Любовь и Миры (СИ) - Порохова Зинаида

Анне-Ванне, а уж тем более — Матвею, звонившему по пять раз на дню, Александр Петрович ничего не сказал. Решил получше присмотреться к парню. И подумать. Хотя и сам не знал — о чём? Обычно решения он принимал мгновенно.

М-да, мальчик далеко не прост, как оказалось. И он совсем не аутист. И что же из этого следует? Узнав об этом, Анна-Ванна отменит свой диагноз? Ну и что с того? Нынче даже мальчики без диагноза и с наилучшими дипломами никому не нужны — ни стране, ни, тем более — Конторе. Или ложные аутисты, всё же, нужны? Но зачем он им? Что-то тут явно не так. В более глупой и мутной ситуации Александру Петровичу ещё не приходилось бывать. За кого его здесь держат — как говорят блатные? Что он должен сделать? Чего Контора хочет от семьи Громовых?

Он ещё раз перелистал досье.

Теоретически Илья Степанович, как бывший инженер, мог знать чьи-то военные секреты.

«Как, например, забросать нашими соевыми батончиками «Рот-Фронт» Америку? И этим нанести урон их кондитерскому престижу? — усмехнулся Александр Петрович. — Или же он поневоле мог участвовать в чьей-то агентурной работе, перевозя на своей потрёпанной Ладе залётного агента или секретную информацию? Но зачем тогда устанавливать наблюдение за его квартирой? Да ещё такое плотное. Зачем весь этот сыр бор с камерами и агентами?

Ольга Владимировна…  Она могла переводить чей-то нехороший текст и стать опасным свидетелем. Ну и что? Контора таких просто убирает со сцены, а не заморачивается со слежкой. Весьма недешёвой, кстати. И потом — сказано было, что какие-то агенты уже не справились с заданием. Уж не замочила ли их эта дамочка маникюрными ножницами? И потом в лимонной кислоте растворила? Водевиль какой-то.

Юрий…  Не совсем обычный мальчишка. Ну и что? Он аутист с детства, хотя и окончил спецшколу на «отлично», что не является показателем большого ума при таком-то диагнозе. Но что-то с ним явно не так. Александр Петрович кожей это чувствовал. «Ю» слишком умён для несчастного и одинокого обитателя пятьдесят восьмой квартиры, видящего сны наяву на своём коврике. Чем этот странный ребёнок мог заинтересовать и испугать Контору? Скорее, её подозрение мог бы вызвать Илья Степанович, разочаровавшийся в жизни и, возможно, продавшийся иностранной разведке. Но не вызвал, судя по всему. Да и какие могут быть сегодня у этой страны секреты? Всё, что хоть кого-то интересовало, давно уже продано. Интересно, а за таксистскими рейдами бывшего инженера-кондитера по столице, кто-нибудь следит? Хотя бы маячок на него подвесили? Чтобы выяснить повторяющиеся эпизоды по пассажирам и адресам?».

Александр Петрович лишь вздохнул и с досадой кинул папки на полку. Он не сомневался — здесь идёт какая-то сложная игра, в которую его не посвятили. Но где же большой куш? И почему его — суперагента взятого на прочный Машкин кукан — до сих пор водят за нос?

Александр Петрович вышел в другую комнату, заглянул в видеоэкраны через плечо упитанного Вадима — их с Анной-Ванной незаконного «сына». И недоумевающе вздохнул: объект «Ю» неподвижно сидел в своей комнате на коврике в позе лотоса, витая в неких мечтах, а суперсовременные конторские камеры неотступно бдели за этим вполне законным, хотя и слегка странным действом, накручивая многометровые записи. Ради чего? Более бессмысленной охоты за более бессмысленной добычей Александр Петрович ещё не видел.

У Кости

Вечером в квартире раздался звонок и незнакомый голос, назвав кодовое слово, сказал Александру Петровичу, что Матвей Алексеевич в отъезде, и что он за него. Не голос, конечно, а этот абонент, знавший кодовое слово. А затем абонент-заместитель пригласил Александра Петровича к двадцати ноль-ноль в ближайший ресторан со свойским названием — «У Кости». Заверил, что он сам его узнает и подойдёт.

«Ну, хоть какие-то сдвиги в этом мутном болоте, — обрадовался Александр Петрович, — узнает, подойдёт, может, что путное скажет этот абонент-заместитель».

