Война за "Асгард" - Кирилл Бенедиктов

Шейх Абдул ал-Хури, непроницаемый, как египетский сфинкс, сидел отдельно от всех, отодвинув свое кресло почти к стене. Он, как обычно, был одет в простой белый бурнус, перепоясанный грубой веревкой. Официальную должность для него так и не придумали, но ибн-Сауд считал его одной из ключевых фигур Малого совета. Ал-Хури отвечал за взаимоотношения с кланами Новых территорий — Йемена, Маската и Омана. Сам он происходил из древнего рода горцев бейт-катир, некогда претендовавшего на власть над всем Хадрамаутом. После присоединения Новых территорий к государству Саудидов и создания объединенного королевства Аравии и Эмиратов Залива большая часть горных кланов отказалась от своих сепаратистских амбиций, превратившись в верных союзников династии. Однако верность горцев имеет свои пределы, предупреждал ас-Сабаха король. Стоит им увидеть твою слабость — и они покинут тебя. По неподвижному, опутанному сетью глубоких коричневых морщин лицу шейха было невозможно определить, считает ли он поведение короля слабостью. Скорее всего, решил Тамим, старик еще не сделал для себя определенных выводов и ждет, какие шаги я предприму дальше. Что ж, боюсь, мне придется его разочаровать.

Четвертый член совета, имам Зийяд ар-Рахман, напротив, не старался скрыть своих чувств. Его худое нервное лицо с постоянно подергивающимся правым веком выражало сложную гамму гнева, скорби и недоумения. “Ар-Рахман прям и честен, — наставлял Тамима король, — он не побоится прямо высказать тебе то, о чем другие предпочтут шептаться за твоей спиной или говорить обиняками. В моей семье его называют Зийяд ас-Садык, то есть Правдивый Зийяд. Эта его открытость может сослужить как хорошую, так и дурную службу. Если хочешь узнать правду о каком-то щекотливом предмете — спроси Зийяда. Но не давай ему много говорить в совете, особенно если дело касается этических вопросов, потому что его несгибаемая позиция может смутить остальных. Имам — не политик, а духовное лицо. Помни об этом, когда будешь работать с ним”.

С имамом, во всяком случае, все понятно, сказал себе Тамим. Он наверняка считает меня виновным в ужасном грехе ширка, то есть поклонения иному богу, кроме Аллаха. Ему совершенно все равно, чем именно вызван этот грех — политическими соображениями, экономическими интересами или личной слабостью. Если я позволю Зийяду выступить первым, все оставшееся время мне придется потратить на оправдания. Поэтому самое важное — выбить у него почву из-под ног упреждающим ударом. Во всяком случае, чутье имперсонатора подсказывает мне, что так поступил бы сам король. Жаль только, чутье ничего не говорит мне о том, какие слова он бы для этого использовал.

По левую руку от имама сидел Юсуф аль-Акмар. Особенных сюрпризов от министра двора ас-Сабах не ожидал, полагая, что все претензии, которые тот хотел высказать племяннику, уже прозвучали. Тем не менее он наблюдал за дядей короля так же внимательно, как и за другими членами совета. Мрачный, как небо в песчаную бурю, аль-Акмар старательно избегал смотреть в лицо своему повелителю, сосредоточенно записывая что-то в электронном блокноте. Да, в который раз подумал ас-Сабах, это он, человек, посвященный в план ибн-Сауда. Он единственный из присутствующих, кто знает мое настоящее имя и представляет себе все ничтожество моего происхождения. Скорее всего, именно на него возложена задача передать полученную мной информацию истинному королю. Тогда он — ключевое звено всей комбинации. Какой тонкий замысел — вложить в меня почти всю личность ибн-Сауда, все его потаенные желания, тайные планы и непритворное отношение к окружающим его людям, но скрыть важнейшую часть заговора. А вдруг это не Юсуф? Впрочем, что это меняет? Король приказал мне собрать Малый совет и произнести некие слова — в зависимости от того, что я узнаю, встретившись с Иеремией Смитом. Кто-то из членов совета должен сообщить эти слова ибн-Сауду. Что же здесь сложного? И какая мне, в сущности, разница, кто связной? Пешке, которую жертвуют противнику, не следует быть излишне любопытной — ее судьбу это все равно не изменит. Смешно же, в самом деле, думать, что я в этой игре больше, чем пешка — пусть даже волей игрока прошедшая на пару ходов в ферзи.

