Ельцин - Тимоти Колтон

В политической сфере Ельцин благоволил либерализации избирательного законодательства, вступившей в силу после XIX партконференции, и боролся с мерами, угрожавшими погубить реформу, такими как предложение Горбачева о совмещении постов партийного секретаря и председателя местного совета. А что же насчет коммунистической партии и ее «ведущей роли»? На партконференции в июле Ельцин выступил за «социалистический плюрализм» (предложенную Горбачевым возможность высказывать различные точки зрения в рамках единой правящей партии) и против системы, основанной на существовании двух социалистических партий. В конце 1988 года он говорил жене, что многопартийная демократия без всяких ограничений неизбежна. Наина удивилась: «Я ему сказала: „Боря, что ты говоришь? Это рано. Зачем это?“ И он сказал: „Ну, увидишь, что все это будет, что все к этому придет“»[592]. Но в ВКШ Ельцин уклонился от вопросов о главенстве КПСС и, как истый коммунист, семь раз ссылался на сочинения Ленина. Ельцина спросили: «Ваша популярность в народе не меньше, чем у Горбачева, — могли бы вы возглавить партию и государство?» — «Когда будут альтернативные выборы, могу поучаствовать, как говорят», — с напускной скромностью ответил Ельцин[593]. В середине марта 1989 года, накануне парламентских выборов, он все еще отрицал, что поддерживает многопартийность, призывая к дискуссии на тему ее целесообразности.

Застенчивость относительно потенциального соперничества с Горбачевым никого не обманула. К этому времени Ельцин уже перешел черту, отделяющую инакомыслие и критику в адрес власть имущих от оппозиционности, то есть деятельности, направленной на получение власти[594]. И генсек чувствовал его дыхание себе в затылок. «Нет сомнения, — вспоминал Георгий Шахназаров, — что Горбачев видел в Ельцине своего будущего главного соперника. Будучи невысокого мнения о его уме и прочих качествах, опасался не столько личностного соревнования, сколько самого факта появления лидера оппозиции»[595]. Шахназаров не разделял горбачевской беспечности относительно Ельцина и снова посоветовал выслать его в какое-нибудь отдаленное посольство и продержать там до окончания парламентских выборов 1989 года. Горбачев к этому предложению не прислушался.

Одна из причин, по которой Ельцин соглашался выступать и часами находился на сцене, заключалась в том, что он хотел доказать, что окончательно поправился. Рассказывая о выступлении перед комсомольцами в ВКШ, Суханов пишет: «Выступая без перерыва, он как бы демонстрировал свое физическое состояние. Ибо ходили слухи о его тяжелой болезни, и он отнюдь не желал быть в глазах людей немощным, вызывающим сострадание политиком»[596]. Студенты спросили, как он выдержал испытания прошлого года. Ельцин ответил в духе своего испытательного сценария и привел в пример революционное прошлое России:

«Считали после таких потрясений, что я теоретически не должен был бы быть уже выше земли, но так получилось, что все-таки и бывшая спортивная закалка, физическое состояние здоровья и т. д., все-таки такое моральное крупное потрясение постепенно я пережил. Но не слишком ли это? Нет, категорически нет. Что со мной? Все время опять идти по более легкому пути, по которому мне нравится? Все время по асфальту, а не по протоптанной дорожке, не знаю. Я считаю, что, конечно, и это не фраза, а работа, общественная, любая другая работа по сравнению с какими-то личными там, это совершенно несовместимо и несравнимые даже понятия. Что же, люди, революционеры, умирали, и декабристки шли в Сибирь и т. д., и т. д. А мы что, потеряли вообще моральные эти качества какого-то самопожертвования? Я вообще считаю, в то время [когда работал первым секретарем Московского горкома] 2–3 года… я считал, что выдержу, работая с 8 до 24 часов каждый день, я считал, что в период перестройки года три все должны работать на самом крайнем пределе, т. е. самопожертвование должно быть, вот тогда мы сдвинемся, тогда действительно перестройке будет дан какой-то толчок»[597].

