Во всем виновато шампанское (ЛП) - Коул Фиона

― Хорошо. Кто-нибудь поднял тревогу?

― Насколько я могу судить, нет. Мне пришлось покопаться в записях, но в пункте говорится, что, как только она выйдет замуж, они принадлежат ей, и никто другой их не контролирует.

Я приобретал акции «Mariano Shipping» в течение многих лет. Небольшими партиями то тут, то там через различные подставные компании, поскольку не хотел поднимать шум, но этого было недостаточно. По крайней мере, пока Верана не оказалась у меня в руках с нужным количеством акций. Теперь ее доля принадлежала мне, «Mariano Shipping» погружалась в финансовую яму, а у меня было все необходимое, чтобы ускорить крах.

― Мы пробудем здесь три дня, затем отправимся на яхту. Ксандер дал мне программу, из-за которой ее телефон перестанет работать, она будет в неведения.

― Хорошо. Я протолкну бумаги и буду ждать сигнала от тебя.

― Хорошо.

― Не могу поверить, что это наконец-то произошло.

― Ага, ― пробормотал я.

― Не будь таким взволнованным, ― пошутил Арчер.

Я потер грудную клетку, наполнившуюся теплом из-за воспоминания о смехе Веры, когда нам предложили шампанское при входе в частный самолет.

Затем вспомнил крики дедушки, когда он понял, что теряет компанию своей жены ― единственное, что у него осталось от нее.

Это воспоминание, словно ушат холодной воды охладило мое сердце. С меньшей уверенностью, чем раньше, я ответил:

― Я рад, что это наконец случилось.

― Хорошо. Продолжай в том же духе.

Мы завершили разговор, и тяжесть дня навалилась на меня. Я вошел в комнату и увидел, что маленькое тело Веры занимало пространство на ее стороне кровати, ее рука тянулась к моей стороне, словно она непроизвольно искала меня. Я лег и провел пальцами по ее раскрытой ладони, не ожидая, что она вцепится в нее и прильнет ко мне.

Никаких сомнений. Напомнил я себе.

Я слишком долго и упорно работал, чтобы позволить этой женщине удержать меня.

Я не мог позволить жару, который она создала во мне, сжечь мои цели дотла.

ГЛАВА 27

― Ладно, я обязана спросить. Зачем ты третий раз за день наклоняешься, подбираешь камень и засовываешь его в карман.

― О, просто традиция в моей семье, ― объяснил он.

Он отвернулся и рассмеялся. Я наблюдала за ним, восхищаясь мягким изгибом его губ, когда он предался воспоминаниям о семейных традициях. Итальянское солнце медленно опускалось, день переходил в ночь, и красные, пурпурные, оранжевые и розовые цвета сияли, словно идеальный фон за его широкой грудью, обтянутой белоснежной рубашкой. Из-за смуглого цвета кожи он выглядел более похожим на итальянца, чем я, и все же выделялся среди толпы туристов вокруг фонтана Треви.

― Традицию начал мой отец. Он собирал камни в определенных местах, куда бы мы ни поехали, мой дедушка продолжил ее ради меня после смерти моих родителей.

― Мне нравится эта традиция. ― Моя семья следовала традициям, но ни одна не вызывала у меня такой улыбки, как у Нико. ― Я не знала. Не видела ничего подобного дома.

Я не испытывала ни малейших затруднений, называя квартиру Нико домом. Обычно меня шокировало, как легко это слетало с моего языка.

― Потому что я не храню их в квартире. Мы всегда хранили их в пластиковых пакетах.

― Ты был близок с ними?

― Очень, ― сказал он, опустив глаза. Когда он оглянулся, его губы слегка подрагивали от грусти. ― Мы всегда вместе путешествовали. Отец говорил, что если работа отрывает его от дома, то не должна отрывать от семьи. Он был хорошим человеком.

― Похоже, что так и есть

― Когда я был слишком мал для путешествий, он привозил камни, пока мы не начали собирать их вместе. Мама жаловалась, что все ящики стола забиты пакетами с камнями, и закатывала глаза, когда папа говорил, что есть вещи поважнее декора. Она спорила, потому что любила украшать дом, а он вскакивал и отвечал ей, что лучше бы она любила танцевать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

― Мама и папа постоянно танцевали на кухне. Мне нравилось наблюдать за ними.

