Земля за океаном - Василий Песков

Эта история чем-то напоминает сказку с хорошим концом. В глуши, какую только способны облюбовать осторожные птицы, опускается вертолет. В нем два человека. Один остается в машине, другой пробирается к гнездам. Возвращается он с драгоценной добычей – в толстом шерстяном носке осторожно несет яйцо. Еще одно. Еще… Яйце кладут в приготовленный термостат. В местечке Форт-Смит из вертолета биологи пересаживаются в скорый самолет…

Едва ли когда-нибудь в жизни Рей Эриксок волновался больше, чем в этом полете. Два приземления для заправки, и наконец аэродром Эндрюс под Вашингтоном. Автомобиль уже ждет… Девять часов путешествовали журавлиные яйца из приполярной Канады до инкубатора биостанции. Проклевывая оливково-коричневую скорлупу, мокрые журавлята видели тут не белоснежную мать, стоящую над гнездом, а взволнованное лицо человека.

– Все обошлось. Но заменить им родителей было непросто… – Доктор Рей Эриксон рассказал, как пришлось ему нянчить беспокойный и драгоценный приплод.

Птенцы оказались заядлыми драчунами (видимо, так же они ведут себя и в гнезде). Чтобы все остались живыми, к журавлям подсадили «мальчиков для битья» – индюшат. Пар агрессивности был истрачен, все журавлята остались живы и превратились в белых красивых птиц. Волновало теперь другое. Как стая? В Аранзасе ждали ее возвращения. Когда журавлей сосчитали, радость была всеобщей – молодых было столько же, сколько их прибавлялось в самый благоприятный год.

Журавлиная операция теперь повторяется каждое лето. 6+10+10+11 – всего 37 яиц взято из гнезд. По разным причинам два журавленка не выжили. Таким образом, в неволе живет сейчас тридцать пять журавлей. В природе их стало пятьдесят девять (данные 1972 года).

На спасение журавлей конгрессом было выделено 350 тысяч долларов. Рей Эриксон считает, что, если бы нужен был миллион или два миллиона, преступлением было бы пожалеть деньги. «Можно сконструировать все, что угодно: новый автомобиль, аппарат для полета на Марс, карманный телевизор, большую станцию для житья в космосе, но, если исчезнет птица, ее сконструировать заново невозможно». Эти мысли о журавлях в Америке разделяются многими. Большие трубящие птицы стали символом охраны редких животных. Едва ли не каждый американец знает судьбу журавлей. Но только зоологам и людям, особенно озабоченным состоянием дикой природы, известно: на той же грани, что и белые журавли, в стране сейчас находится 101 вид животных. «Они держатся на одной нитке», – сказал Рей Эриксон. Животных можно считать вне опасности, если их еще сохранилось хотя бы тысячи две. А тут счет идет на десятки и даже так: «видели двух!» Это значит – рядом с названием в списке завтра поставят крестик.

Америка не единственная обладательница списка «висящих на нитке». Такие списки есть в каждой стране. Исчезновение с лица земли угрожает сейчас 1000 видам животных. Но если в других частях света природа ветшала долго, то в Америке это случилось в историческом смысле почти мгновенно. Америка служит наглядным уроком, как жестоко, неразумно, недальновидно вел себя человек, истребляя вокруг все живое. Две сотни лет отделяют нас от времен, когда звонкий смолистый храм природы Америки был еще некий нетронутый эталон – 100%». Не на пергаментных свитках, а на обычной бумаге дошли до нас записи о живом богатстве, к которому человек едва-едва прикоснулся. Вот они.

«Страна дикая, но богатая и обильная». «Реки кишат рыбой. Дичь заволакивает небо». «Гуси выстрела не пугаются – возвращались глянуть, почему это их товарищ упал». «Бобровые плотины идут тесно друг к другу и так далеко, как можно проследить. Бобры совсем не боятся людей». «Вблизи соляного источника один охотник насчитал 1000 разных животных». Другой охотник у соленого ручья увидел столько зверей, что «не рискнул сойти с лошади». Когда же он подстрелил двух оленей, «обезумевшее стадо, не разбирая дороги, бросилось прочь, топча убитых животных, отчего с них даже не удалось снять шкуры».

Вооруженные ружьями белые люди вели себя, как хорьки, забежавшие в очень богатый курятник. На животных они смотрели как на живую мишень – «они созданы, чтобы их убивать». Вот какими были трофеи охотника в Новом Свете. Некий Жак Шварц в 1760 году убил: «140 пум, 109 толков, 17 черных медведей, 98 оленей, 111 бизонов, 12 росомах, 500 бобров и других меховых животных». Это только один охотник и за один год! Что-то пошло на продажу, а что-то было убито просто потому, что попало на мушку. «Казалось, Америка хотела как можно скорее избавиться от животных», – пишут теперь историки. Нетрудно понять, как глядели на этот разбой индейцы, вся жизнь которых была связана с благополучием мира животных. Вот что сказал, наблюдая быстрые перемены в природе, вождь племени сиу Сидячий Медведь: «Жизнь была хороша благодаря великой радости, которая шла от ощущения родства и дружбы с животными, что нас окружают. Белый человек смотрел на них как на врагов. Мы смотрели как на друзей и благодетелей…»

