Хороши в постели - Дженнифер Вайнер

негромко постучали.

– Обслуживание номеров, – сообщил официант и вкатил тележку.

Горячий кофе, горячий чай, четыре вида сока и сухой тост.

– Поправляйтесь, – сказал он сочувственно. – Мисс Райдер договорилась о позднем выезде.

– Насколько позднем? – скрипучим голосом спросила я.

– Насколько вам будет удобно, – ответил официант. – Не торопитесь. Приятного аппетита.

Он раздвинул шторы, открывая панорамный вид на город.

– Ух ты, – не смогла я удержаться.

Солнечный свет резал глаза, но вид, бесспорно, впечатлял. Я видела Центральный парк, усеянный крошечными людьми и деревьями, чья листва постепенно меняла цвет на золотой и оранжевый. Вдалеке виднелась полоса высоток. За ними река. Потом Нью-Джерси. «Он живет в Нью-Джерси», – услышала я свой голос.

– Это пентхаус, – сообщил мне официант и удалился.

Я налила себе чашку чая, добавила сахар и попыталась съесть кусочек тоста. Ванна, с грустью заметила я, вместила бы двоих. На самом деле даже троих, будь у кого-то такие наклонности. Богатые люди думают иначе, рассуждала я, напуская воду, горячую настолько, насколько я могла вытерпеть. Добавила пенящегося лосьона, который якобы обладал такой восстанавливающей мощью, что я должна была подняться из ванны возрожденной или как минимум выглядеть много лучше, и стянула платье через голову.

Вторая ошибка за утро. Повсюду в ванной комнате были зеркала. И эти зеркала давали обзор, который редко встретишь где-то, кроме магазина. Картина в них выглядела так себе. Я закрыла глаза, чтобы не видеть растяжек и целлюлита.

«У меня сильные загорелые ноги, – напомнила я себе; на той неделе на занятии для полных мы отрабатывали позитивную самооценку. – У меня красивые плечи».

И я скользнула в ванну.

Итак, я с горечью предалась анализу, у него есть другая. А на что я рассчитывала? Он еврей, у него есть образование, он высокий, гетеросексуальный, приятной внешности – кто-то обязательно да подцепит.

Я перевернулась, заливая пол каскадом воды. Но он любил меня. И всегда говорил мне об этом. Он считал, что я идеальна… что мы идеально друг другу подходим. А через десять минут у него в постели уже другая? Делает то, что, как он клялся, хотел, чтобы делала только я?

Вернулся неумолимый внутренний голос. Но ведь это ты хотела расстаться. И чего ты ждала?

– Филадельфия, мисс, верно?

Водитель был русским и даже носил водительскую фуражку. Машина оказалась лимузином, с задним сиденьем размером больше, чем моя кровать, а то и вся спальня. Я заглянула внутрь.

Там был телевизор, видеоприставка, модная стереосистема… и, разумеется, бар. Различные напитки в сверкающих графинах из граненого хрусталя, ряд пустых стаканов. Мой желудок лениво трепыхнулся.

– Минуточку, – выдавила я и помчалась обратно в вестибюль.

Уборные в отелях превосходно подходят и для того, чтобы протошниться.

Мой вид, когда я наконец доковыляла обратно к машине, как будто повеселил шофера.

– Желаете ехать по платке?

– Как проще, – ответила я, проскальзывая на заднее сиденье, пока шофер загружал мой рюкзак, обувные коробки и сумки с покупками из салона красоты в багажник. На заднем сиденье, рядом со стереосистемой и телевизором, обнаружился телефон. Я тут же схватилась за трубку и вся вспотела от отчаянного желания узнать, пытался ли Брюс связаться со мной прошлой ночью. На автоответчике было одно-единственное сообщение.

– Привет, Кэнни. Это Брюс, перезваниваю. Я уезжаю домой на несколько дней, так что еще раз перезвоню, возможно, позже на неделе.

Никакого: Мне жаль. Никакого: Это все дурной сон. Звонок был в одиннадцать утра, надо понимать, после утреннего перепихона и бельгийских вафель на завтрак с мисс Скрипучие Пружины, которая, спасибо моей науке, никогда не называла его человеком-биде и весила, вероятно, меньше его.

Я закрыла глаза. Было так больно.

Я положила трубку обратно, пока мы неслись по платной магистрали Нью-Джерси со скоростью сто тридцать километров в час прямо мимо съезда, который вел к дому Брюса. Я постучала двумя пальцами по стеклу, когда мы пронеслись мимо.

Здравствуй и прощай.

Воскресенье прошло в потоке слез и блевотины в доме Саманты, куда мы с Нифкином сбежали от молчащего телефона. Должна отметить, что Саманта сделала все возможное, чтобы сдержаться и не сказать «А я говорила!». Она продержалась дольше, чем смогла бы я, – до самого вечера, пока у нее наконец не закончились вопросы о Макси и она не перешла к теме Брюса и того катастрофического звонка.

– Но ты же с ним порвала не без причины, – заметила Саманта.

Мы сидели в кондитерской «Розовая роза». Саманта грызла миндальное печенье. Я ковыряла вилкой эклер в виде бейсбольного мяча и размером с этот самый мяч – лучшее легальное противоядие от человеческих страданий, какое я могла найти, полагая, что хуже не будет. Я ведь ничего не ела с полудня прошлого дня с Макси в Нью-Йорке.

– Знаю, – ответила я. – Просто не могу ее вспомнить.

– И ты ведь все заранее продумала?

Я кивнула.

– Значит, по крайней мере, должна была рассматривать возможность, что он найдет другую?

Тогда, давным-давно, это казалось мне невозможным. В какой-то момент я даже надеялась, что он найдет какую-нибудь тупоголовую девчонку, которая носит на лодыжках браслеты, не бреет волосы под мышками, которая бы полуночничала и накуривалась с ним, пока я упорно работала бы, продавала сценарии и продвигалась в рейтинге «Тридцать до тридцати» от журнала «Тайм». Когда-то давно я могла обдумывать этот сценарий без слез, тошноты и/или чувства, что хочу умереть, или убить его, или убить его, а потом умереть.

– Были причины, по которым у вас не складывалось, – продолжала Саманта.

– Напомни мне их.

– Он не любил ходить в кино.

– Я хожу в кино с тобой.

– Он вообще никуда не любил ходить!

– И что, я умру, если посижу дома? – Я ткнула эклер так сильно, что он опрокинулся, истекая заварным кремом. – Он действительно был хорошим парнем. Хорошим, милым парнем. А я просто дура.

– Кэнни, он сравнил тебя с Моникой Левински в национальном журнале!

– Ну, это не самый худший в мире поступок. Не изменял же он мне.

– Я знаю, в чем дело. – Саманта ткнула в меня печеньем.

– И в чем же?

– Речь идет о желании получить то, чего не можешь. Закон вселенной: он любил тебя, ты задыхалась от скуки. Теперь он ушел, а ты отчаянно хочешь, чтоб он вернулся. Но подумай, Кэнни… разве что-то существенно изменилось?

Я хотела ей ответить, что изменилась я. Что я внимательно перебрала то, что еще значилось в моей личной вселенной знакомств. Его звали Стив, он носил сандалии и даже не рассматривал вечер со мной как свидание.

– В итоге ты просто бросишь