Маска времени - Мариус Габриэль

Анна почувствовала вдруг, что кровь будто застыла в жилах.

– Да, – только и смогла согласиться она. Детектив взял листок бумаги, на котором были перечислены все пропавшие вещи.

– А вот и еще одна загадка. Вы указываете здесь пропавшие украшения: серебро, безделушки. Но меня интересует больше всего то, чего нет в списке. Квартира полна очень ценных вещей, которые так легко было украсть, а потом с выгодой продать. Например, коллекция произведений искусства. Грабитель же разбил все вдребезги, но почти ничего не взял. Он оставил вещи, стоящие тысячи долларов, которые мог так легко унести с собой.

– Преступник и не пытался найти сейф, – добавила вдруг Анна.

– Сейф?

Ей пришлось отвести детектива в спальню и отодвинуть картину. Джоргенсен только медленно склонил голову:

– Да, действительно, он не нашел его. Но и мы ничего подобного не заметили. Может быть, потому, что сейф, спрятанный за картиной, уж слишком старая и банальная идея, которая даже не приходит сразу в голову. – Он попробовал металлическую ручку и добавил: – Закрыто. Код вам известен?

– Нет. Я думала, что найду его в рабочем дневнике мамы, но не тут-то было.

– Специалист, пожалуй, сможет открыть его. Хотите, мы пришлем кого-нибудь или сами справитесь?

– Сама.

– Дайте тогда знать о том, что найдете внутри.

– Да, конечно.

Джоргенсен протянул руку, и у него на ладони засверкало кольцо с изумрудом.

– Преступник даже это не взял. Хотя кольцо было на руке вашей матери. Его цена – около двадцати тысяч долларов. Но он вернулся и перебил все вокруг. – Детектив опустил кольцо в ладонь Анны. – Эти обстоятельства наводят меня на следующие заключения. Первое: собирались совершить убийство, но решили обставить как ограбление. Второе: преступник искал здесь что-то другое. Искал и не нашел.

Анна собиралась отправиться в госпиталь, когда зазвонил телефон.

Это был Дрю Маккензи из Майами.

– Газеты смотрела?

– Нет еще. Времени не было.

– Телефоны как с ума сошли. Звонят не переставая. Ты разбередила осиное гнездо. Я знал, что именно так и будет. Тебе следует срочно вернуться в Майами, Анна. Я хочу, чтобы ты поехала на Гаити и вновь встретилась с Левеком. Он согласен дать эксклюзивное интервью. Ну как?

Это было так похоже на Маккензи – он даже не поинтересовался состоянием матери Анны, а сразу перешел к делу.

– Мне жаль, Дрю, но моя мать в коме.

– Но эксклюзив, Анна!

– Нет. Есть вещи и поважнее.

– Тебя нельзя заменить.

– Это моя мать, Дрю, я не могу ее оставить.

– Послушай, это самая «горячая» история из всех, что тебе приходилось держать в руках. Только ты, Анна, справишься с ней. Мне звонят изо всех агентств и телевизионных компаний в Нью-Йорке. Бульварные газеты хватаются за любые подробности и печатают самые невероятные истории о докторе-маньяке и прочую чепуху. Левек заперся у себя в Петионвилле и ни с кем не собирается разговаривать, кроме «прекрасной ирландки». Местные власти, местные врачи из ассоциации пытаются с ним встретиться, но он упорно отказывается. Ты, только ты, можешь «расколоть» Левека.

– У тебя есть его досье, собранное мной. Пошли кого-нибудь еще.

– Анна, ты не понимаешь. Он хочет разговаривать только с тобой и больше ни с кем.

– Он будет разговаривать с каждым, кто станет ему льстить, он ведь – психопат.

– Нет, ты не слушаешь меня. Он – будет – говорить – только – с – тобой, – раздельно произнес Дрю в трубку, словно разговаривал с последним идиотом. – Лично, заметь. С глазу на глаз.

– Полно американских пациентов, Дрю, и у них есть неопровержимые доказательства. Кое-кто из обслуживающего персонала в Палм-Бич тоже не против дать показания. И опять же – все, что собрано в моем деле о докторе Левеке.

В трубке установилась зловещая тишина.

– Сколько времени ты собираешься провести у постели матери?

– Столько, сколько будет нужно.

– Но пребывание в коме длится целые месяцы, иногда годы.

– Знаю, – спокойно согласилась Анна.

– Ты хочешь сказать мне, что отказываешься от самой «горячей» истории в своей журналистской карьере, чтобы ухаживать за матерью, находящейся в коме?

Только сейчас Анна вспомнила, что все издания Маккензи дают доход около двух с половиной миллионов долларов и что это для него поважнее матери, отца, братьев и сестер, вместе взятых.