У белого человека тоже постепенно наступало похмелье. Знаменитый охотник прошлого века Дэниэл Бун, не менее удачливый, чем упомянутый выше Шварц, на склоне лет подводит итог: «О, сэр, какая громадная разница за 30 лет! Раньше и мили не пройдешь, чтобы не увидеть бизона или медведя. Тысячи бизонов! Страна выглядела так, что она никогда не будет бедной. Но теперь я пошел и увидел только несколько следов оленей».

На рубеже 1800 года восточную часть природного храма Америки наполовину уже спалили. Однако особой тревоги никто не испытывал. Пушные компании по-прежнему отправляли в Европу тюки дорогих шкур. Дичь на базарах лежала еще ворохами и стоила сущие пустяки. Пожар истребления на несколько лет задержался у Миссисипи. Тут проходила тогда граница Дикого Запада. Но потом огонь перекинулся через реку. И на огромных пространствах разыгрался, пожалуй, самый драматический акт во всей истории отношения человека к животным. Драма эта известна многим, ее стоит только напомнить.

В Йеллоустонском перке, оставив на дороге машину, мы прошли километра два на пригорок, где пасся старый бизон. Подходили мы осторожно, старались не напугать зверя. Да и сами, признаться, побаивались – что на уме у мрачного великана? Однако бизон проявил полное равнодушие. Он подпустил нас вплотную и даже не поднял головы. Внизу у реки паслась парочка его родичей. И это все, что мы увидели за дорогу, проезжая по «бизоньим местам». Трудно было представить, что сто с небольшим лет назад было этих зверей еще так много, что только словами «видимо-невидимо» можно было определить их число. «Огромные пространства прерий от горизонта до горизонта были одним сплошным стадом», – пишет очарованный путешественник прошлого века. О приближении бизонов охотники догадывались до появления стада на горизонте «по облаку пара, выдыхаемого животными». «Стада, случалось, растягивались на 50—70 километров… Я скакал верхом целый день, но конца гурта так и не смог увидеть», – сообщает кавалерийский полковник Генри Додж. Охотник Бентино примерно в эти же годы наблюдал за шествием по равнине гигантского стада. В поле зрения человека, стоявшего на горе, находилось «не меньше 300 тысяч животных». Всего же бизонов в Америке было 60—70 миллионов.

Куда же делась эта величайшая масса живых существ? Истреблена! И не в тысячи лет, а в считанные годы, буквально в несколько лет. Это была величайшая бойня, о которой Америка сейчас вспоминает с чувством вины. В самом деле, трудно представить что-либо более жестокое и бессмысленное. В диком азарте, соревнуясь, охотники убивали бизонов тысячами. (Знаменитый и поныне известный в Америке Буффало Бил убивал за сезон четыре тысячи с лишним.) Стреляли бизонов, чтобы только снять шкуру. Горы мяса оставались на месте.

Развязку ускорила нитка железной дороги, которой спешно соединяли Восток и Запад. Владельцы дороги, как только по прериям побежали длиннотрубые паровозы, от главной линии провели ответвления и стали приглашать для охоты на Западе всех, кто захочет. Прямо из окон вагонов люди палили по крупным обезумевшим от страха животным. Тут часто не снимали даже и шкуру, вырезали язык для закуски и уезжали. Степи были покрыты гниющими трупами, а позже россыпью белых костей (Когда бизонов не стало, кое-кто нажил состояние, подбирая лишь кости. За тонну платили 10—12 долларов.)

1870 год. С массой бизонов покончено. Кое-кто опомнился, почувствовал громадность потери. Раздались первые голоса в защиту животных. Однако не все считали, что совершилось черное дело. Избиение бизонов было не только безрассудным азартом молодой нации, «большая охота» являлась также частью политики. «Охотники для решения индейской проблемы сделали больше, чем сумела сделать армия за 30 лет», – откровенно заявил генерал Шеридан. Ничего не скажешь – безукоризненно точный генеральный расчет. Индейцы киова, каманчи, сиу привязаны были к жизни бизонов, подобно тому как жители севера эскимосы существуют за счет оленей. Все: пищу, одежду, постели, пологи для жилищ, топливо и посуду – индейцы получали веками, кочуя вслед за бизонами. И вдруг за несколько лет основа их жизни исчезла. Вожди Сидячий Бык и Бешеный Конь, поняв трагизм положения, объединились и дали белым отчаянный бой. И победили! Войска генерала Кастера разгромлены были у речки Литл-Бигхорн (1876 год). Но великая победа индейцев была напрасной. В течение года после сражения они были загнаны в резервации. Охотиться на бизонов можно было теперь, не опасаясь мести хозяев прерий.