Известие о похищении - Габриэль Гарсиа Маркес

Действуя на разных фронтах, Эскобар пытался торговаться об освобождении Пачо за спиной Вильямисара даже в период наиболее активной деятельности Альберто. Через приятеля-священника он направил Эрнандо Сантосу письмо и предложил встретиться с одним из своих адвокатов в церкви Усакена. В письме говорилось, что это очень важно для освобождения Пачо. Эрнандо знал этого священника и уважал его как праведника, поэтому в указанный день ровно в восемь вечера прибыл на встречу один. Собеседник, которого трудно было разглядеть в церковном полумраке, предупредил, что к картелю не имеет никакого отношения, но своей карьерой обязан Пабло Эскобару и не мог отказать в его просьбе. Ему поручено просто передать два документа: доклад Международной Амнистии, критикующий полицию Медельина, и предисловие к докладу о бесчинствах Элитного корпуса, которое он предложил опубликовать в газете как передовицу.

— Я приехал только ради вашего сына,— уверяя адвокат.— Если вы завтра опубликуете эти материалы, послезавтра Франсиско будет на свободе.

Эрнандо прочитал «передовицу». В ней шла речь об уже не раз обнародованных Эскобаром фактах, изложенных теперь с леденящими душу подробностями, которые не поддавались проверке. Текст был написан с откровенностью и изощренным коварством. По словам адвоката, писал его сам Эскобар. Во всяком случае, его стиль чувствовался.

Доклад Международной Амнистии уже публиковался в нескольких газетах, и Эрнандо Сантос не возражал сделать это еще раз. Что касается предисловия, в нем приводились слишком серьезные факты, чтобы публиковать их без проверки. «Пусть пришлет мне доказательства, и мы опубликуем это немедленно, даже если Пачо не освободят»,— ответил Эрнандо. На этом разговор окончился. Адвокат заявил, что считает свою миссию выполненной, как бы вскользь поинтересовался, сколько Эрнандо заплатил Гидо Парре за посредничество.

— Ни сентаво,— ответил Эрнандо.— Мы никогда не говорили о деньгах.

— Скажите правду,— настаивал адвокат,— Эскобар контролирует все счета, и ему эти сведения нужны для проверки.

Эрнандо повторил еще раз то же самое, и они сухо распрощались.

Наверно, единственным, кто верил тогда, что развязка не за горами, был астролог Маурисио Пуэрта, пристально следивший за жизнью страны по звездам и сделавший неожиданные выводы из гороскопа Пабло Эскобара.

Эскобар родился в Медельине 1 декабря 1949 года в 11.55 дня. Таким образом, он был Стрельцом под сильным влиянием Рыб при самом неблагоприятном сочетании планет: Марс вместе с Сатурном находились в созвездии Девы. Для таких людей характерны жесткий авторитаризм, деспотизм, неуемные амбиции, строптивость, вспыльчивость, непокорность, анархия, отсутствие дисциплины и противостояние власти. Финал неизбежен: внезапная смерть.

Поскольку с 30 марта 1991 года в ближайшие три года Сатурн будет виден под углом пять градусов, у Эскобара остаются только три варианта дальнейшей судьбы: больница, кладбище или тюрьма. Четвертая — монастырь — выглядела в его случае маловероятной. Так или иначе, ситуация требует, скорее, согласования сроков переговоров, чем окончательного разрыва. И самое лучшее для Эскобара — сдаться на предлагаемых правительством условиях.

Как заметил тогда один из журналистов, «Эскобар, должно быть, сильно встревожен, раз так настойчиво интересуется своим гороскопом». Дело в том, что, услышав о предсказаниях Маурисио Пуэрты, Эскобар захотел узнать все до мельчайших подробностей. Его посланники, однако, не дошли до цели, а один из них вообще бесследно исчез. Чтобы оказаться поближе к Эскобару, Пуэрта организовал в Медельине широко разрекламированный семинар, но череда нелепых и странных случайностей вновь не позволила им встретиться. Как объяснил Пуэрта, звезды никому не позволяют вмешиваться в судьбу, уже ставшую неотвратимой.

Супруга Пачо Сантоса тоже столкнулась с проявлением сверхъестественных сил в лице уже упомянутой подруги-ясновидицы, которая удивительным образом предсказала смерть Дианы и столь же уверенно утверждала, что Пачо жив. Когда в апреле они вновь встретились в каком-то общественном месте, ясновидица прошептала мимоходом:

— Поздравляю. Я вижу, он скоро вернется.

