Люди Приземелья - Владимир Михайлов

А зачем же все это? Кому понадобилось снова приводить старый корабль в готовность? Как зачем! Он ведь пойдет за людьми, за теми восемью…

Как ни странно, на этот раз знатоки правы. Все это действительно так. И совсем ясно это становится, когда на площадку к памятнику приезжает еще один человек.

Горожане его так и не успевают разглядеть. Потому что в этот день запрещено не то что заходить в ограду, но и близко приближаться к району «Джордано». Приехавший человек с каменным, иссеченным морщинами лицом, принимают краткие доклады. Сев в юркую лодку, он несколько раз облетает вокруг корабля, показывая при этом блестящую технику пилотирования. Затем он поднимается на лифте в ходовую рубку. Несколько минут сидит там один, и это очень хорошо. Потому что если бы в рубке сейчас находился еще кто-нибудь, то он увидел бы странную вещь: как руки прилетевшего, шершавые, сухие руки, судорожно гладят матовую панель пульта, и на каменном, угрюмом лице дрожат губы, и глаза внезапно становятся словно бы больше и блестят сильнее от появившейся в них влаги…

Но когда в рубку забираются остальные, кому положено в ней находиться, человек уже обретает свой обычный вид. Он задает, последние вопросы, предписанные ритуалом и техникой безопасности, и выслушивает надлежащие ответы. Потом в рубке наступает тишина, и непонятным образом она мгновенно передается и туда, где, на безопасном расстоянии, собралось множество людей.

— Раздвинуть понтоны! — Мощные усилители разносят эту команду по площадке и далеко за ее пределами. Люди вздрагивают. Вакуум-понтоны начинают расширяться, мощные системы рычагов, преодолевая внешнее давление воздуха, раздвигают непроницаемую оболочку, внутри которой — пустота. Понтоны становятся легче воздуха; они устремляются вверх, но тяжкая махина

— «Джордано» — держит их на прочной привязи. Понтонам это не нравится; гравитация — их извечный враг, корабль же пока выступает ее союзником, хотя на самом деле он скорее жертва. Идет неслышная борьба, звенят до предела натянутые тросы — и все же громкие возгласы раздаются лишь тогда, когда корабль отделяется от поверхности земли уже сантиметров на десять: решающий момент все, конечно, проглядели.

А корабль медленно и безмолвно идет вверх. Но скорость замедляется: понтонам не выдернуть его высоко, тут нужны другие средства. И они не замедляют включиться в работу.

Двенадцать невиданных цветов расцветают в вышине; город расположен далеко от космодромов, и вряд ли один из ста жителей видел, как стартуют даже небольшие корабли класса Земля-Космос, Земля-Луна. А здесь поднимается машина класса Космос-Космос, Длинный корабль, кит среди кораблей. Двенадцать цветов распускаются после краткой команды: «Старт!», после того как человек в рубке чуть двинул рукой. Несколько секунд вся система висит на месте; потом тросы, идущие к вакуум-понтонам, провисают, затем и вовсе отцепляются от вершины «Джордано». Понтоны бросаются врассыпную, а корабль идет вверх, вверх… Грохот нарастает, а корабль уменьшается. Вот уже видны лишь огоньки, дрожащие вдалеке, вот и их уже нет.

Взгляды опускаются вниз; туда, где еще так недавно стоял «Джордано». Пустая площадка предстает взорам. Но странно: люди не ощущают грусти. Наоборот, им радостно. Они еще, может быть, не сознают причины, но ведь на их глазах только что произошло воскрешение корабля, который уже многие годы считался мертвым. И люди думают: пусть воскресают мертвые — те, без которых тоскливо бывает человечеству. Пусть воскресают освободители и матери, поэты — и корабли…

А «Джордано» уже вышел в свой мир. Он с наслаждением вдыхает пустоту; ведь это — его воздух… Движение в Приземелье перекрыто, графики летят, но никто не обижается на это. Корабли, заняв отведенные им места, глядят во все многочисленные глаза. «Джордано» медленно подходит к своей новой базе: спутнику-семь Звездолетного пояса. И в этот миг все корабли Приземелья окутываются облачками салюта, включив на миг ходовые и тормозные двигатели.

