Германский генеральный штаб - Hans Kuhl

С высшим командованием армейских групп и армии ген. Фалькенгайн и Людендорф поддерживали самую тесную связь.

Они часто посещали их, осведомлялись подробно об обстановке, обсуждали предстоящие операции, лично отправлялись в важные районы и на наблюдательные пункты и кончали обсуждение только после того, как договаривались по всем вопросам.

Ген. Людендорф разговаривал ежедневно с начальниками штабов армейских групп и армии, осведомляясь об обстановке. Целесообразность таких постоянных сношений являлась сомнительной. Ген. Людендорф занимал пост первого генерал-квартирмейстера.

Главнокомандующим являлся собственно верховный вождь – император, а начальником генерального штаба фельдмаршал ф. Гинденбург, уполномоченный издавать оперативные приказы именем императора, который воздерживался от этого и делал исключительно лишь в особо важных случаях. Исполнительная власть, если можно так выразиться, находилась в руках ген. Людендорфа. Персонального права издавать приказы он не имел; он обращался преимущественно к начальникам штабов, хотя и находился в постоянных сношениях с главнокомандующими и не упускал случая узнавать у них о положении дел. Этот порядок передавался и дальше. Командующие группами и армиями поступали таким же образом. Часто можно было слышать: «Вся война ведется, как этого хочет Генеральный Штаб». Это могло вредить авторитету главнокомандующих и других высших начальников и потому нужно было бы этого избегать. Каждый начальник данного генерального штаба должен был позаботиться создать такие отношения с соответствующим командованием, чтобы не умалять положение последнего, т. к. на нем лежала вся ответственность и он принимал решения. Тем не менее трения и недоразумения были нередки. Не всеми разделялось мнение Гетевского Мефистофеля: «Предоставь работу Генеральному Штабу, и фельдмаршал не пропадет». Ген. ф.-Мозер («Воспоминания о войне» 1920) говорит о все усиливавшемся вреде вмешательства генерального штаба, имея в виду злоупотребления телефоном офицерами Г.Ш. для принятия тех или других мер за спиной командующих. Я же со своей стороны полагаю, что каждый начальник имел возможность не допускать параллельного закулисного управления находившегося при нем представителя генерального штаба. Тот же генерал отмечает, что за неудачные операции неоднократно давали отставку начальнику штаба армии или корпуса, а не командующему армией или корпусом; такой способ действий ф. Мозер осуждает, т. к. этим открыто подчеркивалось, что за успех или неудачу ответственным является не только командующий, во в равной и даже большей мере представитель генерального штаба. В этом много правды, но по некоторым вопросам, являющимся его специальной областью, как, например, проектирование приказов, организация службы связи, снабжение войск, офицер Г.Ш. и должен был нести особую ответственность. Если оказывалось, что в этом отношении он не соответствовал своему назначению, он смещался. Всего командующий сделать не в состоянии. С другой стороны. известно, что отставлены были и многие из командующих, правда, быть может, не так много, как во Франции, где в августе 1914 г. было смещено 2 командующих армиями, 7 командиров корпусов, 20 начальников дивизий и 4 начальника кавалерийских дивизий, а всего 33 генерала (де Томассон).

Командующими групп армий на Западном фронте были большей частью принцы крови. По этому поводу полк. Иммануэль в неоднократно уже цитированной мною книге говорит: «на Восточном фронте командование было поручено наиболее талантливым вождям, на Западном же соответствующие посты занимали три кронпринца, которых, конечно, нельзя было поставить на одну доску с первыми». С таким мнением я согласиться не могу и держусь на основании опыта того взгляда, что для замещения постов главнокомандующих члены королевских домов в общем являются особенно подходящими, если только они обладают достаточной военной подготовкой.

Большей частью это люди широкого размаха, привыкшие принимать решения и брать на себя ответственность.

