Зерно жизни - Дмитрий Хван

В кузнице, у Ивана Репы с помощью проб, ошибок да добрых советов стало, наконец, выходить годное для ковки и обработки железо. Иван сковал, закалил и заточил первую партию ножей и вот теперь начальник посёлка осматривал изделия кузнецов.

— Ну что же, Иван, добрые ножи. Знаешь чего, а подумай-ка теперь о панцирях для воинов, тело чтобы закрывать от стрел или копья.

— А копейные жала надобны? — осведомился Репа.

— Да. Да много чего надо и гвозди, и скобы, наконечники стрел для тунгусов наших нужны. Мы с тобой ещё списочек прикинем — покумекаем.

— Вячеслав Андреевич, а может, ещё мачете сделаем? — спросил Новиков.

— Ага, только ты, Вася, сам будешь объяснять, что такое мачете, — ухмыльнулся Вячеслав.

Ждан, прибывший в посёлок ещё с Никитой, сподобился таки плавить стекло, разливая его по формам. И, хотя оно было далеко от совершенства — мутное и тяжёлое, такое стекло уже можно было смело вставлять в окна. Тем более, что устюжанин по мере накопления опыта выдавал всё лучший по качеству продукт и можно было надеяться на то, что сквозь его стекло когда-нибудь можно будет и смотреть. В конце октября в Приангарье залили дожди, иногда вода с неба лилась целыми сутками, то упрямо накрапывая, то вдруг обрушивая на землю целые потоки. Сумрачное небо лишь изредка сменялось долгожданной солнечной погодкой, но и она уже не баловала теплом. В один из таких пасмурных дней, в накрапывающий с самого утра дождик, на Ангаре была замечена одинокая лодка с туземцами. Дежуривший в башенке на холме у излучины Ангары наряд заметил её позже, чем это было необходимо, тому виной был клубившийся над речной гладью туман.

— Одно из двух — или их пропустили парни в Удинске, либо они вышли из леса к захованной ранее лодке, — заметил снайпер наряда, ведя лодку в прицел СВД.

Тем временем, туземцы, заметив башенку, оживились и стали забирать правее.

— Они не опасны, пропускаем на редут, — процедил снайпер.

На входе в устье реки Белой лодка была остановлена. Троих туземцев попытались расспросить о целях посещения ими Белой, но поселковый тунгус, бывший в наряде, со смущением сказал, что не понимает язык бурятов. И тут один из гостей, хлопнув себя по лбу, вытащил из меховой куртки, похожую на мокрых котов, висящих с плеч, целлофановый пакетик, в котором лежал сложенный лист бумаги.

… как говорит наш тунгус Манчи, эти буряты прикочевали на землю разбитого нами князя Немеса, заняв его угодья и захватив его людей. Их князь, Баракай наслышан о нашей силе. По его словам, приходившие с реки казаки были слишком злы и опасны. Из тех троих, что сейчас у вас, самый молодой — это Кияк, старший сын Баракая, двое других, родственники князя и его советники. Они хотят поговорить с Вячеславом…

— Кияк? — спросил бурята морпех.

Тот широко улыбнулся и кивнул. Морпехи, тоже заулыбавшись, пропустили лодку дальше к посёлку.

Енисей, лето 7138 (1630).

Вигарь, пройдя почти весь мангазейский морской ход, направил кочи далее, в енисейское устье. И хоть кое-где у берега было много льда, река была свободна, кочи устремились вглубь Сибири. При подходе к Енисейску вереница из семи кораблей собрала внушительную толпу острожных людей у реки. Даже глухо и раскатисто бухнула пушка, однако Вигарь, следуя приказу Тимофея, у Енисейска не останавливался, уходя на Тунгуску.

— Налегай на вёсла, мужики, — зычно крикнул Вигарь.

Вскоре башни енисейского острога исчезли из вида, кочи вышли на приток Енисея. Буйства природы и прекрасные виды окрестного моря зелёной тайги на многие вёрсты вдаль производили сильное впечатление на поморов, а на онежских и белозёрских крестьян и подавно. Утомлённые долгой дорогой, они, тем не менее, не уставали дивиться величию окружавшего их края. За время частых остановок поморы и охотники из крестьян уходили в лес, добывая для людей свежего мяса, да трав и кореньев. Но до первых порогов шли без остановок, туземцы окрест тоже не встречались. Преодоление двух порогов заставило путешественников выгружать кочи, стараясь максимально их облегчить, чтобы потом их волоком по обтёсанным стволам протащить мимо порогов. Иные пороги преодолевали по реке, но опять же, приходилось заниматься разгрузочно-погрузочными работами. Лишь к последнему месяцу лета кочи вышли на Ангару. Люди были измотаны, многие ослаблены, некоторые и вовсе тяжко заболели. Никита стал всерьёз опасаться, что ангарскому воеводе он привезёт уполовиненный в людях караван. В числе занемогших был и Тимофей Кузьмин, чей организм не выдержал сильных нагрузок, так как молодой, полный кипучей энергии парень всюду рвался быть первым. Будь то разгрузка, волок, ночной дозор или охота.

