудить одну по-настоящему серьезную тему, касающуюся не столько Белковского, сколько основных и самых принципиальных моментов в том, что можно назвать политической и социальной теорией одновременно. Причем поскольку момент очень острый, то речь, конечно, идет об актуальной теории. О теории, имеющей немедленное практическое применение.

К этому я и намерен перейти в следующей передаче.

Выпуск № 29. 16 августа 2011 года

У нас есть такая новая болезнь — конспирологическое сознание. Согласно конспирологическому сознанию, все есть чья-нибудь инспирация. Вот вы с женщиной в брак вступили — это чья-нибудь инспирация. Вы на телевидение вышли — это чья-нибудь инспирация. И так далее. Кто-то за вашей спиной стоит. Кто-то все время вами водит, что бы вы ни совершили, — это делают кукловоды.

Поразительно, что это свойственно нашему либеральному истеблишменту, который исповедовал прямо обратную теорию: что вообще никаких сил нет, что никто никем не водит, что кукловоды отсутствуют и все прочее. Так где же правда? Где грань между «кукловоды присутствуют» и «кукловоды отсутствуют»? Что, кукловодов нет? Нет мировых заговоров? Нет инспираций, подобных тем, которые в предыдущий раз, например, описаны?

Конечно, есть. Мир не состоит из подобного рода игр, но он включает эти игры. Так как же разобраться, где что происходит?

Прежде всего, надо отказаться от конспирологии как дешевки, которая сложную социальную проблематику редуцирует до очень грубой элементарщины. Потому что чем больше будет осуществляться эта редукция, это принижение всего до примитива, тем более дезориентировано будет обще-263

ственное сознание. Оно не сможет ничего делать. Оно либо окажется во власти каких-то мифов о всемирных зловещих силах, которые всем крутят, и поэтому ничему нельзя доверять (и вообще ничего нельзя делать, потому что есть такие злые силы — расслабься и получай удовольствие). Либо начнет дергаться не туда.

Что происходит на самом деле? И как это происходящее (это очень сложный вопрос социальной теории) выразить предельно просто и в максимальной степени соотнести со злобой дня?

Есть три типа действующих лиц на любой политической сцене во все времена.

Первый типаж — это «винты системы». Это очень важный типаж. Между прочим, очень хорошо опознаваемый. Это люди, уверенные в себе, энергичные, бойкие, способные на головокружительные комбинации, когда за их спиной стоит система, готовые на то, что система предоставляет им ресурсы, а они в ответ на это становятся винтиками со всеми вытекающими отсюда последствиями. Очень часто на их челе (особенно, если они входят в очень жесткие системы военного образца) — печать: «у этой истории будет хорошее начало и плохой конец». И они тоже это понимают. Вопрос всегда не к ним, а к системе. Это определенные люди, готовые на подобный тип существования.

Я столкнулся с этим впервые где-нибудь в 1972–1973 году, когда очень известные теперь люди, время от времени печатающие те или иные доносы на меня в своем «глубоко демократическом» издании, написали на меня натуральный донос. А я ознакомился с ним — там и штампик, и все было, что положено, — поскольку мне очень симпатизировали мои друзья в Геологоразведочном институте, занимавшие определенные позиции в парткоме и в других местах. Стуча кулаком по столу (а люди эти были очень хорошие, но, как большинство в геологоразведке, не чуждые потребления крепких спиртных напитков), они говорили: «Серега, Серега, ну что ты делаешь, ну что ж ты делаешь? Ну ты посмотри, что на тебя пишут, Серега! Ну это же все плохо! Сережа, ну что же ты, Сережа?»

Короче, я тогда со всем этим ознакомился. И мне стало интересно. Потом уже, когда я руководил крупным центром в советскую эпоху, этого всего было много. Подобных бумажек со штампиками я начитался вот так… И насмотрелся на персонажей, которые их пишут. Это известные лица на нашей политической сцене. Я никогда не буду обсуждать, кто это именно. Я просто хочу сказать, что многие знания умножают скорбь. Были очень пикантные комбинации, когда эти лица начинали руководить, предположим, будучи сами людьми далеко не либеральных убеждений, какими-нибудь либеральными изданиями. И так далее. Поэтому я всегда считал, что система тут очень оригинальничает, создает какие-то причудливые узоры. И вообще всегда в таких случаях говорить следует только о системе…

То, что Белковский — это такой винтик в системе, для меня ясно, как простая гамма, как Волга впадает в Каспийское море. «Мы осуждаем Ходорковского. Потом мы сами этому Ходорковскому оказываем всяческую помощь, используя ресурсы системы. Мы очень богатую жизнь ведем в качестве подобных винтиков».

И каждый выбирает для себя, что ему делать. Кто-то выбрал для себя роль этих «винтиков», а кто-то выбрал для себя другую роль. Тут важно обсудить, какую. А винтики — они и есть винтики. У меня не к винтикам вопрос, у меня вопрос к системе.

Я никоим образом не морализирую по поводу системы. Я понимаю, что система — она на то и система, чтобы все время превращать дерьмо в конфетку. Это ее главная профессиональная задача.

Но я призываю систему и ее отдельных представителей не заиграться в эту игру. Я понимаю, что это свойство профессиональной игры, но тут нельзя заигрываться. Грань между сложными системными комбинациями (ради бога, осуществляйте их как угодно!) и актом национальной измены тонка.

Понятно, что современная циничная жизнь очень сильно освобождает от совести. А работа в системах вообще никоим образом мускул этой совести не тренирует. Но есть грань. Это наша страна. Наш народ. А если вся эта ситуация разыграется по полной программе, то есть еще и мир. И никому на Луну улететь не удастся. И кончится все это ужасно для всех, кто в это играет. Ибо в любой игре с дьяволом побеждает дьявол. Не мелкие бесы и мельчайшие, не Смердяковы и не те, кому кажется, что они вертят смердяковыми или бесами этими, а Повелитель мух. А он, когда побеждает, он всех, кто ему служит таким способом и кто пытался с ним играть, уничтожает в первую очередь.

Услышьте меня, представители системы! Я никогда не давал плохих советов. Я правду говорю. И меня во всей этой истории, начиная с «отделения Кавказа» и «Майкла Кентского» и кончая всеми «шалостями» последними, интересует этот мост, а не этот прыщ (рис. 29).

Он мне неинтересен, он уже самому себе неинтересен. И разжигать интерес к нему — это полный идиотизм.

Я спрашиваю систему, что она творит в такой сложный момент? Это вопрос серьезный, дружеский и нормальный. Но главное, что я здесь хочу сказать, с точки зрения социальной теории, что есть «винты» — люди системы, люди, готовые платить за то, чтобы система ими вертела и одновременно предоставляла им возможности. Я видел этих людей, видел этих мальчишек с их обезумевшими глазами, которым все время казалось, что они то ли систему обыграют, то ли что-то еще. Я видел эти поломанные судьбы. И видел холеные лица, которые эти судьбы ломают. А также видел тех, кому судьбы вроде как и не поломали до конца, но в это дело имплантировали полностью. И я не хочу здесь, повторяю в который раз, морализировать. Я просто говорю, что этот типаж существует. И наблюдать его радости никакой не доставляет. Но есть некое театральное удовольствие по принципу «смотри, как вертится нахал», а также аналитическое удовольствие, потому что ты понимаешь, кто, кем и зачем вертит, в какую сторону.

Вот если бы из этого состоял мир, то мира бы не было. А если бы этого не было в мире, то мир был бы совершенно другим и не имел бы ничего общего с тем миром, который мы знаем с древнейших времен и поныне. Но, если бы мир состоял из этого, мира бы давно не было.