В особенности его королевское высочество кронпринц Рупрехт Баварский был именно таким главнокомандующим, какого только можно было желать. В течение трех лет я находился в его подчинении, в качестве начальника штаба его группы. Ген. Людендорф в своих «Воспоминаниях о войне» отзывается о нем очень тепло, но полагает, что военным он был больше из чувства долга и что склонности к этой профессии он не имел. Возможно, что отчасти это и было так. Ген. Людендорф считает, что герцог Альберт Вюртембергский обладал более, ярко выраженным «характером солдата», чем оба кронпринца. Я бы этого не сказал. Кронпринц Баварский великолепно понимал и разбирался в стратегической обстановке; он необыкновенно много работал, имел в своем рабочем кабинете самые точные военные карты, на которых отмечал все подробности, штудировал все сообщения, донесения, приказы, доклады и т.п. и был всегда обо всем прекрасно осведомлен; поэтому докладывать ему было легко; он быстро ориентировался и принимал решения. Его характер был очень ровным, он никогда не нервничал и даже при самых тяжелых положениях на фронте давал нам время собрать донесения и ориентироваться, никогда не торопил и не мешал работать. Он избегал до получении какого-нибудь донесения тут же отдавать соответствующие приказания, а выжидал, чтобы положение вполне выяснилось. Принимать решения он не боялся. В штабе он всех глубоко уважал. Отношение сотрудников в его штабе как между собой, так и по отношению к нему самому было самое лучшее. Я лично вспоминаю о нем с чувством искренней благодарности.

Часто я имел честь встречаться и с его высочеством германским кронпринцем; время от времени он вызывал меня к телефону. Я всегда выносил впечатление, что по своим политическим взглядам кронпринц был очень умерен, вполне отдавал себе отчет в серьезности положения и относился отрицательно к чрезмерному напряжению сил и к преувеличенным военным целям. Он ни в коем случае не хотел войны ради войны.

3. Деятельность и жизнь в штабах

В жизни офицера генерального штаба большую роль играл телефон. Он ставился у его кровати и телефонные звонки часто раздавались даже во время кратковременного отдыха. Работа, благодаря телефону, облегчалась, но вместе с тем наличие его способствовало излишнему вмешательству в детали боя, вредя самостоятельности командующих. На мой взгляд во время позиционной войны телефоном злоупотребляли. Всевозможные запросы во время боя о ходе операции, о деятельности отдельных дивизий, о действии артиллерии и т. д. мешали работе. Запросы высших штабов влекут за собой требования справок от подчиненных штабов, большой траты времени, когда и без того работы по горло.

Частые запросы и вмешательство имели, конечно, свое основание; они являлись следствием заботы об экономном и целесообразном использовании сил и средств. В позднейший период позиционной войны высшему командованию пришлось вообще значительно ограничить свободу действий частей, более зорко, чем раньше, следить за выполнением принятых решений. Способ постановки задач в том виде, как он практиковался в мирное время, мы применять не могли; причина этого заключалась, к сожалению, в ограниченности наших средств: нам приходилось считаться с наличием огнестрельных припасов, пополнений и т. д. Создалось такое положение, что части иногда запрашивали, могут ли они начать ту или иную даже небольшую операцию, так как необходимо было заранее точно выяснить, не превысит ли предполагаемая операция нормы имеющихся запасов. В виду того, что в течение войны в штабы дивизий часто приходилось назначать очень молодых офицеров Г.Ш., являлась необходимость наблюдать за их деятельностью.

Что требовалось от офицеров Г.Ш. на фронте, об этом говорит ген. Людендорф («Мои воспоминания о войне»). Он указывает на то, что вследствие прогресса техники офицеру Г.Ш. приходилось быть осведомленным артиллеристом, сапером, знать воздухоплавание, уметь разбираться в вопросах воздушного боя, газовых атаках, дымовых завесах, в употреблении минометов, бомбометов, в вопросах, относящихся к транспортным средствам, и во многом другом. Принимая все это во внимание, инструктирование, касающееся действий войск в позиционной войне, становилось все труднее и играло все большую роль при современном значении техники на войне.

Этим, быть может, и объясняется то, что иногда приходилось выдвигать на первый план роль офицера Г.Ш. по сравнению с ролью командующего, в особенности, если последний был только что назначен на этот пост и не был в совершенстве знаком с техникой.

На обязанности Генерального Штаба лежало собирание исторических материалов и обработка опыта войны. Эти данные сообщались высшему командованию, которое принимало их в расчет при выработке инструкции по обучению наступательной и оборонительной тактике, по применению военно-технических средств и т. д. Издававшиеся начальником Генерального Штаба действующей армии наставления и руководства являлись образцовыми, последних выпускалось даже слишком много.