— Тимоша, за всем не уследишь, всего не сделаешь! Твоё дело управу учинять над людишками, а ты невместные дела творишь — тяжести таскаешь, да по лесу скачешь, аки заяц лопоухий, — приговаривал Никита, протягивая Тимофею горячее питьё.

— То моё дело, как себя пред людьми ставить, — слабым, но не терпящим возражений голосом, отвечал молодой Кузьмин.

— Токмо ты ведать должон, что батюшка твой, Савелий Игнатич, завещал тебе. Да к чему он казну свою тебе отрядил. А ежели ты так, прихотью своей, загонишь себя в сыру землю…

— Цыц! Говори, да не заговаривайся, Никитка! — задохнулся от гнева Тимофей.

Никита опешил, он встал и уже собирался уйти, как Тимофей, сменив гнев на милость, смущаясь, сказал.

— Не держи обиду, друже, прости. Знамо, как ты обо мне печёшься.

Никита заулыбался, а Тимофей, спрятав ехидную улыбочку, продолжил.

— Печёшься обо мне, а как я в сыру землю-то лягу, об ком ты печься будешь, как не об отчей казне. Думы тяжкие…

Никита мгновенно выпрямился, сверкнул глазами. Не в силах вымолвить и слова, покрывшийся пунцовыми пятнами от гнева, Никита запустил в смеющегося Тимофея пустой плошкой и ушёл, провожаемый смехом, тут же перешедшим в яростный, удушающий кашель.

Белореченский посёлок, октябрь 7137 года, (1629).

Прибывших в посёлок бурятов проводили в избу начальника посёлка, тот встретил их за работой, прикидывая на бумаге, вместе с двумя мастерами новую печь для литья металла.

— Ну, с чем прибыли? — без лишних слов заявил Вячеслав бурятам, приглашая их садится на лавку.

Приведший гостей тунгус перевёл вопрос.

— Князь наш Баракай прислал сына своего, Кияка, к вам для того чтобы мы стали друзьями, — молвил один из бурятов, поглядывая на принесённый им большой кожаный мешок.

Внезапно открылась дверь и на пороге показался капитан Кабаржицкий.

— Не помешаю, Вячеслав Андреевич?

— Заходи-заходи, Володя! — энергично пригласил капитана Вячеслав. — Садись, присоединяйся к разговору.

— Друзья нам нужны, Кияк. А что тебя именно к нам привело?

— Отец мой, князь Баракай, сказал мне, чтобы я без доброго слова от вас не возвращался. Хочет он быть с вами в друзьях и просит защиты от князца Ириняка, который хочет выгнать нас с земель, доставшихся нам от князца Немеса. И в знак дружбы Баракай передаёт вам этот скромный подарок.

Кияк распутал завязки мешка и достал на свет Божий отлично выделанные шкурки чернобурой лисицы, горностая и соболя. Кабаржицкий от удивления аж крякнул.

— Вячеслав Андреевич, пора нам склад соорудить под шкурки, их у нас уже изрядно скопилось.

— Что я могу передать моему отцу? — осведомился Кияк.

— Ну, смело можешь передавать князю Баракаю и добрые слова, и наши заверения в дружбе, и… — Вячеслав зашептался с Владимиром и тот выскочил из избы.

— А вот насчёт защиты вас от ваших врагов — нам тут подумать надо, с товарищами посоветоваться. Я не могу отправить воинов помочь вам, у нас есть ещё главнее человек, он может разрешить это.

— Мне надо к нему?

— Нет, не надо, я сам с ним поговорю и передам ему твои слова, не беспокойся, Кияк.

— У меня ещё есть слова вам, которые хотел сказать мой отец, — он продолжил после кивка Вячеслава.

— Нам очень нужно железное оружие, чтобы противостоять врагам, окружающих нас со всех сторон.

— С этим мы можем вам помочь, — заинтересованно произнёс Вячеслав.

— Мы можем менять железное оружие на мех, как мы менялись с пришельцами из дальних улусов. Но они приходят издалека и хотят за один железный нож очень много шкурок.

— Понимаю, мы можем договориться на лучшие условия для вас, — уверил бурята Соколов.

— А можно посмотреть на ваше оружие? — загорелся бурят.

— Сейчас мой друг принесёт ножи, я тоже хочу сделать вам подарок. А вот и он!

Четыре ножа, с уже отполированной и покрытой незамысловатой резьбой рукоятью, были подарены ошалевшим от радости бурятам.

— Вячеслав Андреевич, — обратился к инженеру Кабаржицкий, после того, как весьма довольных знакомством бурятов проводили в обратный путь от причала на Белой.