Всё прекрасно. Всё чудесно - Ирина Бондарук

он, поправляя украшение на пальце.

— Спасибо. А теперь я наконец-то поем лакричные палочки!

Глава 28

Драко плохо спалось этой ночью. Он часто ворочался и, казалось, слышал каждый шорох в Мэноре. Грейнджер тихо дышала рядом с ним, повернувшись к юноше спиной.

Малфой устало опустил ноги на холодный пол и сел на кровати. Коснулся рукой светлых волос, опершись локтём на бедро. Что-то не давало ему покоя. Это не было связано с подарком матери или Грейнджер.

Что-то не давало ему покоя с того момента, как она открывала подарки. Что-то было слишком близким, но и в то же время — далёким. Он чувствовал, что что-то произошло. Но понять этого не мог.

Он встал и тихо прошел к окну. Взглянул на сад, который в свете луны казался ему ещё более устрашающим. Всё шло слишком гладко. У Малфоев такого не бывает. В его роду просто так всё не сходит с рук. Он привык ко многим проблемам, неурядицам, да что уж там говорить — к бедам. И сейчас, когда он чувствует, что что-то не так, значит — это действительно правда.

Малфой обернулся и взглянул на мирно спящую Грейнджер. В свете луны её кожа казалась фарфоровой и бледной. Даже сейчас она прекрасна. Такая спокойная. Даже слишком. Он шагнул в её сторону. Присел на колени рядом с ней. Поправил упавшую на лоб прядь волос, слегка улыбаясь. И коснулся её губ. Слишком прохладные. Слишком. Ты замерзла, Грейнджер?

Он просунул руку под одеяло. Коснулся влажной ночнушки девушки в районе живота. Стоп. Малфой отдернул руку слишком быстро. И, кажется запачкал одеяло. Сердце сделало бешеный кувырок и словно остановилось. Кровь. Её кровь. На его руке. Нет. Нет, только не снова. Нет, прошу тебя. Нет.

— Эй, Грейнджер, — он легко хлопнул по её щекам ладонью. — Проснись. Пожалуйста, проснись.

Она молчала. Его руки дрожали как после долгого нахождения на морозе. Мысли перемешивались со слишком большой скоростью. Он судорожно пытался понять, что нужно делать. Но вновь и вновь тормошил девушку, в попытках разбудить её. Нет, нет, прошу. Пускай я и сволочь последняя, я имею право на ошибки и я имею право на счастье. Господи, нет. Не забирай её.

Он резко вскочил на ноги. Ещё раз взглянул на синеватые губы Грейнджер и выскочил из комнаты. Нарцисса. Ему нужна была она. И мистер Уилсон.

Драко влетел в спальню матери слишком громко и бурно. На ватных ногах подбежал к кровати и начал трясти за плечо уже её. Но женщине много времени не понадобилось. Малфой коснулся своего лица, размазывая по щекам остатки крови Грейнджер со своей руки.

— Мама, — прошептал он и впервые его голос сорвался. Это было похоже на хрип и стон раненого зверя, загнанного в угол. Он ощутил как по щеке скатилась первая слеза. Нет, она не может. После того, что они пережили. После того, на что он был готов пойти, чтобы она осталась рядом.

Нарцисса подскочила на ноги слишком быстро. Малфой сжался возле её кровати, закрывая лицо руками. Нет. Только не снова. Только не она. Я не смогу. Я не выдержу. Прошу, Господи. Только не её. Она не виновата ни в чём. Оставь её. Она не виновата. Это будет нашим секретом, прошу, забери мою жизнь взамен. Я должен быть на её месте. Я должен умереть.

Его трясло. Он судорожно запустил руки в волосы, сжал их до боли на коже головы. Словно хотел ощутить, что он просто спит. Это просто кошмар. Не может быть действительностью. Боль не отступала даже тогда, когда он едва не вырвал себе несколько прядей. Не забирай её. Не забирай того, кого я так сильно люблю. Бери меня. Бери меня взамен.

Со злости он пнут край кровати, вновь ощутив ненавистную боль. Проснись. Проснись, идиот. Пускай это будет сном. Я молю тебя, Господи, пускай это будет сном.

Он уже явно ощущал горячие слезы, что скатывались в одну каплю и останавливались на подбородке. Чувствовал, как они падают на его руки, но уже холодные. Как Грейнджер. Нет. Она не умрёт.

И он сдался. С натужным хрипом попытался выдохнуть из себя то, что чувствовал. Но ком внутри него продолжал разрастаться, словно пытался перекрыть источник дыхания. Чувствовал, как это нечто становится больше и тяжелее. Словно пытается притянуть его к полу всей своей силой.

Он вновь и вновь продолжал сжимать волосы, будто хотел заглушить то, что творилось внутри него. Ему казалось, что внутри него что-то резко надломилось. Повело за собой все органы. Кости словно хотели прорвать все мышцы от боли, которая хотела сжать его нутро в кулак. Он мог только вдыхать. Выдыхать — вновь ощутить боль.

Ему казалось, что все краски, что были до этого, расплываются. Превращаются в мутную чёрную смесь, не давая ему взглянуть на всё. Внутри него продолжал пульсировать большая, словно камень, боль. Заглушала стук его сердца. Заглушала его собственные мысли, в которых он продолжал молить Бога забрать его, а не Грейнджер.

Господи, за что? Я же попытался и выбрал правильный путь. Я пытался, мать твою! Что? Что ты ещё хотел получить от меня? Хотел доставить мне ещё больше страданий? Господь, ты такая сука! Я ненавижу тебя!

— Ты изуродовал мой мир! — вдруг выкрикнул он в пустоту. Его слова эхом отлетели от стен пустой комнаты матери и вернулись его разум. Ты убил его. Ты убил моё счастье. Ты убил меня. До конца. Теперь ты доволен, блядь?!

Последнее, что он мог сделать, это только материть Господа Бога. Слезы продолжали катиться с его глаз, застилая их с новой силой. С каждым ударом его сердца. Казалось, что он полностью состоит из боли, которая сжимала его мозги, в попытке раздавить его. Господи, так было бы даже легче.

Он схватил сам себя за руки, заставляя перестать терзать наконец свои волосы. Больно сжал кожу, оставляя на запястьях чёткие отметины ногтей. Я не смог, Грейнджер. Я не смог. Я не смог тебе помочь. Не смог.

Он сжал кулак и резко ударил по паркету. Он пытался ощутить что-то другое. Физическую боль, которая возможно может заглушить моральную. Но она давила на виски, застилала глаза пеленой, не давая ему возможности причинить вред себе.

Нарцисса появилась слишком незаметно. Схватила его за плечи. Трясла его. Что-то громко спрашивала. А он продолжал шептать только её имя. Гермиона. Грейнджер. Господи, как же я тебя предал.

Мать ударила его по щеке,