― Они поженились по расчету?

― Да, и мама ненавидела папу, когда выходила за него замуж, ― объяснила я, смеясь.

― Тогда почему она вышла за него?

― Брак по расчету. Это традиция моей семьи. Прабабушка и прадедушка приехали в США из Италии и создали компанию «Mariano Shipping» в их строгой итальянской семье существовали архаичные традиции. Которых придерживаются до сих пор.

― До тебя.

― До меня, ― согласилась я. ― Я всегда хотела такой же брак, как у них. Никогда не видела, чтобы они ругались. Конечно, они спорили. Мама была пылкой итальянкой, и, по ее словам, заслужила папиного уважения. После выяснения отношений они погрузились в любовь, не подозревая об этом. Они поклонялись друг другу, и когда она умерла, это разбило папино сердце. Думаю, до сих пор я не осознавала, насколько сильно. Он больше не тот человек, который меня растил.

Глаза Нико затянулись пеленой, такое обычно происходило, когда я упоминала о своем отце. Я предполагала, что это из-за сложившейся ситуации, но какая-то часть меня задавалась вопросом, не ошибаюсь ли я.

Повисло неловкое молчание, я изо всех сил пыталась заполнить пустоту. День прошел хорошо. Мы обсуждали историю, он рассказал о своих любимых местах в Риме, и мы съели слишком много еды. Мы были типичными туристами, и Нико был достаточно любезен, фотографируя меня, когда бы я ни просила. Он даже подшутил надо мной, когда я попросила его сделать со мной селфи.

Нам было... легко друг с другом.

И я не хотела, чтобы это заканчивалось, поэтому перешла к более безопасной теме.

― Ты скучаешь по работе? ― спросила я.

Мы сидели на каменном краю фонтана, за спиной раздавался плеск воды, а вокруг слышался тихий гул туристов. Он обдумывал мой вопрос, глядя на пламенное небо.

― И да, и нет.

― Это проясняет ситуацию, ― пошутила я.

Он рассмеялся и покачал головой.

― Это вроде как приятно. Я думал, будет труднее быть вне офиса, ведь я работал всю свою жизнь. Изучал бизнес в подростковом возрасте, проходил стажировки, где только мог. После окончания школы работал сверхурочно, чтобы построить свой бизнес и продолжить образование. Я никогда не отдыхал.

― Не могу поверить, что спрашиваю об этом, но сколько тебе лет?

Он повернулся ко мне и улыбнулся. Боже, его губы были такими пухлыми. Это должно было выглядеть женственно, но темная щетина и резкие черты лица делали его очень мужественным. Нико был настоящим мужчиной, и в этот момент в моей голове пронеслись все моменты, когда его губы были на моих. В животе зародилась ноющая боль от желания снова почувствовать прикосновение его губ, я постаралась отогнать эти мысли.

― Мы пропустили некоторые моменты при знакомстве.

― Чуть-чуть.

― Мне тридцать пять лет.

― Боже мой. Ты совратитель малолетних, — насмешливо произнесла я, прижав руку к груди.

Он закатил глаза.

― Вряд ли. Тебе двадцать три, и ты вполне взрослая женщина.

Его взгляд опустился на мою грудь, и я порадовалась, что поверх кружевного бюстгальтера надела бра с мягкой подкладкой. В противном случае, мне не удалось бы скрыть затвердевшие соски.

― За тридцать пять лет ты ни разу не был в отпуске?

― Несколько раз. С дедушкой.

― Возможно, пару поездок со всеми женщинами, с которыми был? ― спросила я, пытаясь заставить себя поверить, что Нико увозил женщин, чтобы соблазнить их, а затем бросить. Возможно, если бы я поверила в то, что он мужчина, который меняет женщин как перчатки, то меньше бы желала его.

Вместо ласковой улыбки, как я ожидала, он фыркнул.

― Это вряд ли.

― Что? Не смог завлечь ни одну женщину?

― Ох, нет. Я мог бы взять с собой кого угодно, ― сказал он, уверенность сочилась из его слов.

― Так почему не брал?

Высокомерная ухмылка исчезла, он снова изучал меня, но на этот раз с любопытством, а не так, словно может видеть сквозь мою одежду. Мое сердце бешено заколотилось от этой перемены, и я затаила дыхание.