Жажда/water (СИ) - kissherdraco

Они оба знали, чем это кончится. Пэнси не была дурой. Но это капельки не уменьшило боль, которая с мстительным бешенством билась у него в голове.

Драко лежал и размышлял. Если подумать, вся эта чертовщина, которая творится с его телом – просто шутка. Большая толстая уморительная шутка. Последние десять минут, проведенные с Пэнси, принесли что угодно, кроме удовлетворения. Сокрушительное разочарование, но чего он еще ожидал, только не заталкивая многосущное зелье ей в глотку? А самое смешное. Отыметь Пэнси – единственное, что он за последнее время сделал правильно, по-отцовски. Но придется напрячься, чтобы перестать ненавидеть каждую минуту этого. Обхохочешься. Или это, или тот кошмар, что он, безусловно, предпочел бы трахаться с грязнокровкой.

Может, в глубине души Драко считал, что быть внутри кого-то, помнить, что кто-то все еще так сильно хочет его ― поможет. Всплыть на поверхность, глотнуть воздуха; хоть немного освежит голову. Если бы хоть какая-то частичка его еще помнила, что в жизни есть что-то еще, кроме Грейнджер, Драко смог бы осознать всю глубину своего падения.

Потому что так и было. Он знал, что пал, низко, погребен под толстым черным слоем земли в глубине собственного мозга, но не знал, насколько. Было не с чем сравнивать – в голове не осталось ни капли разума. Одни дикие крайности. Тяга к ее темной красоте против воли отца. Который, наверное, убил бы его за все, что произошло в эти последние несколько недель. Не то, чтобы Драко это заботило. Он все еще был Малфоем. Все еще ненавидел грязнокровок. Все еще понимал, что за все сделанное, за все, что он делает сейчас, наказание было едва ли не важнее выживания.

И, Мерлин. Он так устал.

Эта история уже потеряла прелесть новизны. Но все еще продолжалась.

И тут Драко услышал внизу крики. Громкие, злобные, визгливые вопли, складывающиеся в слова.

Пэнси.

И есть только один человек. Только один, кто может быть сейчас внизу с ней.

Драко вскочил так резко, что у него закружилась голова.

*******

Гермиона застыла, едва войдя в комнату.

Она слышала их, громкие, тягучие, ядовитые стоны, сочащиеся через потолок. Его имя, снова и снова. Почти крик.

Малфой. И кто-то еще с ним, какая-то девица, мечущаяся на простынях, в то время как он трахал ее с такой силой, что, казалось, слышно, как сталкиваются кости.

Если бы у Гермионы хватило присутствия духа, чтобы справиться с собственным телом, она бы развернула его и вытолкнула за дверь, вывела прочь отсюда. Закрыла уши руками и выбросила из головы память об этих звуках, без остатка. Сделала так, чтобы они растаяли. Превратила в блаженное неведение, как будто никогда и не слышала; не было внезапного тугого узла боли в горле, шока, на миг прервавшего стук чего-то кровавого и мерзкого в груди.

Но ее не случилось рядом, чтобы забрать себя. И поэтому пришлось стоять там, и слушать, почти упав, привалившись спиной к стене.

Но почему?

Почему слушать эти звуки так больно? Почему то, что он вернулся к заведенному порядку и снова начал трахать всех, кто пожелает, стало такой неожиданностью? Что она думала? Что что-то в его словах, в том, как он смотрел на нее, значило, что он не сможет прикоснуться к кому-то еще?

«Твою мать, ты дура, тупая сука. Такая наивная. Ты сказала ему, что все кончено, и, опаньки – он принял это. Три дня, и он пришел в себя. Потому что, Мерлин, это то, чего ты хотела.

Не забудь - это как раз то, чего ты хотела».

И Гермиона повторяла это себе снова и снова, и стояла там, постепенно сходя с ума. Не в силах двинуться, не понимая зачем, и постепенно ее сердце снова разбивалось на куски. Она ненавидела себя за это. Ее глупое сбрендившее сердце. Какое ему дело? Она обещала себе, что выздоровеет, что придет в себя. А сейчас ее как будто окатили ледяной водой, так что она едва могла дышать.

