Тайны прошлого - Владимир Имакаев

Прямо перед замком на рассвете сложили огромный костер, и молодая жена с ребенком во чреве, была заживо сожжена.

Барин вернулся слишком поздно, костер уже догорел, но обугленное тело его возлюбленной продолжало тлеть. У костра была установлена большая надпись: «Сия ведьма, сожжена во имя и во славу святой церкви и непорочного Господа Иисуса Христа, с позволения отца Митрофана».

Вопль оглушил лес. Испуганные крестьяне забились в православную церквушку вместе с попом, который без устали бормотал молитвы.

Воитель ворвался в замок, увидел своих верных слуг мертвыми, озлобился еще больше — открыл сундук, в котором хранился его меч, выкованный из неведомой стали, легкий как перо и острый как зубы дракона. Воин встал у дверей храма, проклял святое имя Бога и призвал в помощь такую нечисть, что у меня и язык не повернется повторить. И с богохульствами на устах и глазами залитыми от ярости кровью, ворвался в храм и изрубил на части всех находящихся там, не жалея ни женщин, ни детей.

— Ой, ну ты можешь жути нагнать, — дед Петро, дрожащей рукой налил еще по чарочке себе и дяде Ване.

— А что дальше? — Саньку не терпелось узнать продолжение.

— А то. Продал он душу свою взамен на силу, чтобы бороться со святою церковью. Но перед этим поехал хоронить останки возлюбленной в землю предков, как и пообещал ей, когда брал в жены. Там-то в тех краях ведьмаков, да шайтанов пруд пруди, для каждого племени свой, да и не один нечистый. А нечисть до нечисти тянется, вот и сдружился там со всякими… Понаучился такому, что поговаривают по воздуху мог передвигаться — черти похватают по бокам и тянут его по воздуху.

Стал он тут церкви палить, православный народ губить, не было от него никакого спасу! Каждый раз как на охоту собирался, поговаривают, сопровождал его туман, да такой что будто на рассвете — алого цвета. Многие храбрецы хотели извести его со свету, да никто не одолел. Каждый, кто бросал ему вызов во имя Господа нашего Иисуса Христа живым после того не оставался.

Санек поежился, он чувствовал, как тошнота подошла к его горлу, еще немного и его вывернет наизнанку.

— Собрали тогда немалое войско, — продолжил свой рассказ дядя Ваня, — тысяч пять самых сильных, все под знаменем с крестом, в доспехах освященных, в шлемах с письменами из святого Писания, со всех краев посходились на битву…

Много пало тогда, других похоронил розовый туман своим покрывалом. Те, что в живых остались говорили: «С самим нечистым в тот день схватка была». Стрелы от него будто соломинки отлетали, меч об доспехи не один поломали, да и будто ветрами повелевал, то ли духами нечистыми какими. Словно целое невидимое войско за него воевало.

Но количеством одолели его, хотя силы у него не убавлялось. Накинули сети из прочно скованных стальных цепей, забрали меч да и доспехи поснимали, и стали думать, как же разделаться с ним. Решили, что нельзя, его кровь проливать. Почему они так решили, даже мудрейшие из старцев нынче не знают, может, чтобы зараза дальше не пошла, может оттого, что не хотели землю нашу святую марать таким отродьем. Это ж надо душу свою лукавому продать!

Так вот, присудили его повесить. Веревку взяли самую прочную, жиром свиным натерли, чтоб как сталь блестела и вмиг стянулась, такая не то, что человека — слона удушит. Зачитали приговор, мол, за колдовство да ворожбу, за сообщение с лукавым отлучили от святой церкви и приговорили к смертной казни. Прямо в цепях держали его, дабы не сбежал. Народу собралось тьма как много, все галдят, кто молится, кто к оберегам притуляется, бояться да не расходятся. «Признаешь ли ты себя виновным? — спросил палач. — Не хочешь ли раскаяться в злодеяниях и вернуться в лоно церкви?» Но в ответ только был раскатистый хохот, от которого народ еще пуще стал молиться и взывать к помощи святых.

