Год вольфрама - Рауль Герра Гарридо

покоя донье Оде и сподвигнувшей ее на такой шаг, старушенции уже, наверное, лет под двести, чтобы развлечься, он было просунул руку под одеяло, чтобы ущипнуть Селию за ляжку, но сегодняшнее утро не располагало к утехам.

— Ну ты и охальник, лучше пойди займись своими людьми, если хочешь, чтобы все было в порядке.

Селия была права, Ховино мгновенно оделся и пошел будить свою команду, великолепную четверку, однорукого Карина и трех других, Пару, Вилью и Кабесу, которых так называли по имени деревень, где они родились, Парада-Сека, Вилья-Либре-де-ла-Хурисдиксьон и Кабеса-де-Кампо, им пришлось ждать во дворе, пока закончится ритуал одевания бабушки, сегодня был ее день, и она хотела полностью им насладиться.

— А она сможет добраться?

— Спорим, что да?

Ириске пришлось выдержать все капризы старухи, «одевай меня не спеша, потому что я тороплюсь, говорила мне хозяйка», с тщеславной гордостью она выволокла из сундука, где хранилось всякое старье, костюм для верховой езды, подаренный ей в конце XIX века графиней де Кампоманес, которой она служила верой и правдой, об этом свидетельствовали подаренные хозяйкой украшения, тупоносые туфли на низком каблуке, белые накрахмаленные нижние юбки, приталенный жакет из плотной шерсти и широкая юбка, сшитая по тогдашней моде, «все сидит на мне ну точь-в-точь как на покойнице графине, наша Вильяфранка славилась тогда красивыми женщинами».

Батистовый шарф амазонки прикрывает морщинистую шею, рот у старухи не закрывается ни на минуту.

— Ой, правда, вы действительно похожи на знатную даму, таких в «Белом и черном» показывали.

Ну что ты понимаешь в знатных дамах, чего ты видела-то, кроме своих четырех стен? что у вас за жизнь? куча-мала какая-то!

— Бабушка, давайте лучше не будем об этом!

— Смотри и учись, как надо делать.

Старуха напялила на голову уродливую, похожую на ведро шляпу с высокой тульей, взглянула на себя в зеркало и одобрительно покивала, наконец-то сбудется ее мечта! Приска вздохнула.

— Да поможет нам Пречистая дева Драгонте!

— Ты лучше при мне даже имени этой дряни не произноси, как она поступила с бедняжкой доном Ресесвинто! видать, почище паскуда, чем Пречистая дева Энсины, а еще считается покровительницей Бьерсо!

— Как вы можете такое говорить о Непорочной деве?

— Не мели чепуху, черт возьми, если уж говорить о непорочности, так, по-моему, единственной непорочной девой здесь осталась я одна.

— Не буду спорить, бабушка.

Пошатываясь, она сама, без посторонней помощи, вышла из дому, у порога сын подхватил ее за талию и как амазонку подсадил в нарядное седло красавца коня, затем вскочил сам, устроившись позади и поддерживая старуху, чтобы она не потеряла равновесия и не свалилась. Они двинулись в путь в сопровождении одних только мужчин, спеша на поиски трех сундуков с сокровищами, зарытых высоко в горах, собственно говоря, им был нужен сундук с золотом, найди они какой-нибудь другой, радости было бы мало, путники шли, как положено в таких случаях, гуськом, зонтики торчали над ними частоколом, дождь нужен был позарез, если он не пойдет, то откуда тогда возьмется знаменитая струя, однако, судя по небу, опасаться нечего, вот-вот польет как из ведра. С того момента как они вышли из селения, направляясь к Золотой долине, не произошло ничего особенного, разве что, несмотря на глубокую секретность, в которой готовился поход, число желающих в нем участвовать все увеличивалось, к ним присоединилось уже человек пятьдесят.

— Осторожнее там с лошадью, не дай бог ей споткнуться, а то старушка того и гляди может рассыпаться.

От Золотой долины дорога круто поднималась вверх к Адскому утесу, взбираться по ней было мучительно трудно, местами дорога разветвлялась на узкие тропинки, на которых едва могла ступить лошадь, их протоптали бесчисленные искатели кладов, день и ночь рыскавшие но горам, вдвойне трудно одновременно удержаться на ногах и не сбиться с пути, который указывала донья Ода.

— Горячо, черт вас возьми, идите туда, там горячо.

Она командовала, как в детской игре, когда ищут спрятанное сокровище, горячо, значит, так держать, вперед, мы уже близко, холодно — мы отдалились и надо поворачивать. Начали падать первые капли дождя.

— Она что, издевается над нами?

— Помолчи, а то еще, чего доброго, взбеленится!

— Горячо! Горячо!

На одном из крутых поворотов кавалькада вдруг застыла на краю обрыва, как бронзовая статуя на каменном пьедестале. И как бы испытывая стойкость людей, полил дождь, он падал сплошной завесой, шлифуя красно-желтые камни и полируя зеленые листья, настоящий потоп, воздух насытился электричеством, лошади, упираясь в каменный грунт, высекали подковами искры, и смешавшийся конь был первым, кто проявил здравый смысл, отказавшись продолжать путь.

— Я сказала «горячо», чтоб вам пусто было.

Старуха одной рукой придерживала свою несуразную шляпу, которая как пугало торчала над раскрытыми зонтами, а другой подталкивала сына, ее дубленая кожа была непроницаема для дождя, то был ее день, и вода — это как раз то, что нужно, она рассказывала об этом тысячи раз, никто сейчас не мог идти на попятную.

— Мама, как вы себя чувствуете?

— Горячо, ты что, меня не слышишь?

— Животное отказывается идти. А вы, мама?

— А ты стегни его как следует куда надо, увидишь, как он поскачет.

Господи, да они все насмерть разобьются! Элой спешился и силой стащил с седла донью Оду, упорство лошади остановило всех, задние, падая и поднимаясь, теснили передних, чтобы посмотреть, что там происходит.

— Ведь так и шею свернуть недолго, мы что, рехнулись?

Некоторые, настроенные скептически, промокнув до нитки, решили повернуть назад.

— Бабка прет как танк, ей хоть бы что, а мы за ней как стадо баранов.

— И кто только выдумал эту затею?

— По-моему, Менендес.

— Только этому придурку такое в голову могло прийти, я пас.

Донья Ода упрямо стояла на своем, для нее существовало только два пути, или они найдут сундук, или веревка на шею, неужели она испугается какого-то дождя, если сейчас наконец должно свершиться то, о чем она мечтала с детства? Ей плевать, если при этом они все свалятся вниз. Она даже помочилась от избытка чувств, не теряя при этом своего достоинства.

— Неужели вы хотите продолжать путь, бабушка?

— А ты как думал? Само собой.

— Ну тогда вперед!

Ховино совершил поистине цирковой трюк, он усадил ее себе на плечи, как делают папаши на демонстрации, когда их чада выбиваются из сил и не могут шагать рядом с ними, и двинулся вперед, ступая по краю пропасти, словно канатоходец, исполняющий свой коронный номер, да еще без страховки. Никто не последовал его примеру, только Элой умоляюще крикнул:

— Ради бога, ты мне только ее не урони!

Ховино