Петр Великий - Мэтью Андерсон

Петр также начал впервые проявлять серьезное внимание к искусствам. В 1716 году он азартно покупал картины через агента в Амстердаме. В том же самом году он просил великого герцога Козимо III Тосканского позволить молодым русским изучать живопись в Академии во Флоренции. Двумя годами позже другой агент покупал для него картины и статуи в Риме и пытался завербовать скульпторов и живописцев для работы в России, где строительство С.-Петербурга обеспечивало возможности для таких мастеров. Интерес Петра к прошлому также возрос в его более поздние годы. Уже в 1708 году он обдумывал написание истории России семнадцатого и восемнадцатого столетий; хотя ни она, ни более важное «Ядро российской истории», которую А. И. Манкиев закончил в 1715 году, не издавались когда-либо.

В 1716 году царь имел копию, сделанную для него, с Кенигсбергской рукописи Летописи Нестора (фундаментальный источник по ранней истории России); и в нескольких указах в начале 1720-х годов он приказал губернаторам и вице-губернаторам провинций отыскивать рукописи, представляющие исторический интерес, и посылать их в Москву, чтобы с них могли быть сделаны копии для хранения в библиотеке Синода. Бесшабашный молодой человек 1690-х годов, с небольшим энтузиазмом и ограниченными интересами, имел ко времени своей смерти внушительный широкий интеллект.

Новые интеллектуальные и культурные силы для работы в России нашли как символический, так и географический центр в С.-Петербурге. К осени 1704 года, приблизительно спустя год после того, как на острове Луст-Еланд была построена для защиты от шведов крепость Санкт-Петербург, Петр начал думать о городе, разрастающемся вокруг нее, как о своей новой столице, хотя это не было формально объявлено до 1712 года. Страстное желание обосновать российский флот на Балтийском море и иметь там порт для торговли с Западной Европой было, вероятно, главным скрытым мотивом перемещения центра власти. Кроме того, было бы легко продолжать активную внешнюю политику и влиять на Европу из нового города, чем из отдаленной Москвы. Кроме того, консервативная оппозиция реформам была бы весьма ослаблена в новой столице, построенной на завоеванной территории и не имеющей собственной истории. В течение нескольких лет сохранялась опасность успешного шведского контрнаступления, которое могло бы помешать ее созданию; но опасность исчезла в 1708 году, когда была отражена попытка Карла XII отвоевать потерянные земли в устье Невы. К 1710 году, после захвата русскими Выборга, новая столица была в полной безопасности.

Ее рост, под постоянным правительственным руководством и контролем, был быстрым. Учреждение обширного аппарата правительственных учреждений в С.-Петербурге (большая крепость Адмиралтейства и верфи ведут начало с 1705 года) было одним из его аспектов. Другим было принудительное поселение в новом городе рабочих многих специальностей: с лета 1705 года это стало отлаженной политикой, реализованной в длительной последовательности указов. В частности, большое число квалифицированных плотников и кузнецов вместе с их женами и детьми приписывались к С.-Петербургу и принуждались осесть там. В августе 1710 года, например, было приказано направить туда почти 5000 таких ремесленников. Позже, в 1719 году, всем помещикам, владеющим более чем сорока крепостными хозяйствами, было приказано построить дом на Васильевском острове, который Петр теперь решил сделать центром города, и самому непосредственно жить там. Меры такого рода неизбежно сопровождались жестким принуждением. Российская знать и дворянство весьма обижались на переселение из своих поместий за сотни или даже тысячи миль к туманам и наводнениям Невы, в город, где жизнь была намного дороже и требовательней, чем где-нибудь еще. Описание нового города одним из шутов Петра: «На одной стороне море, на другой — горе, на третьей мох, на четвертой вздох», — должно было отозваться ответным аккордом во многих сердцах. Все же, при любой стоимости в слезах и проклятиях, в страдании и смерти, новый город быстро обретал форму. К 1710 году он имел постоянное население по крайней мере в 8000 человек, а ко времени смерти царя в 1725 году оно выросло до 40 000 человек.

Торговля, подобно любому другому аспекту его существования, была результатом руководства сверху. С 1713 года там были поддержаны, хотя не полностью, успешные усилия поощрять коммерческий рост предоставлением новому городу монополии экспорта многих российских изделий — смолы, соды, икры, некоторых видов кож. С 1720 года монополия, посредством дифференцированных таможенных пошлин, была одобрена и для Архангельска, теперь слабеющего, но все еще главного конкурента в торговле с Западной Европой. Иностранные торговцы в России поощрялись или вынуждались селиться в С.-Петербурге: в 1723 году из Москвы была обязана перебраться британская фабрика. Кроме того, каждый шаг в развитии контролировался ревнивым и отеческим глазом самого царя. Когда в 1715 году первое голландское судно прибыло в новую столицу, оно с радостью приветствовалось Петром, который лично был его лоцманом и имел специальную медаль, отчеканенную, чтобы запечатлеть такой случай. Задолго до его смерти новое творение, возникшее по его команде, подобно птице Феникс, из тоскливых болот Финского залива, начало вызывать восторг у иностранных наблюдателей. «В настоящее время, — писал Вебер, ганноверский посланник в начале 1720-х годов, — Петербург может по праву рассматриваться как чудо света, имея в виду его великолепные дворцы, шестьдесят с лишним тысяч домов (истинное количество было намного меньше) и короткое время, потраченное на его строительство»[125].

Даже Петр не смог полностью игнорировать традицию в создании своего нового города. Так, в 1710 году там был основан монастырь Александра Невского (знаменательно, что святой, которому он был посвящен, был при жизни князем-воином, а не монахом). Но дух и тон жизни в С.-Петербурге были отличны от таковых в любом другом российском городе. Скоро прибыли различные группы людей, чтобы преобладать в различных частях города, — рабочие Адмиралтейства на Адмиралтейском острове; квалифицированные рабочие и солдаты на Городском острове; землевладельцы и крестьяне на Васильевском острове; но общество, по причине явной новизны и незнакомого окружения, имело тенденцию быть более открытым и составляло большую смесь классов, чем было обычно принято в России. Иностранцы были более заметны, чем где-нибудь еще в стране, и иностранные влияния были более сильными и распространенными. Обосновавшихся здесь активных сторонников и сотрудников Петра было намного больше, чем в Москве; и присутствие в новой столице большей концентрации владетельных людей, благосклонных к идеям и стремлением царя и восприимчивых к иностранным влияниям, придавало С.-Петербургу уникальную атмосферу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});