Уго Чавес. Одинокий революционер - Константин Сапожников

— Команданте, вам будет очень трудно создать боливарианский интернационал с такими кадрами. Их очень немного и почти всем перевалило за пятьдесят.

— Ничего страшного, — ответил с улыбкой Чавес. — Если мне придётся выступать в зале с пустыми стульями, я это сделаю.

Во время того визита в Аргентину, в июле 1994 года, Чавес познакомился с политологом и социологом Норберто Сересоле. Венесуэлец стал для Сересоле даром судьбы. Аргентинский учёный разработал теорию «прогрессивного националистического бонапартизма» с харизматическим лидером во главе. Сересоле очень рассчитывал, что Чавес заинтересуется его теоретическими выкладками, особенно той их частью, где излагалась доктрина использования армии для борьбы за национальное освобождение. Так и получилось: венесуэлец нуждался в научном обосновании своих претензий на власть, лидерство, включение армии в процесс социально-общественных преобразований. Сересоле представил Чавеса друзьям, бывшим и действующим военным правой ориентации. Венесуэлец активно общался с ними, но его интерес к организациям левого направления не снижался, что «неприятно удивляло» Сересоле.

Впрочем, аргентинец надеялся на всемогущую диалектику исторического процесса: Латинская Америка нуждалась в подлинном лидере — бесстрашном, объединяющем, выдвигающем грандиозные задачи. В Чавесе со всей определённостью проступали черты такого харизматического лидера, который способен ответить на неотложные вызовы современности, дать решающий импульс эпохе всемирных перемен.

Вскоре Сересоле перебрался в Каракас, поближе к своему «научному объекту». Позднее Сересоле написал:

«В те времена мы вместе объездили, и не раз, почти всю венесуэльскую географию, по маршруту, который начался в далёком Буэнос-Айресе и завершился в Санта-Марте, в Колумбии. Я мог видеть на практике, как действует «харизма», нечто, о чём я имел представление по книгам, но чего почти не видел в реальности. Я мог видеть — воочию, в эпоху «повышенного риска» для Чавеса, — как борется выдающийся политик против враждебности истории и мелких затруднений повседневной жизни».

Аргентинец был на десять лет старше Уго, но разница в возрасте почти не замечалась. Несмотря на свою грузность, Норберто был подвижен, размашисто жестикулировал, обладал живой мимикой и тонким юмором. Он был внимательным слушателем, что очень ценил Чавес. Сересоле снимал затемнённые очки, приглаживал аккуратно подстриженную бородку, проводил ладонью по высокому лбу, словно настраиваясь на доверительную волну, располагающе посмеивался, предвкушая свободный полёт дискуссии, не ограниченной никакими табу.

В биографии Норберто Сересоле было много неожиданных виражей, и все они отражали его идейные метания, жажду участия в значимом латиноамериканском проекте преобразований. Кумир Сересоле Хуан Перон не сумел довести свой «Третий путь» до успешного завершения: помешали внутренняя аргентинская реакция, враждебность Соединённых Штатов, физическая дряхлость президента, второй президентский период которого длился менее года. Социализм Фиделя Кастро не казался Сересоле привлекательным. В нём было слишком мало пространства для личной независимости и экспериментов. Большие надежды Сересоле возлагал на прогрессивные реформы в Перу, был близок к президенту Веласко Альварадо в качестве советника, эмиссара для особых поручений. Среди успешных миссий Сересоле была поездка в Москву по поводу закупки советского вооружения для перуанской армии. О Советском Союзе аргентинец отзывался с симпатией. Ещё бы, он несколько лет преподавал советским офицерам в Высшей военной школе, опубликовал в Москве несколько монографий на тему модернизации вооружённых сил. Его заслуги признали даже в Академии наук СССР, в Институте Латинской Америки он стал своим человеком. Сересоле не скрывал от Чавеса симпатий к арабскому миру. Ливан, Иран, Палестина — для аргентинца это были страны, подвергающиеся постоянной угрозе со стороны «янкисионизма», и потому им следовало оказывать всестороннюю поддержку. Сересоле установил контакт с организацией Хезболла и получал от неё деньги на содержание центра солидарности в Мадриде.

Гибкость геополитического мышления Уго Чавеса — это в значительной степени заслуга Сересоле. Он сорвал флёр «политкорректности» с массмедиа, разъяснил венесуэльскому другу скрытые причины и следствия в хищническом мире международных отношений. Слабого пожирают, подчиняют, унижают и заставляют лакейничать. Надо уметь показывать зубы, использовать все возможности для сопротивления, если «янкисионизм» наступает и превращает твою страну в очередную жертву. Они жаждут завладеть венесуэльской нефтью. Если это произойдёт, Венесуэла окончательно превратится в колонию. И когда отступать некуда, лучший выход не в капитуляции, а в героизме самопожертвования: взорвать нефтеперерабатывающие заводы и нефтепроводы, но не сдаваться.

В «чавесологии» прочно закрепился тезис о том, что Сересоле решающим образом помог Чавесу в выработке его «доктрины власти», исходным элементом которой была формула «Каудильо — народ — армия». Ею предусматривалась прочная смычка харизматического лидера и народных масс, причём на армию в этом треугольнике возлагалась роль своеобразной вооружённой партии. «Чавесолог» Альберто Гарридо полагал, что Чавес внёс одну существенную корректировку в формулу, заменив «армию» на более конкретное понятие — «военно-гражданская организация». Вторая рекомендация Сересоле также была использована Чавесом: Боливарианская революция должна иметь международную проекцию, идти в связке с борьбой за построение многополярного мира.

Появление «подозрительного» аргентинца в Венесуэле и его тесное общение с Чавесом были зафиксированы агентами тайной полиции. Слежка за ними была усилена по распоряжению тогдашнего директора разведывательного управления DISIP Исраэля Вейсселя, который был гражданином Израиля, кадровым сотрудником МОССАД.[45] Вейссель считал Сересоле экстремистом, тесно связанным с палестинцами. Опасными для национальной безопасности Израиля представлялись публикации аргентинца на тему взрывов в еврейских организациях в Буэнос-Айресе в 1992 и 1994 годах. Сересоле считал, что они были организованы теми «фундаменталистскими» силами в самом Израиле, которые выступали против «Мирного плана» Исаака Рабина. Именно фундаменталисты, по версии Сересоле, расправились в конечном счёте и с Рабином.

«В день моего задержания, — вспоминал Норберто Сересоле, — я допрашивался в течение двенадцати часов самим Вейсселем. По этой причине я имею вполне ясное представление о подоплёке этого антивенесуэльского скандала, поскольку — в глубине его — было стремление втянуть Уго Чавеса в некую несуществующую «антисемитскую» кампанию». Изматывающий допрос нужного результата не дал: получить на Чавеса компромат не удалось. Сересоле отказался подписывать какие-либо заявления, направленные против друга, и под аккомпанемент хорошо оркестрованной «одобрительной реакции» прессы был выслан из страны в июне 1995 года. Сразу же после этого скандала в Каракас прибыл министр внутренней безопасности Израиля Авигдор Кахалани, который предложил правительству Кальдеры значительно усилить сотрудничество обеих стран в сфере безопасности, спецслужб, поставок спец-техники.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});