Обет молчания - Филиппа Карр

История выглядела не слишком убедительно, но, после первой недоверчивой реакции, ее приняли за чистую монету. Этому способствовал тот факт, что во время войны могут происходить самые невероятные вещи, и уже примерно через неделю исчезновение «Андрэ» перестало быть главной темой разговора.

Эдвард отнесся ко всему иначе.

— Где Андрэ? — спросил он.

Я сказала ему, что она поехала к себе домой повидаться с братом.

— Ее дом здесь, — настаивал мальчик.

— О нет. У нее уже был дом перед приездом сюда.

— Мы поедем туда?

— Нет. Мы останемся здесь.

— Когда она возвращается?

Я прибегла к испытанному неопределенному ответу, ставшему уже пословицей после знаменитого заявления Асквита, призывавшего «набраться терпения».

Но Эдвард продолжал спрашивать про Андрэ.

Он немного всплакнул, укладываясь в постель.

— Хочу видеть Андрэ, — хныкал он.

Я целовала и обнимала его и рассказывала ему сказки, пока он не заснул. Меня поражало, что женщина, причастная к убийству его матери, так дорога Эдварду. Он только несколько раз видел Аннабелинду, и она не произвела на него никакого впечатления, разве что своей шляпкой. И он оплакивал Андрэ.

Я говорила Эдварду:

— Ничего. У тебя есть я… и все в Марчлэндзе.

У тебя есть пони Билли Бой, миссис Черри и все остальные.

— Я знаю, — отвечал он. — Но мне очень нужна и Андрэ.

Я стала проводить с мальчиком больше времени, но он продолжал спрашивать про Андрэ.

ПОБЕДА

Наступил сентябрь 1919 года, и началось общее решительное наступление англо-французских войск. Характер войны стал меняться. С каждым днем известия с фронтов становились все оптимистичнее.

Теперь мы знали: то, чего мы так ждали последние четыре года, должно вот-вот произойти.

Потом наступил ноябрь, пасмурные, туманные дни, казавшиеся, однако, самыми светлыми за много лет, благодаря надежде, внушаемой известиями с поля боя.

Как я была бы счастлива, находись Роберт дома, но мои страхи оставались со мной. Я мечтала о встрече с любимым. Мне хотелось сказать ему, как глупо было с моей стороны колебаться, метаться из стороны в сторону. Теперь меня мучил безумный страх, что он может не вернуться.

Я молилась за Роберта. Я хотела сказать ему, как сильно я его люблю. Последние годы заставили меня осознать это.

Отец пришел домой в страшном волнении. В Германии произошла революция. Кайзер бежал в Голландию.

Перемирие было подписано в одиннадцать часов одиннадцатого ноября. «На одиннадцатый день одиннадцатого месяца», — как говорили все. День, который мы будем помнить до конца жизни.

Война кончилась.

На улицах Лондона царило веселье, флаги свешивались из окон, звонили колокола, толпились люди. Повсюду слышалась музыка. Оркестры исполняли патриотические марши.

Миссис Черри передала общее желание слуг выйти на улицу и присоединиться к толпе, и я ответила, что они просто должны это сделать.

Пришел веселый Маркус.

— Что за великий день! — воскликнул он. — Вы должны присоединиться к общему ликованию.

Отец сказал, что Маркус прав. И предложил отправиться куда-нибудь отпраздновать победу.

Но сначала мы немного посидели в гостиной, обсуждая прекращение военных действий и пытаясь предугадать, как скоро солдаты вернутся домой.

— Как хорошо сознавать, что огонь в самом деле прекращен сегодня утром в одиннадцать часов, — промолвил отец. — Это положило конец бессмысленной бойне.

Он прибавил, что мы должны выпить за победу.

Когда мы подняли бокалы вина, появился посыльный. Отца вызывали по неотложному делу.

— Я приложу максимум усилий, чтобы развлечь Люсинду, — сказал Маркус. — И, возможно, вы сможете присоединиться к нам позднее.

Отец полагал, что его могут задержать, и поэтому не стал договариваться с нами о встрече.

— Бесполезно назначать свидание, — сказал он. — Думаю, что сегодня вечером рестораны будут переполнены.

— Значит, вы оставляете свою дочь на мое попечение?

— И делаю это с удовольствием, — ответил отец.

И таким образом я очутилась напротив Маркуса в элегантном ресторане, выходящем окнами на реку.

Все заполнявшие его люди пришли сюда праздновать. Слышались смех и веселая болтовня, сидевшие за разными столиками окликали друг друга. Оркестр играл патриотические мелодии.

Когда мы появились, официант бросился к нам и пожал Маркусу руку. Несколько человек зааплодировали. Восторженный прием ожидал всех военных, а Маркус, имеющий высокий чин и необычайно красивый в форме, выделялся среди них.