В рамках политических реформ, намеченных на 1987–1988 годы, предусматривалась и реформа советской парламентской системы. Был учрежден новый Съезд народных депутатов СССР, в работе которого приняли участие 2250 членов. Две трети депутатов избирались по территориальным округам, одна треть — рядом официально признанных и подконтрольных организаций. КПСС получила квоту в 100 мест следующим образом: Политбюро выдвинуло Горбачева и 99 других членов на Пленуме ЦК 10 января 1989 года, а второй пленум, который состоялся 16 марта, утвердил все сто кандидатур. В то время прошло почти незамеченным, что на январском пленуме Борис Ельцин не поддержал кандидатуру Егора Лигачева. Начиная с 1920-х годов это был первый случай, когда при голосовании в ЦК, — какой бы вопрос ни обсуждался, — кто-либо из его членов выступил против мнения партийной верхушки. В марте он был одним из 78 членов ЦК, проголосовавших против Лигачева, а возможно, проголосовал и против других кандидатур тоже[598].

Ельцин, как партийное пугало, не имел никаких шансов заполучить гарантированное место. Он мог попасть на съезд только по одному из 1,5 тысячи территориальных округов. Горбачев подумывал об участии в гонке по округам, но потом отказался от этой мысли из страха, что Ельцин окажется его соперником и победит на выборах[599]. Впрочем, сомнения Горбачева ничуть не облегчили Ельцину пересечение этого избирательного Рубикона. Министрам, в отличие от партийных работников, было запрещено участвовать в работе съезда. Чтобы стать депутатом съезда в случае победы на выборах, Ельцину пришлось бы отказаться от должности в Госстрое. Съезду предстояло сформировать новый, компактный парламент из числа своих членов (за ним сохранялось старое название Верховный Совет), и только вошедшие в Верховный Совет могли получать жалованье законодателей. Таким образом, если бы Ельцин вошел в число 2250 членов Съезда народных депутатов, но не стал одним из 542 избранных в Верховный Совет, он остался бы без средств к существованию. Но это его не остановило. «Решение… уже давно созрело», и в середине декабря 1988 года Ельцин вступил в борьбу[600].

Два месяца он потратил на разведку, изучая избирательные возможности. Документы от его имени были поданы в 50 округах, и 11 февраля он был выдвинут кандидатом от Березников как местный герой. Ельцин полетел в город кружным путем через Ленинград, чтобы сбить с толку партийную слежку. Богатый выбор вариантов он обсуждал с секретарем ЦК Анатолием Лукьяновым, с которым в 1985 году делил загородную дачу. Лукьянов сказал, что Ельцин обязан оставить решение за Политбюро. Тот проворчал в ответ, что «такой разговор мог бы состояться только в тридцатые годы» и он предпочел бы забыть о нем[601]. Ельцин, захваченный боевым духом, стал подумывать о том, чтобы баллотироваться в Москве, а не на Урале. В период предписанного отсеивания кандидатов, пока партийные органы пытались помешать ему баллотироваться или загнать его в провинцию, он продвигал вперед свою платформу. «В Борисе Ельцине явно есть что-то от Хьюи Лонга», — писал Дэвид Ремник в «Вашингтон пост». Журналист почти ожидал, что Ельцин использует девиз луизианского сенатора: «Каждый человек — король». Ремник заметил сходство Ельцина с еще одним культовым героем американской истории: «Когда [Ельцин] оказывается перед телевизионной камерой, он иногда останавливается на полуслове, проводит рукой по своей густой гриве седых волос, иронически улыбается в объектив, а затем продолжает. Точно так же вел себя Мохаммед Али после легкого боя»[602]. 22 февраля 1989 года после двенадцатичасового предвыборного собрания местная избирательная комиссия зарегистрировала Ельцина кандидатом по национально-территориальному округу № 1 — Московскому, самому крупному округу страны, привлекающему к себе наибольшее внимание. Ельцин снял свою кандидатуру по березниковскому округу.

Для ведения избирательной кампании был создан разношерстный штаб, который возглавил инженер Госстроя и друг Льва Суханова, Александр Музыкантский. Некоторые люди из штаба остались с Ельциным и впоследствии. Валерий Борцов, партработник невысокого ранга из Ростова-на-Дону, в январе приехал в Москву на поезде, чтобы предложить свои услуги. Он встретился с Ельциным, и тот решил сделать его своим помощником на общественных началах. В феврале на избирательном митинге Ельцин игриво поинтересовался у корреспондентки «Правды» из Казахстана Валентины Ланцевой, державшей в руках купленную ко дню рождения мужа корзину цветов, не ему ли предназначена эта корзина. Ельцин и Ланцева побеседовали и обменялись телефонами. Через три дня она согласилась стать его пресс-секретарем, тоже на общественных началах[603].