Последний из собравшихся в комнате мужчин, высокий темноволосый йеменец с коротко подстриженными усиками над рассеченной тонким шрамом губой, садиться не стал. Он привалился спиной к украшенной псевдоарабским орнаментом стене кабинета, засунув руки в карманы широких черных брюк. Шелковая рубашка цвета грозового неба облегала мощные, немного покатые плечи, широкую грудь, плоский, как у подростка, живот. Глаза, влажные и живые, словно омытые росой маслины, зорко следили за всем, что происходит в кабинете. Это был Ахмад бен Теймур, командир телохранителей ибн-Сауда, племянник жены короля Зухры. Рано лишившийся родителей, ставших жертвой эпидемии двадцать четвертого года, он воспитывался во дворце Саудидов в Эр-Рийяде. Принц Хасан заменил ему и отца, и старшего брата. Преданность бен Теймура королю была беспредельной. Ибн-Сауд ценил его так высоко, что сделал командира телохранителей полноправным членом Малого совета — к немалому неудовольствию Юсуфа аль-Акмара, усмотревшего в этом грубое нарушение традиций. “Я бы ни за что не расстался с Ахмадом, — сказал король ас-Сабаху в их последнюю встречу, — тем более в такой момент, когда моя жизнь и судьба династии будут зависеть от игры одного-единственного актера… но если я оставлю его здесь, это вызовет подозрения. Все знают, что Ахмад сопровождает меня повсюду, и порядок этот не меняется уже многие годы. Поэтому он отправится с тобой. Пока он рядом, бояться тебе нечего; правда, у меня есть основания полагать, что к Пророку его не пустят. Во всех прочих случаях он должен следовать за тобой как тень. Он будет беречь тебя, но и ты береги его — помни, что человека надежней у нас с тобой нет”. У нас с тобой, с горечью повторил про себя ас-Сабах. Что же ты за человек, Хасан ибн-Сауд, что одинаково легко жертвуешь как самыми ничтожными из твоих подданных, чьи жизни для тебя ничего не значат, так и самыми преданными тебе родственниками?

Ахмад бен Теймур перехватил скользнувший по его лицу взгляд ас-Сабаха и едва заметно улыбнулся. Вот человек, не забивающий себе голову пустяками, подумал Тамим. Прием, оказанный делегации на базе ВВС в Барскдейле, свел бы с ума любого начальника охраны, но бен Теймур, по словам министра двора, оставался непроницаемо спокоен. Конечно, король мог посвятить его в тайну двойника — в этом случае Ахмаду вообще было не о чем волноваться. Но, с другой стороны, план, разработанный Хасаном, предполагал, что при необходимости бен Теймур будет защищать ас-Сабаха до последней капли крови. Тами-му почему-то не верилось, что потомок гордого княжеского рода Южного Йемена станет выказывать чудеса храбрости, спасая презренного имперсонатора пиратских фата-морган. Так что на месте ибн-Сауда он не стал бы раскрывать бен Теймуру все карты — не ради безопасности проходной пешки, а для обеспечения успеха просчитанной им комбинации. В любом случае у командира телохранителей имелась своя, специально отведенная для него роль в написанной ибн-Саудом пьесе, и сегодня он об этом узнает.

— Добрый вечер, господа, — поздоровался наконец Тамим ас-Сабах, завершив свой эксперимент со взглядом змеи. — У меня есть для вас немаловажная информация. Полагаю, будет лучше, если я для начала поделюсь ею с вами, а дальше вы уже будете задавать вопросы. Надеюсь, вы не против?

Несогласных, естественно, не нашлось. Даже непримиримый имам ар-Рахман не воспользовался случаем, чтобы что-либо возразить, — неукротимое любопытство оказалось сильнее оскорбленного достоинства ревнителя веры.

— Встреча, ради которой мы посетили Североамериканскую Федерацию, состоялась, — сообщил Тамим ас-Сабах.

Ораторская пауза напрашивалась сама собой. Тамим замолчал и вновь обвел собравшихся изучающим взглядом. Отметил вопросительно изогнутую бровь Тарика Гафири. Министр иностранных дел имел все основания удивляться — уж он-то наверняка был осведомлен, что из всех членов Совета Семи в Хьюстоне сейчас находятся лишь сам король и Роберт Фробифишер.

— Она прошла в сокращенном составе, — любезно пояснил ас-Сабах. — Тем не менее мы смогли обсудить большую часть вопросов, включенных в повестку дня.

Алид Касим глубоко вздохнул и запустил пальцы себе в бороду.

— Что касается экономического блока, то здесь проблем почти не возникло. Предложения, подготовленные эфенди Ка-симом, встретили понимание со стороны наших партнеров. При соблюдении некоторых условий можно предположить, что введение режима плавающих экспортных цен для Аравийского Нефтяного Консорциума будет одобрено специальной резолюцией Совета Наций.

Грузный советник по экономическим вопросам тут же перестал ерзать в кресле и придал себе гордый и немного смущенный вид человека, неожиданно объявленного спасителем человечества. Насколько мог судить ас-Сабах, отмена фиксированных цен на поступающую из шельфовых скважин Залива нефть была давней мечтой дома Сауда. Из пройденного в лаборатории доктора Газеви курса истории он знал, что прекратившая несколько десятилетий тому назад свое существование организация ОПЕК использовала экспорт нефти в качестве мощного рычага влияния на мировую политику. С потерей права регулировать цены на продаваемую на внешних рынках нефть Аравия превратилась в обыкновенную страну-бензоколонку — такую же, как Венесуэла или Россия. На протяжении двадцати с лишним лет квоты на экспорт нефти Залива и закупочные цены на нее определяла Всемирная Энергетическая Корпорация, формально являвшаяся агентством Совета Наций, а фактически давно превратившаяся в инструмент Белого Возрождения. Казалось невероятным, чтобы Корпорация выпустила из своих рук столь важную карту. И все же вчера в подземелье Хьюстонский Пророк пообещал ас-Сабаху именно это.