Я ловила на себе завистливые взгляды. Маркус рассмеялся и поднял руку в знак приветствия и благодарности за оказанный ему прием с присущим ему беззаботным видом.

Заказав обед, Маркус улыбнулся мне и сказал:

— Слава Богу, война кончилась. Мой приезд в «Сосновый Бор»и наша первая встреча кажутся такими далекими. А ведь тогда, увидев вас — школьницу, такую чистую и невинную, — я сразу влюбился.

— Прошло всего четыре года. А кажется, что намного больше.

— Столько всего случилось. Я уже некоторое время хочу поговорить с вами и все не мог решить, имею ли я право… не слишком ли мало времени прошло после этого ужасного события. Бедная Аннабелинда! Так попасться, как она.

— Вы знаете? Они вам рассказали? — Я в замешательстве замолчала. Я опасалась, что сказала слишком много. Я знала, что причина убийства Аннабелинды должна оставаться секретом. Включался ли ее муж в число посвященных в тайну?

— Мне все рассказали по двум причинам, — объяснил Маркус. — Во-первых, вместе с вашим отцом я охотился за этими диверсантами. Второй причиной являлось то, что я был ее мужем.

— Значит, вы должны знать… все?

Маркус очень серьезно посмотрел на меня и сказал:

— Вспомните, что полиция подозревала меня, пока я не смог неопровержимо доказать, что не был нигде поблизости от этого дома. А потом — одно потрясение за другим. Сначала ее смерть и павшее на меня подозрение… а затем я узнал правду. Я был идиотом, Люсинда. Я мог бы понять, я мог бы догадаться. Но все казалось настолько логично. В конце концов, именно вы не оставили ребенка.

Именно вы больше всех были озабочены его благополучием.

Я никогда еще не видела на его лице такого выражения. Это были и искреннее раскаяние, и совершенно не свойственная ему растерянность, словно он не знал, как облечь в слова свои мысли.

— Я был совершенно потрясен, — продолжал .он. — Я не мог этому поверить. Но все выглядело так правдоподобно.

— Что вы имеете в виду, Маркус?

— Я говорю о ребенке. О том, что мне рассказала Аннабелинда.

Я была озадачена.

— Вы еще не поняли, Люсинда, что это вас я любил. А когда она рассказала мне, я не мог поверить… но ведь это казалось очевидным. Если бы дело было только во мне, я бы переступил через это. Я любил вас. Вы не такая, как все девушки, которых я встречал. Я знал, что нам было бы хорошо вместе. Но они могли узнать, я имею в виду своих родителей. Они могли лишить меня наследства. Я знаю их логику. Они сочли бы вас безнравственной женщиной. Вы не представляете себе, какие у них строгие понятия! Они уже долгое время давили на меня. Я должен был жениться.

Мой первостепенный долг пополнить нашу семью новыми Мерривэлами. Я знаю, вам трудно понять, но они совершеннейшие феодалы, со своими средневековыми представлениями. Нам с детства внушали, что на первом месте стоят интересы семьи.

— Маркус, почему вы все это мне сейчас говорите?

— Потому что я хочу забыть прошлое. Я хочу, чтобы мы все начали сначала прямо сейчас, в этот первый мирный вечер. Я хочу, чтобы мы начали строить наше будущее!

— О нет, Маркус.

— Выслушайте меня. Я повел себя глупо. Я должен был догадаться. Скандала, вот чего я боялся. Скандалы имеют обыкновение разражаться в самые неподходящие моменты. У меня просто не хватило мужества. Ведь подумать только, что это ее ребенок. Теперь она мертва. Бедная Аннабелинда! Она понимала, что я люблю вас, и настолько сама любила меня, что солгала, пошла на то, чтобы опорочить свою лучшую подругу. Но теперь все кончено. Мы должны забыть об этом. Мы должны сейчас начать все сначала.

— О чем вы говорите, Маркус?

— Аннабелинда знала, что я вот-вот попрошу вашей руки. Она рассказала мне, что, еще когда вы учились в школе, у вас было любовное приключение, в результате которого родился Эдвард. Она сказала, что вы были вынуждены отдать ребенка на попечение приемным матери и отцу, а когда они погибли, вас так замучили угрызения совести, что вы решили привезти ребенка домой, к своим родителям. Таким образом, вы могли оставить его при себе.

— Аннабелинда сказала вам это!

— Теперь я знаю, что это ее ребенок. Все это выплыло наружу, когда ее убили, когда немецкие шпионы попытались заставить ее работать на них.

Теперь я все ясно вижу, Люсинда. Но мы должны простить бедняжку Аннабелинду. Какой ужасной ценой она за все заплатила! Мы должны начать строить наше будущее. Пусть истечет положенное время, и тогда…