В назначенное время, заняв «У Кости» указанный официантом столик, Александр Петрович взял себе безалкогольный коктейль и, по привычке, принялся незаметно изучать обстановку и посетителей — обычная публика, заурядный ресторан, есть чёрный ход и ещё один — на кухню, а там, явно, ещё одна дверь — во внутренний дворик. Кроме третьего — главного входа. Пути для отступления есть. Затем Александр Петрович уделил основное внимание коктейлю. Абонент-заместитель невежливо задерживался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но вот в зал торопливо вбежал и тут же деловито уселся напротив него молодой мужчина — светловолосый, в отлично сшитом светлом костюме, чем-то похожий на дипломата: такая же вышколенность и холодность в каждой чёрточке и движении. И находящийся от него на расстоянии, примерно, как Нептун от Земли.

«Ещё один агент 007 детективов в детстве обчитался» — усмехнувшись, подумал Александр Петрович. И покосился на свои поношенные джинсы, потёртую куртку и далеко не новый свитер.

— Ну, привет, абонент. Не эпатирую своим прикидом? — прищурился он на своего визави, скинув на стол потрёпанную бейсболку.

Ему очень хотелось вывести из себя этого несостоявшегося дипломата и увидеть его истинное лицо. Кажется, это будет нетрудно.

— Ничего, — улыбнулся ему блондин, став немного человечнее, — вам идёт. Привет! Итак, давайте знакомиться — я Альберт.

Кто б сомневался! Затейливое имя и явно с чужого плеча не сделало его хотя бы на парсек доступнее. Он так и остался от Александра Петровича на расстоянии, примерно, чуть ближе Марса.

* * *

— Моё имя вам знакомо, Альберт, — кивнул Александр Петрович. — Но я повторю его специально для вас: я — Александр Петрович Елисеев. Бывший.

— Ошибаетесь! Как известно — бывших разведчиков не бывает, — снова почти «тепло» улыбнулся ему Альберт. — Итак — о деле.

Нам с вами, уважаемый Александр Петрович, предстоит непростая работа, — заявил он, — которая по плечу только такому, как вы. Легенде!

— Да что вы? — понизив голос, всплеснул руками Александр Петрович. — Неужели аутиста «Ю» замочить? Или его папу «И»? Про маму «О» я уж и не говорю. Она и сама помрёт, когда это безобразие увидит.

Альберт криво усмехнулся и чуть напрягся. Теперь, снова заледенев, он опять был дальше Нептуна.

— Говорите скорее — чего вы все от меня хотите? — не давая ему передышки, продолжил атаку Александр Петрович. — Я на всё готов! Только Машку мою не трогайте, уроды! Дурдом какой-то! У вас там совсем, что ли, одни маразматики остались и самовлюблённые юнцы? Чего вы привязались к мальчишке? И зачем вам такая легенда, как я? Больному мальчишке диагноз уточнить?

— Успокойтесь, Александр Петрович! — холодно остановил его Алик — так теперь про себя называл его Александр Петрович: всё равно ведь имя не настоящее.

А тот, щёлкнув пальцами, подозвал официанта и заказал ему кофе-экспрессо — как и положено рафинированному продвинутому дипломату.

— Машку вашу никто не тронет, — скривившись, бросил он. И огляделся — ресторан жил своей жизнью, не обращая на них внимания. — Если, конечно, вы будете вести себя правильно. А вы, пока, не в теме. От вас ничего такого зверского вовсе и не требуется. Пока что.

— А что требуется, Алик? Я теряюсь в догадках! Просветите! — продолжал ёрничать Александр Петрович. — Какой интерес у Конторы к этой семье? Чисто научный? Но я не психиатр. Я, как вам известно — не первый день служу, но более бессмысленного задания ещё не получал! Как там? Подтвердить диагноз инвалиду детства? Обалдеть, как это непросто! Растерянная медицина, вся в слезах восторга, с радостью примет от вас, Алик, сей исторический вердикт!

— Выслушайте меня сначала, Александр Петрович, а потом решайте — просто это или нет. Договорились? — закурив тонкую и изящную — а как же, статус! — сигаретку, продолжил Алик. — Я понимаю ваши чувства.

— Да что вы? — умилился Александр Петрович. — Растроган. Польщён! — Привстав, он даже попытался щёлкнуть каблуками. Но поношенные кеды свели эффект этой сцены на нет.