И Гермиона осталась. До тех пор, пока не кончились слова, не стихли приглушенные стоны и отравленные вопли восторга. Она хотела уйти – как только сможет передвигать ноги, чтобы они унесли ее отсюда, назад к Гарри и Рону, наверх в ее комнату, прочь, в морозный воздух ночи. Все равно, куда. Как только сможет двигать ногами.

«Шевелись. Пожалуйста, просто уйди».

И она почти ушла. Честно, могла поклясться жизнью. Уже уходила, убегала, мечтая, чтобы каждый дюйм черепа взорвался, и можно было начать сначала, но тут поднялся крик. И стало совершенно ясно, что там Пэнси Паркинсон. Это она кричала его имя, содрогалась под его голым телом, смаковала его язык, его пот и, да, Мерлин, да, Гермиона все еще страшно ненавидела его. Ненавидела их обоих.

Она не могла разобрать слова, даже не слышала, отвечал ли он вообще, но не могла себя заставить перестать надеяться, что он ее выгонит. Выкинет. Скажет, что она для него ничего не значит. Такое же ничто, как сама Гермиона.

И тут, так же неожиданно, как яростный хлопок двери малфоевской спальни, Пэнси слетела вниз по ступеням: лицо в пятнах, красная, униженная и подавленная…

…прямо туда, где сейчас стояла Гермиона. Заметив ее, Пэнси замерла.

Ага. Если когда-нибудь и было самое время уйти, самое время пошевелить своими чертовыми ногами. Гермиона повернулась, помедлила, и повернулась в другую сторону, направляясь к себе в спальню.

― Стой, ― рявкнула Пэнси голосом, кипящим от злости.

Гермиона обернулась, медленно. Глаза Пэнси были как две узкие щелки, не разобрать, открыты или нет. Мерлин, она никогда в жизни так ее не ненавидела.

― Полагаю, ты хотела сказать «постой, пожалуйста», ― огрызнулась Гермиона, и вдруг почувствовала что-то странное. Потому что, еще раз взглянув на Пэнси, поняла, что эта девчонка плакала. Весь день. Возможно, всю неделю. И сейчас не время ее провоцировать.

― Надеюсь, ты счастлива, ― пробормотала Пэнси, грубо проводя по щеке тыльной стороной ладони и сильнее размазывая черные пятна.

― Не знаю, о чем ты, ― невнятно ответила Гермиона. А сердце кольнуло от внезапного точного понимания.

― Я ненавижу тебя, ― выдохнула Пэнси. ― Я уже говорила?

― Да.

― Значит, говорю еще раз.

Гермиона уставилась на нее. Ей расхотелось уходить. Потому что что бы Пэнси ни бросила в нее - она поймает. Поймает и швырнет обратно: рассудительно, умно, раздражающе спокойно. Она знала, как Пэнси это любит. И она заслужила это, после… что бы оно ни было.

Когда она слушала те звуки… только… что, наверху с Малфоем. Она бы задушила Пэнси, чтобы заткнуть.

Нет, она не уйдет. Выяснит, почему она должна быть счастлива, а Пэнси выглядит так, как будто хочет убить ее на месте. Неважно, что она и так знает.

― Ты хотела что-то сказать, Пэнси?

― Не строй из себя дуру, ты, идиотка, ― выплюнула та.

― Прошу прощения?

― Сколько ты тут торчишь? ― Гермиона заметила, что Пэнси подошла на шаг ближе.

― Только вошла. А что?

― То есть, ты нас не слышала?

«Так громко – я вас почти чувствовала».

― Слышала что?

― Меня и Драко. Мы сейчас так классно, мощно потрахались, Грейнджер.

Гермиона сглотнула.

― Какая жалость. Я это пропустила.

― Но это еще не все.

― Нет?

― Нет, ― Пэнси подошла еще на шаг. ― Есть небольшая проблема…

Гермиона не хотела спрашивать, в чем дело.

― …ты.

Но все равно получила ответ.

Она. Она была проблемой. Драко… что-то… в какой-то момент… думал о ней. Это одновременно ужасало и извращенно радовало.

Гермиона потрогала палочку во внутреннем кармане. Секунда, не больше, на то, чтобы достать ее.