Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

Колдун молча поднялся и молча двинулся по тропе, ведущей в стойбище. Его лицо было непроницаемым.

Гудит высокое пламя пиршественного костра, посылая к летним звездам бесчисленные искры. Шипят на вертелах над очагами куски мяса, источающие дивный, возбуждающий аромат, от которого в начале пира текли слюни и сладко ныли желудки. Но сейчас есть почти никто уже не в силах; общинники опьянели от сытости. И не только от сытости: ходят по кругу деревянные миски с хмельным питьем. Открывшая пир ритуальная охотничья пляска давно окончена; теперь можно все, теперь пляшет кто хочет и как хочет; кто во что горазд. Даже детишки прыгают, толкаются, визжат возле большого костра вместе со взрослыми, под стук колотушек о раскрашенные кости мамонта – праздничные барабаны детей Сизой Горлицы, под крики, смех, улюлюканье тех, кому лень даже с места двинуться – не то что плясать. Или невмоготу. От сытости.

Аймик не пляшет. Он сидит скрестив ноги – не в стороне, со всеми. Он глядит туда, где пляшут, улыбается и даже что-то выкрикивает время от времени. Как нужно, как другие. В руке костяной стержень с нанизанным куском хобота. Когда сползает улыбка и нет сил ее вернуть, Аймик подносит его ко рту и рвет зубами давно остывшее, но мягкое и все еще сочное мясо, жует и глотает, не чувствуя его вкуса.

От костра чуть ли не бегом – громадная фигура Хай-юрра. Он тащит за руки Малуту и Ату, а на плечах устроился Курри, его сынишка. Айюги не видно, должно быть, уже ушла. Все четверо веселы, все хохочут, а Курри так просто захлебывается от смеха, барабаня кулачонками по отцовскому темени. Подбежав, Хайюрр бросает Ату прямо на Аймиковы колени, валит наземь Малуту и, громогласно хохоча, падает сам рядом с Аймиком. Его сынишка с радостным визгом слетает с отцовских плеч и несколько раз перекувыркивается через голову, туда и обратно.

Отсмеявшись, Хайюрр смотрит на Аймика, хлопает его по плечу и слегка приобнимает:

– Не грусти, дружище! Такое – в последний раз! Завтра, как только Обряды закончим, душу из Рамира вытрясу! Чтобы до осени тебя усыновили. Впрямь – сколько можно?

Ата, лежащая на коленях Аймика, заглядывает ему в лицо, проводит ладонью по его довольно-таки редкой бороде и спрашивает:

– Муж мой, ты как?

– Хорошо, все хорошо! – скалит он зубы. – Объелся, должно быть. Хочешь?

Он подносит ко рту жены свой уже опостылевший кусок жареного мамонтового хобота. Она мотает головой, рывком садится и, тут же забыв об Аймике, смотрит на пляшущих.

– Смотри, смотри! – дергает мужа за рукав, показывая другой рукой на двух стариков, выделывающих особенно замысловатые коленца. Заливается смехом и бьет в ладоши. Аймик вторит жене.

В руках Хайюрра появляется деревянная миска с хме-люгой. Он делает несколько шумных глотков и хохочет от удовольствия.

– А ну, дай-ка сюда! – Из-за плеча Аты протягивается волосатая ручища. Хайюрр забирает у Аймика мясо, а другой рукой ставит Ате на колени изрядно початую миску. Через мгновение весь оставшийся кусок хобота исчезает в щели, открывшейся вдруг в густой поросли его бороды и усов.

– М-м-м, ну и вкуснятина! – хохочет он, поглаживая свой живот. – Думал – и куска не проглочу, да наплясался, выпил – и снова жрать хочу!

Ата, едва пригубив, передает хмелюгу мужу.

Аймик пьет не отрываясь, медленными глотками.

(«Их хмелюга забористей нашей. Или просто здесь ее больше пьют, чем там, у детей Тигрольва?»)

