Это Вегас, детка! - Татьяна Тэя

над её словами, я просканировал собственные чувства.

-Нет то чтобы сержусь. Просто больше так не делай.

Мне не хотелось отчитывать собственную сестру, хотя Джустина уже не ребёнок и вполне способна осознавать последствия поступков.

Она кивнула и замолчала, задумчиво накручивая светлые локоны на пальчики. Мы сидели рядом, даже не касаясь друг друга. Я мог бы как раньше обнять сестру и взъерошить волосы, и хорошенько получить по рукам за наведение беспорядка на её голове, но желания шутить и задирать нерадивого подростка сейчас не испытывал. Джустина тоже чувствовала эту непривычную неловкость между нами.

-Могу я позвонить Шеннон и извиниться? - наконец, заговорила она.

-Конечно, - ответил я, не раздумывая, и написал ей домашний телефон Шеннон.

Свой сотовый Шеннон так и не включила, может, вообще сменила номер.

-Но только извиниться, - добавил я, - за меня просить не надо. Здесь всё гораздо глубже, чем твой поступок. Так что даже не пытайся заводить об этом разговор.

Уголки губ сестры поползли вниз.

-А как мне всё исправить?

-Я сам всё исправлю, когда придёт время.

-Ладно.

Я всё-таки легонько стукнул по её кулачку своим, когда она подняла его в знак того, что всё "замётано", выражаясь её языком.

Стоило Мэри-Линн появиться на пороге, Джустина тут же смылась в свою комнату.

Вздохнув, я посмотрел на поднос с тонкими фарфоровыми чашечками и тарелкой мини-пирожных.

-А сэндвича у тебя нет? - протянул я.

-Конечно, есть. - Мама развернула поднос другой стороной, чтобы я увидел, что ещё стоит на нём. - Неужели ты думаешь, что я не знаю привычек своих детей?

Я улыбнулся и кивнул, а затем, закрыв глаза, откинул голову на спинку дивана. Иногда так приятно вернуться в отчий дом. Как же хорошо, что я не переехал в Нью-Йорк, как предлагали. Здесь всегда под боком место, куда можно прибежать и восстановить силы.

Тёплая мамина ладонь накрыла мой лоб.

-Джастин... - начала она.

Дом. Собственный дом. Не пентхауз в многоэтажке, а дом. Совсем некстати я вспомнил, как предлагал Шеннон подумать об отдельном доме, как бы невзначай.

Мысль, уже бродившая во мне некоторое время, облеклась в слова.

-Я люблю Шеннон, - перебил я что-то говорившую мне маму.

Она вздохнула и убрала руку, а я открыл глаза, чтобы посмотреть на неё.

-Неужели ты думаешь, что я не знаю, что на сердце у моих детей? - строго заявила она, а я рассмеялся и обнял её, мама всегда была милой и умела подобрать нужные слова.

-Я не сразу это понял, знаешь?

-Догадываюсь. А ещё догадываюсь, что именно этих слов от тебя ждала Шеннон… И не дождалась.

-И не дождалась, - подтвердил я.

Убеди меня остаться. Надежда в её глазах была почти осязаема.

-Что думаешь делать? – поинтересовалась мама через какое-то время.

-Исправлять ситуацию.

-Простым извини тут не отделаешься.

-Это я тоже понимаю.

Следующий час или два мы провели в разговорах о разном. В том числе о Шеннон. И о будущем.

Мама – эта мудрая женщина, мой самый главный поверенный, как всегда слушала, не перебивая и не давая советов. Я уже давно отрастил свою голову на плечах.

Постепенно жизнь входила в привычное русло: встречи, командировки, поздние приходы домой, чтобы время осталось лишь умыться и рухнуть в постель, где меня никто не ждал. Возможно, мне стоило уже начать действовать, но некоторые моменты притормаживали меня. Мыслями то и дело я возвращался к Марии и вступал во внутренний бесконечный диалог с самим собой. Этот гештальт требовал окончательного закрытия. Пока запись находилась у меня, мы были связаны.

Прошло ещё несколько дней, и я принял важное, как мне казалось, решение. Думал, если не сделаю этого, то Мария, словно призрак из прошлого, будет то и дело возникать, если не в моей жизни, то в моей голове. Ведь флэшка, по сути, оставалась единственной ниточкой, протянутой между нами, и пусть хозяином положения был я – это не меняло основного смысла.

Возможно, Мария это тоже понимала.

-Ты просто так мне её отдаёшь? – с недоумением уточнила она.

-Да. Считай, у меня сегодня благородное настроение.

Мы пересеклись в парке в обеденное время. Солнце было в самом зените. Вокруг шаталась разношёрстная публика: от выкатившихся из душных офисов менеджеров до мамочек с детьми. Основная масса народа направлялась к пруду в поисках прохлады.

Мария явно не ожидала моего внезапного звонка и вела себя на удивление тихо.

-И никаких копий? – Она забрала флэшку и крутила её в руках, словно не знала, что с ней делать.

-Никаких.

-Уэйнрайт, я тебя не узнаю.

Усмехнувшись, я покачал головой.

-Возможно, ты никогда меня не знала. И уже не узнаешь, - чтобы уж точно обозначить черту, произнёс я. – Живи, Мария. Счастливо, но подальше от меня. Договорились?

Она долгим взглядом посмотрела на меня, сжала флэшку в ладони и кивнула.

Так мы и разошлись. Мария свернула на боковую тропинку и пошла к выходу из парка так быстро, будто боялась, что я могу передумать, а я повернул к озеру, решив ещё немного прогуляться. На душе стало чуть легче, и это убедило меня, что решение отдать запись было верным.

Что ж… оставалось всего ничего – сообразить, каким способом мне вернуть Шеннон.

Она оставила мне свой адрес, куда я мог "прислать документы на развод". Естественно, этого делать я не собирался.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍И мне, и Шеннон нужно время, а потом... потом, кто знает, может, я, наконец, искренне скажу то, что она хочет услышать, а сама Шеннон найдёт в себе силы понять и принять меня таким, какой я есть.

Из размышлений меня выдернул прямой вопрос, адресованный непосредственно мне.

Я моргнул и посмотрел на девочку лет шести, нетерпеливо пританцовывающую передо мной.

-Что? – переспросил я, потому что ничего не расслышал.

-Можете достать? Вон там? – Она настойчиво указывала куда-то мне за спину.

Оглянувшись, я попытался понять, что и откуда я должен достать.

-Что там? Чем я могу тебе помочь?

-Ох, но вон же. Самолётик, - чуть ли не хныча, протянула она и снова ткнула мне за спину. – Улетел. Вон. На дереве!

Я окинул взглядом массивный дуб в центре газона и увидел в кроне голубое крыло.

-Высоковато, - протянул я.

-Так вы мне не поможете?

Я посмотрел в её ясные карие глаза, полные надежды. Нижняя губа уже тряслась от сдерживаемых слёз. Кажется, надвигалась