Эти слова оставались единственным утешением до того дня, когда падре Гарсия Эррерос выступил со своим мистическим обращением к Эскобару. Как дошел он до этого прозрения и какое отношение имело к этому море в Ковеньясе, до сих пор остается загадкой для всей страны. Еще более загадочной выглядит история о том, как все это пришло ему в голову, В пятницу, 12 апреля 1991 года, падре встретился с доктором Мануэлем Элкином Патарройо, знаменитым создателем вакцины против малярии, чтобы договориться о создании под эгидой «Минуты с Господом» медицинского пункта ранней диагностики СПИДа. Кроме молодого монаха из его прихода, падре сопровождал его близкий друг, истинный антьокец, помогавший ему решать земные проблемы. Этот благодетель, который просил не упоминать его имени, по своей инициативе не только построил и подарил падре Гарсии Эрреросу личную часовню, но и добровольно выплачивал со своих доходов десятину на социальные проекты священника. В автомобиле, который вез их в Институт иммунологии к доктору Патарройо, у этого человека вдруг возникла идея.

— Послушайте, падре! Почему бы вам не вмешаться в это дело и не помочь Эскобару сдаться?

Вопрос был задан без предисловий и вроде бы ни с того ни с сего. «Это было как послание свыше»,— вспоминал он позднее, говоря о Боге с привычной почтительностью слуги и уверенностью друга. На священника эти слова подействовали, как выстрел в самое сердце. Он побледнел как мертвец. Беседовавшего с ним доктора Патарройо поразили горящие энергией глаза священника и его деловая хватка. Но он не слышал заданного по дороге вопроса. Зато спутники Гарсии Эррероса восприняли все иначе. «Падре словно витал в облаках,— вспоминает его друг-антьокец.— Во время разговора с доктором он не мог думать ни о чем, кроме моих слов, а уходя, так спешил, что я испугался». Друг-благодетель решил даже отвезти падре на выходные отдохнуть в Ковеньясе, популярном курорте на берегу Карибского моря, где сидят в теплой воде тысячи туристов и где кончается нефтепровод, подающий двести пятьдесят тысяч баррелей сырой нефти в день.

Падре не мог успокоиться ни на минуту. Он почти не спал, вскакивал из-за стола посреди обеда, днем и ночью часто ходил по пляжу. «О, море в Ковеньясе! — кричал он сквозь грохот волн. Сумею ли я? Должен ли я сделать это? Ты все знаешь, скажи, не сгинем ли мы в наших устремлениях?» После этих нервных прогулок он возвращался в дом совершенно спокойным, словно и впрямь получил от моря ответ, и начинал обсуждать со своим гостеприимным хозяином мельчайшие детали предстоящего проекта.

Ко вторнику, вернувшись в Боготу, падре уже имел представление, что ему делать, и окончательно успокоился. В среду он вернулся к привычному распорядку: проснувшись в шесть утра, принял душ, надел черную сутану с клериканским воротничком, поверх нее, как всегда, белый плащ-накидку и начал обсуждать текущие вопросы с Паулиной Гарсон, своей бессменной секретаршей на протяжении половины жизни. В тот вечер его телевыступление было посвящено другой теме, не имевшей никакого отношения к завладевшим его мыслями делом. В четверг утром доктор Патарройо, как и обещал, дал положительный ответ на предложение о сотрудничестве. Падре не стал обедать. Без десяти семь он приехал в студию «Интрависион», откуда транслировалась его программа, и прямо перед камерой выступил с импровизированным обращением к Эскобару. Эти шестьдесят секунд полностью изменили его оставшуюся жизнь. После возвращения домой на него обрушились телефонные звонки со всей страны и лавина журналистов, с того вечера уже не терявших его из виду, пока он не выполнил свое обещание отвести Пабло Эскобара за руку прямо в тюрьму.

Развязка приближалась, но прогнозы оставались весьма смутными; общество разделилось на две части: большинство верило, что добрый монах — святой, но были и такие, кто считал его полусумасшедшим. В действительности, многое в его жизни свидетельствовало о здравом уме священника. В январе падре отметил восемьдесят второй день рождения, в августе исполнялось пятьдесят два года с тех пор, как он принял сан, и среди влиятельных колумбийцев он, безусловно, оставался единственным, кто никогда не мечтал стать президентом страны. Седая голова и белая шерстяная накидка поверх сутаны завершали образ одного из самых уважаемых в стране людей. Он сочинял стихи, в девятнадцать лет опубликовал книжку, потом, тоже в молодые годы, еще одну — под псевдонимом Старец. Затем последовала давно уже забытая премия за сборник рассказов и сорок шесть наград за общественную деятельность. И в горе, и в радости он всегда твердо стоял на ногах, любил светские развлечения, умел рассказывать и слушать анекдоты на любые темы, а в минуты откровений обнаруживалась его суть, обычно скрытая под пастушеской накидкой,— сантандерец до мозга костей.