Счастье Зуттера - Адольф Мушг

Быстро взглянув на нее, Зуттер понял, что она плачет, хотя ее тихий монотонный голос ничуть не изменился. Она рылась в кармане своих джинсов. Он протянул ей пакетик бумажных салфеток. Руфь рассказывала, что в их группе самопознания частью терапии были громкие рыдания. Участники бросали друг другу носовые платки, словно ленты серпантина.

— Как ты привлекаешь людей к суду?

— Сообщаю о них полиции. Но для этого я должен иметь достаточно оснований.

— Они стреляют, — сказала Виола. — Из пистолета. По мишеням, но мишени в форме человека. — Она медленно вытянула обе руки к ветровому стеклу. — Мишени поворачиваются. Они появляются перед тобой на мгновение. И надо в них попасть. В голову или в сердце. Пшт, — прошипела она сквозь зубы и щелкнула языком.

— Спортсмены или полицейские? — спросил Зуттер.

Виола согнулась от неудержимого приступа смеха.

— Да, — сказала она, успокоившись. — Ей бы служить в полиции. Если я не упражняюсь на скрипке шесть часов в день, она готова меня расстрелять. Так она поступает со всеми. И по-другому не может.

Виола смотрела прямо перед собой. Потом снова подняла руки, подперла правый локоть красивыми длинными пальцами левой руки, кивком головы откинула со лба волосы, прищурилась и вторично изобразила звук выстрела. Он едва успел крутануть руль вправо, заметив, что ему отчаянно мигает встречная машина. Виола была погружена в свои мысли и не заметила опасности.

— Кто она? — спросил Зуттер.

— Хороший вопрос. Этого она и сама не знает. Моя мать. Родилась под знаком Стрельца.

— Опасный знак.

Виола улыбнулась.

— И вы хотите привлечь свою мать к суду?

— Бесполезно, — ответила Виола. — Один раз ее уже судили. Не помогло.

Она снова открыла свою книжку.

— «Кому снится, что его мать занялась беспутным промыслом, того ждут большие несчастья», — прочитала она. — Все-то он знает, этот сонник. Но беспутной ее не назовешь.

35

— Вы только взгляните, — сказал Зуттер.

Парковка была забита автомашинами, черными лимузинами с дипломатическими номерами, шикарными спортивными автомобилями с номерами разных кантонов. У въезда стояли два охранника, один в гражданском, другой в униформе шоколадного цвета, оба вооружены, у обоих рации. Что-то не похоже на пансионат фройляйн Баццелль.

— Подождите минуточку, я только зарегистрируюсь.

Он глубоко вдохнул. Болела спина. Все было на месте: небольшое плато, синяя полоска озера, холмистый полуостров, раздвоенная вершина Марньи. Он медленно поднялся по каменным ступенькам, вошел в вестибюль. Вдоль стены тянулся длинный стол, на нем стопки книг, брошюр, проспектов, там, где стол переходил в подобие пульта, стояла молодая женщина в бежевом платье английского покроя. На завитых белокурых волосах надетая набекрень шапочка, украшенная золотистой спиралью с тремя буквами «Г». На груди тот же лейбл и надпись НАДИН. Буквы переливались и сверкали, Зуттер забыл очки в машине. Женщина стучала на клавиатуре компьютера и одновременно болтала по телефону, прижав мобильник щекой к подбитому ватой плечику платья.

Зуттер стоял довольно долго, наблюдая за людьми, сновавшими между гостиной и рестораном. Некоторые лица показались ему знакомыми, хотя без очков он видел не совсем четко, например, лицо председателя одной крупной швейцарской партии, над верхней губой усы щеточкой; на сей раз он был в шортах. Отдыхающие были одеты кто во что горазд или по-спортивному, мужчины и женщины среднего и даже пожилого возраста были, как правило, в тренировочных костюмах. Они оживленно беседовали, часто смеялись, в воздухе витала расслабленность, только охранник в гражданском, пришедший вместе с Зуттером, хранил официальный вид.

Администраторша с отсутствующим взглядом крутила головой с прижатым к плечу мобильником, не замечая Зуттера, хотя ее улыбающиеся глаза, казалось, задерживались на нем. Она говорила на базельском диалекте, и разговор ее, без сомнения, был личного свойства. Через открытую дверь виднелась гостиная, но кроме кафельной печи все казалось Зуттеру незнакомым. Столов и стульев не было. Помещение превратили в игровую комнату, на зеленом полу там и сям стояли разноцветные табуретки, между ними лежали гимнастические мячи. Посередине оставалось свободное место для пюпитра и футляра гитары. На потолочных балках висели транспаранты, на которых, к примеру, можно было прочитать: ПЕРЕМЕНУ НЕНАВИДЯТ ВСЕ — ТОЛЬКО НЕ МОКРЫЕ МЛАДЕНЦЫ. С кафельной печи свисала геральдическая композиция: синий венок из звезд с буквами EU в центре, а над ними увенчанная короной большая буква N. Задумали реставрировать наполеоновскую империю, что ли?