– Дрю, я уже сказала, что не могу бросить мать.

– Несмотря ни на что?

– Несмотря ни на что.

– Но тебе никогда уже не подвернется подобный материал. – Не получив ответа, он продолжал стальным голосом: – Келли, ты подводишь меня, а я не прощаю этого.

– Прости, – все, что она смогла ему ответить.

– Может быть, он согласится поговорить с тобой хотя бы по телефону? Нам Левек сказал «нет», но вдруг он переменит свое решение.

– Дрю, – резко ответила Анна, – мне сейчас не до этого. Ни по телефону, ни каким другим способом.

– Сейчас ты не получаешь никакого жалованья, верно?

– Да, никакого.

В трубке замолчали, и Анна слышала только тяжелое дыхание собеседника, напоминающее дыхание быка перед атакой. Наконец Дрю с трудом произнес:

– О'кей, я уважаю твои чувства. – Но ненависть в его голосе была неподдельной. – Перезвоню дня через два. – И он резко бросил трубку.

Анна еще долго стояла, скрестив руки на груди и чувствуя, как ненависть шефа проникает во все поры ее тела. Дрю знал, как можно задеть человека. Неужели она действительно упустила самый важный материал в своей журналистской карьере? Может быть, ей уже никогда не удастся сломать такого человека, как Левек? Дрю действительно мог лишить ее журналистского заработка в качестве наказания. Это было очень на него похоже. Анна годами могла теперь сидеть на одном месте, видя, как горячий материал проходит мимо нее. А сознание этого было для нее страшнее, чем мысль об аде. Но неожиданно она увидела все в ином свете. Да черт с ними, с этими Дрю и Левеком. Мать все равно выше всего. В конце концов, она приняла решение, а остальное – не важно. С этим и надо жить.

Вдруг что-то неожиданно привлекло взгляд Анны. Она не раз это видела, но только сейчас обратила внимание. Предмет стоял на полке и, как все остальное в квартире, тоже пострадал от разгрома. Безвкусная русская матрешка, обычный сувенир из России, так не сочеталась со всем остальным в квартире.

Анна подошла к полке и взяла деревянную куклу. Открутив ее, заглянула внутрь. Там оказалась кукла поменьше, в ней еще одна, потом еще и еще.

Анна открыла их все и выставила в ряд перед собой на столе – маленькие русские краснощекие бабы с наглыми черными глазами. Красные деревянные рты загадочно улыбались Анне. А самая маленькая была раскрашена под спеленутого младенца.

Видно, мама привезла это из России. Неужели она похожа на эту игрушку – женщина с двумя, а может быть, и несколькими «я». И даже дочь не знала этого?

Анна вновь вспомнила о Филиппе Уэстуорде. Он сказал, что с Кейт у них какие-то общие интересы. Филипп показался Анне одним из самых могущественных и значительных людей, которых она когда-либо встречала в жизни. Если он встречался с матерью когда-то в прошлом, то, без сомнения, Кейт тоже почувствовала бы магнетизм его личности. Неужели именно Уэстуорд встал между Кемпбеллом и матерью Анны? Во всяком случае, какое-то напряжение чувствовалось между двумя мужчинами еще вчера вечером. Этого вполне достаточно для всякого рода подозрений.

С этими мыслями Анна поставила матрешку на место и отправилась в больницу.

Анна вскрыла упаковку и достала переносной магнитофон, купленный утром. Она приобрела также и дюжину долгоиграющих кассет, в основном с музыкой, которая нравилась Кейт. Магнитофон был снабжен хорошими динамиками. Анна сразу же вставила две кассеты с записью «Волшебной флейты», чтобы мама могла прослушать оперу целиком и без остановки. Она распорядилась, чтобы музыка постоянно звучала в палате. Во всяком случае, ее звуки хотя бы заглушат шумы работающих приборов.

Музыка буквально взорвала тишину. Анна сидела у постели матери, держа ее ладони в своих, пытаясь уловить любое непроизвольное движение на окаменевшем лице в ответ на божественные звуки Моцарта. Раз или два ей показалось, что на губах Кейт появлялось подобие улыбки, и сердце Анны забилось сильнее. Она сидела и спокойно, мягко говорила, обращаясь к матери.

Примерно через час дверь открылась, и на пороге появился Кемпбелл Бринкман. Он устало поздоровался с Анной, а на Кейт даже не взглянул. Присесть Кемпбелл тоже не захотел.

– Что ты делаешь?

– Ее любимая опера. Я подумала, что это поможет вернуть ее к жизни.

Кемпбелл ничего не сказал, но выражение лица у него было совершенно безразличное.

– Адвокаты Кейт хотят срочно поговорить с тобой. Они предлагают тебе стать управляющей делами матери. Что означает полную недееспособность больной.