Открылись ставни под ногами осужденного. Народ ахнул и замер. Почти половина в ужасе кинулась бежать. Не стянулась петля. Как ни в чем не бывало стоял он, словно и не убрали из под ног опору. Завис в воздухе, вот вам крест, — и дядя Ваня перекрестился, — так говорит легенда. Стоит, мол, хохочет и на непонятном языке бормочет, точно ворожит.

Кинулся народ хворост кидать — раз не повесим, так сожжем. Такого сушняка набрали, что малейшая искра и пламя взовьется, до тридесятого царства видно будет. Но не так то просто эту искру добыть. Огниво взяли новое, и искра вроде есть, да вот только ветер мерзопакостный все ее куда-то относит, и как ни разжигали — никак не смогли. И из соседней избы раз десять лучинку выносили — тухнет и все, потом и факел с соломы взяли просмоленный хорошенько, и его ветер-хулиган потушил, как только из дому вынесли.

И огонь не берет, так может вода похоронит его. Обвесили камнями, замотали цепями, на двух лодках еле вывезли и скинули в самом центре озера, как раз вот этого, в котором мы рыбачим с тобой иногда. И что бы вы думали, со всех сторон задули ветра, да с такой силой, что воду вместе с лодками расхлестало вокруг метра на три от того места, где злодея кинули. Через пару минут губитель, злорадствуя, стоял на сухом дне. Еле вытянули его оттуда — ветрюган не давал подойти.

Тогда-то и решили, залить злодея в его же золотые украшения и богатства. Все равно никто их брать не хотел, потому как боялись, что дух умершего не будет давать им покоя. Расплавили они все его богатство, все монеты и ожерелья, ну, в общем, все золото, что у него было. Сначала сделали гробницу, положили его туда и залили сверху расплавленным золотом. И меч его, и книгу колдовскую, и кинжал неимоверной красоты для обрядов туда же кинули. Тут уже ни ветер, ни то, что летать умел не помогло ему. Почему? Да потому, говорят, что пост как раз начался, и народ пуще прежнего Боженьке взмолился. Может потому, сила бесовская-то и не подействовала.

— Ах, ты болтун старый! — как гром среди ясного неба прозвучал бабушкин голос. — Да я тебя, страшила, сейчас так отколочу за то, что дитя пугаешь, свои не узнают!

Она подошла к столу, и если бы не вырывающийся из рук молочный поросенок, оттягала бы за чуб старого лесника. Увидев почти пустую бутылку горилки, она перехватила поросенка в одну руку и дала подзатыльник деду. Он в ответ хотел толкнуть старуху, а получилось, что подбил порося. Розовая хрюшка, воспользовавшись моментом, высвободилась из цепких рук старухи и прыгнула на стол. Вразнос пошло все! Дом заходил ходуном.

Вроде молчаливый до этого зверек, стал так визжать, будто понял, что его в скором времени будут резать. Он прятался под кровать, прыгал по стульям, пробегая у окна, зацепил тюль и свалил гардины, прихватив при этом и горшки с цветами, стоявшие на подоконнике. Бабка не успевала за ним и с каждым новым шумом от разбивающейся утвари, отпускала нелестные слова в адрес, то деда, то дяди Вани. Дед хотел помочь накинуть мешок на забившееся в угол животное, за что получил по носу, так как, не заметив его, бабушка, решила резко подняться и ее затылок с уже слетевшей косынкой и растрепанными седыми волосами встретился с переносицей деда Петра. Дядя Ваня упал на пол и, схватившись за живот, хохотал, допивая при этом остатки горилки. Один Саша никак не реагировал на творившийся балаган. Он будто вернулся в ту избу посреди леса, прокручивая в памяти каждое слово, из сказанного дядей Ваней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});