Наполовину опорожненная посудина уходит дальше, в чьи-то протянутые руки. Стучит барабан, стучит в висках, пляшут люди, пляшет пламя костра, пляшут звезды…

…И весело смеется Ата!

– Эй, Аймик, не спи! Плясать пойдем; ты сидишь и сидишь, словно смолой приклеенный. Вот и объелся.

(А-а-а —все равно!)

Он неестественно хохочет…

(Сойдет! Сейчас не заметят.)

– И то! Помоги-ка встать.

…И, опираясь на руку Хайюрра, пытается рывком вскочить на ноги. Это не удается, и, не сразу поднявшись, Аймик чувствует, что мир вокруг слегка покачивается.

– Ну что, спляшем? – говорит он невесть откуда взявшейся Малуте.

Бьют колотушки о раскрашенные кости. Пляшут люди. Пляшут звезды. Пляшет сама ночь… Это длится вечность; они то сбиваются в кучу, то расходятся в круг, обнимая друг друга за плечи, то разбиваются парами… Малута только кажется большой и грузной; она гибкая, она ловкая, с ней легко…

Стук колотушек сливается с дружными выкриками:

– Эй-хо! Эй-хо! Эй-хо!

Сейчас самые веселые духи пляшут вместе с людьми, и… соединяют пары. Движения тел, и рук, и ног все гибче, все вольнее, все призывнее…

– Эй-хо! Эй-хо! Эй-хо!

…А вон и Ата. Она разгорячена, она весела, ее лицо сияет, ее тело выгибается…

…И Хайюрр! Хайюрр-охотник! Хайюрр-воин!.. Отважный Хайюрр!.. Красавец Хайюрр!..

– Эй-хо! Эй-хо! Эй-хо! (Ата! Ата! АТА!!!)

Дрожит земля. Качается небо. Звезды, духи и люди сошлись в соединяющей пляске… АТА! АТА!! АТА!!!

…Аймик понял, что он уже вне круга; он стоит один, тяжело дышит и выискивает глазами Ату и Хайюрра. И когда увидит то… что должен увидеть, тогда… тогда…

Кружащиеся звезды опрокидывают его наземь.

Аймик лежит рядом с Атой в ее постели, слушает звуки ее шепота, не понимая смысла, морщась от ломоты в висках. Он лишь чувствует: жена шепчет что-то радостное, хорошее… Да, Ата нашла свой дом, и как же теперь быть? Как сказать ей, что нужно собираться и уходить неведомо куда, и чем скорее, тем лучше?

(Колдун говорил… О детях Волка: они могут подсказать и помочь… Что ж, они пойдут туда, к Армеру; Ата, быть может, даже обрадуется… Сородичи? Земли детей Тигрольва? Он, Аймик, сумеет пройти незамеченным… Духи помогут – коль скоро он так уж им нужен…)

Аймик рассеянно поглаживает знакомые пряди волос, плечи, спину. Темнота вокруг слегка покачивается… Ата трется носом и щекой о его шею. Он различает в ее шепоте:

– …это ничего, ты не бойся! Все будет хорошо…

(Да,сегодня он был не на высоте. Не то что Хайюрр… Вон он там, до сих пор… Ого! Айюга постанывает, а Малута смеется…)

…«Все будет хорошо?» Да, конечно же. Они уйдут к детям Волка, и Армер поможет…

Запах надвинулся сразу, из тьмы, так, словно кто-то враз забил ему ноздри полусгнившими листьями; тьма замерцала и стала вращаться, и…

…Он лежит лицом на бревнах, медленно скользящих вниз по течению. Пахнет речной свежестью. Затылок припекает. Скользит еле уловимая тень. С неба доносится протяжный трубный клич. Он поворачивается и, прикрыв ладонью глаза, смотрит ввысь. Там парит большая ширококрылая птица, снизу кажущаяся черной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});