— Ау, — сказал Зуттер, но улыбка женщины все еще оставалась отсутствующей.

— Алло, Надин! — крикнул он.

— Минуточку, — шепнула она в трубку, но по-прежнему оставила ее зажатой между плечом и подбородком. — Да? — спросила она, витая в мечтах где-то далеко.

Глядя в ее равнодушное ухоженное лицо, Зуттер сказал:

— Я приехал на день позже, но комната заказана. Зуттер.

Молодая женщина застучала по клавиатуре.

— Зутер Флориан, — сказала она. — Чем могу быть полезна?

— Мне нужна комната, и мое имя не Флориан.

— Вы недовольны своей комнатой?

— У меня ее еще нет. Я хочу номер двадцать один.

— У вас комната номер сорок пять.

— У меня ее нет, и я ее не хочу.

— Номер двадцать один, — она быстро задвигала пальцами. — Верно, это вы, господин Фёгели. Извини, — шепнула она в трубку, из которой все еще доносилось веселое щебетанье, и положила ее на стол. — И какую же комнату вы теперь хотите?

— Я хочу фройляйн Баццелль.

Администраторша быстро взглянула на охранника, который сделал шаг вперед. —

— Фройляйн Ба?..

— Баццелль. Два «ц» и два «л».

Она уставилась на экран монитора.

— С такой фамилией у нас никто не числится. Джон! — громко крикнула она, — помоги, пожалуйста, этому господину. — И снова прижала к плечу трубку.

К Зуттеру подошел серьезный молодой человек в темно-синем блейзере.

— Позвольте спросить, кто вы? — поинтересовался Зуттер. На груди молодого человека красовалась надпись ОСКАР. А не ДЖОН.

— Вы ищете господина Зутера? — спросил он. — Или господина Фёгели?

— Я ищу фройляйн Баццелль.

— Ах, ее. Мне кажется, она умерла. К сожалению.

— К сожалению, — механически повторил Зуттер. — Вам кажется.

— А вот и господин Зутер! — крикнул молодой человек. — Кёби! Нет, не слышит.

— Да что же это такое, — прошептал Зуттер. — Пожалуйста, выслушайте меня. Я приезжаю сюда в это время каждый год. Вчера я сообщил по телефону, что задержусь на день. У меня сломался автомобиль. Я…

— Ах да, — оторвалась от мобильника администраторша. — Точно. Я приняла ваш звонок. Точно. Вчера вы отменили приезд, а сегодня все-таки приехали. Вы в номере сорок пять.

— А вы сумасшедшая.

— Позвольте взглянуть на ваше удостоверение личности, — сказал охранник в гражданском.

Зуттер достал из нагрудного кармана водительские права. Охранник повертел их в руках.

— Гигакс, — прочитал он. — Готлиб Эмиль, родился двадцать третьего ноября тысяча девятьсот тридцать четвертого года.

— Стрелец, — сказала администраторша. — Как и я.

— Его зовут Зуттер, — послышался голос сзади, — и он только что прибыл. Не вчера, а сейчас, в данный момент.

Виола! Только ее Зуттеру и не хватало. Не могла подождать в машине!

— Ты звал меня, Джон? — обратился к Оскару подбежавший молодой человек с короткой стрижкой «ежиком».

— Это господин Якоб Зутер, — сказал Джон, — но вы, кажется, не Зутер.

— Позвольте мне объяснить. — Зуттер задыхался, ему казалось, что он сейчас упадет замертво, и тогда уже ничего не исправишь. — Моя официальная фамилия Гигакс. Но для моих друзей я Зуттер. Фройляйн Баццелль — наша близкая подруга. Поэтому мы — я и моя жена — регистрировались под этой фамилией, вот уже больше десяти лет. Зуттер — это… но объяснять пришлось бы слишком долго.

— Вы художник? — спросил Джон или Оскар. — Или, может, артист?

— Он журналист, — подсказал охранник, заглянув в водительские права.

Юная Виола — уж не подумали ли они, что это она вот уже десять лет жена Зуттера? — должна бы вмешаться снова, но она стояла молча.

Охранник, похоже, ждал указания арестовать «чету», но Джон или Оскар поднял руку.

— Журналист, — произнес он подчеркнуто вежливо. — Вы собираетесь писать о нашем семинаре?

Зуттер тяжело вздохнул.

— Пожалуйста, позовите фройляйн Баццелль.

— Фройляйн Баццелль умерла, — сказал мужчина в черном тренировочном костюме с широкой белой полосой. Тот, которого звали Зутером. — Она была здесь хозяйкой, Джон, вплоть до весны этого года. Я тогда приехал в Сильс, чтобы покататься на лыжах. О ее смерти писали все газеты.