Люди покидают рубку. Видно, как они устали; нет, это не так-то просто, день был прямо сумасшедший. В этом согласны все, и еще в одном: это был праздник. Большой праздник…

А на Земле, в институте, у окна стоит старый человек и смотрит туда, где был «Джордано». И, быть может, единственный не думает о празднике, и настроение его вовсе не лучезарно.

Велигая не было на спутнике целый день. И за это время Кедрин сумел все-таки связаться со спутником-десять.

Он вызвал Ирэн; на десятке несколько удивились, но позвали. Пришлось ждать довольно долго. За это время кто-то дважды старался отобрать канал связи. Кедрин сердито огрызался и ждал.

Наконец, она появилась на экране. Кедрин смотрел на нее и молчал. Исчезли заготовленные слова. Да и надо ли было говорить их? Кедрин просто смотрел и замечал, что Ирэн устала, осунулась и выглядит печальной. «Вряд ли тут виновата только лишь работа» — подумал Кедрин; это была правда.

Ирэн тоже молчала, только дыхание ее участилось. Потом она подняла брови, и стало ясно, что если Кедрин не заговорит, она отключится. Но разве самой ей нечего сказать?

Кедрин решился. Он знал, что их могут услышать многие. Но пусть слышат; в конце концов, не этого ли он хочет? Он не может больше жить так! Ведь ради нее он здесь, и разве она сама уже не решила, как быть? Разве… разве решение не состоялось? Так почему же она — там? Сколько бы ни было работы, но ведь ей вырваться на несколько часов проще, чем Кедрину, да и не то, что «проще», но он теперь не считал возможным…

Ирэн слушала, опустив глаза. Потом покачала головой.

— Поверь, — тихо сказала она, — мне трудно. Но я не знаю, не знаю…

— Ну, скажи «нет», — потерянным голосом сказал он. — Но я должен знать что-нибудь… Ведь нельзя так жить!

Она покачала головой, и Кедрин понял, что Ирэн не может сказать «нет». Но ничего другого тоже не может…

— Но ведь так не бывает! — сказал он.

— Ты не понимаешь… Если бы он был такой, как все… как ты… Но он другой! И пусть даже я… Я не могу, нельзя сделать ему плохо! Никто не должен!

— Не понимаю. Ну, опытнее. Пусть даже — умнее, пусть… Но ведь…

— Да, не понимаешь. Ум? Не это. Но его жизнь… Вся жизнь… Он отдал ее одному делу: Пространству. У него не было ничего, кроме кораблей. Были друзья, но большинства из них уже нет… И я. Для него это много, очень много… Это все, что Земля дала непосредственно ему, как ты не понимаешь. Так как же можно?

— Послушай, но каждый из нас…

— Нет. Мы живем не так. Работаем, отдыхаем, спим…

— Можно подумать, что он…

— Да. Ты не знал? Он ведь не спит. Да, да! Это всего лишь деталь, но… Он ведь летал. Летал много и хорошо, и если развернуть все его годы на количество пройденных миллионов километров, то немало придется на одну секунду. Но потом оказалось, что ему больше нельзя летать. Космос изнашивает человека быстрее, эта сумасшедшая охота за инфракрасными звездами в доступном нам пространстве. И он перешел на Пояс, хотя ему предлагали много работы на Планете. По сути дела, он создал этот Пояс таким, каким мы его знаем. Но это не обошлось без последствий. Пусть здесь нет таких перегрузок, как в полетах, но радиационный фен выше, чем на Земле, а он очень много времени проводил в пустоте. И настал день, когда ему категорически приказали вернуться на Планету и больше не покидать ее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});