Загадка Безумного Шляпника - Карр Джон Диксон

«Когда-нибудь я смогу рассказать о своеобразных талантах моего друга, шевалье С. Огюста Дюпена. Он наложил печать молчания на мои уста, которую в настоящее время я не осмеливаюсь сломать из опасения вызвать раздражение странностями своего несколько преувеличенного юмора. Поэтому единственное, что я могу сказать, – это что все началось поздним ненастным вечером 18.. года, когда кто-то постучался в дверь моего дома, который стоял на улице среди грязных захиревших строений Фобур-Сен-Жермен, и…»

Они медленно прочли эти строки. Доктор Фелл не двигался. Казалось, он коленопреклоненно предлагал эти потемневшие бумаги богу огня.

– Вот оно, – тихо пробормотал доктор после длительной паузы. – В одном этом абзаце весь По. Печать молчания на устах. Беглый намек на страшную тайну. Ночь, жуткие завывания ветра, отдаленное местечко, загадочная неопределенность даты происшествия, старый, рассыпающийся от ветхости дом где-то в далеком квартале… М-да… Джентльмены, вы видите перед собой все, что осталось от первого детективного рассказа, написанного знаменитым Эдгаром Алланом По!

В голове Рэмпоула кружились странные видения… Смуглый человек с блестящими вдумчивыми глазами, с узкими плечами, но с военной осанкой, со слабым подбородком и со всклокоченными усами… Он видел горящие свечи, зловещую комнату, потрепанный цилиндр, висящий на гвозде, вбитом в дверь, несколько книг… У этого смуглого человека в жизни не было ничего, кроме его фантазий, которые после его смерти обогатили тех, кто равнодушно взирал на его нищенское существование.

Хэдли поднялся и выключил фонарик.

– Что ж, – мрачно сказал он, – вот так сгорели десять тысяч фунтов. Это избавит Эрбора от уплаты остатка по договору тому типу из Филадельфии.

– Страшно представить себе, как теперь рассказать об этом сэру Уильяму, – пробормотал Далри. – Боже ты мой! Он сойдет с ума! Какая жалость, что Фил не сумел ее сохранить…

– Нет! – вдруг вскричал доктор Фелл. – Вы не понимаете сути. Вы ничего не поняли, и мне стыдно за вас… Что же, по-вашему, здесь произошло?

– Он просто сжег рукопись, вот и все, – ответил Хэдли. – Он так боялся, чтобы его не поймали, когда пытался ее вернуть, что пришел домой и бросил бумаги в огонь.

Доктор Фелл с трудом, помогая себе тростью, встал с пола. Он был невероятно серьезен.

– Вы все еще так и не поняли. Что же на самом деле произошло? Кто постучал в дверь в дом этого человека на Фобур-Сен-Жермен? Что за ужасное приключение должно было случиться? Вот о чем вам следует подумать, Хэдли… Говорю вам, не имеет значения, сохранилась ли эта рукопись для того, чтобы какой-то пронырливый коллекционер болтал о ней с видом знатока и демонстрировал ее своим друзьям, как новый золотой зуб. Какое имеет значение, стоит она десять тысяч или одно пенни? Какое значение имеет, что это заставляет современных идиотов писать свои книги, пытаясь провести психоанализ мертвого человека девятнадцатого века но стандартам века двадцатого… Какое имеет значение, было ли это первое издание рукописи в кожаном, коленкоровом или в бумажном переплете! Меня интересует в ней, что за невероятная, фантастическая история, полная кровавой жестокости, началась с этого стука в дверь.

– Ладно, тогда… Черт с ним со всем, – мягко согласился старший инспектор. – Только, по-моему, вы слишком уж волнуетесь на этот счет. Если вам действительно так уж интересно, продолжение можете спросить у Биттона, он ведь читал рукопись.

Доктор Фелл покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Нет, я не стану его спрашивать. Пусть эта последняя строка будет бессмертным «продолжение следует» для меня, чтобы воображать ответы на него всю мою оставшуюся жизнь.

Во время этой непонятной для нее дискуссии Шейла Биттон прошла в соседнюю спальню, и они слышали, как она перебирает и передвигает там вещи.

– Что ж, пойдемте, – предложил старший инспектор. – О чем бы вам ни пожелалось мечтать, этот камин сказал нам по меньшей мере одно. Рукопись лежала под этими сожженными письмами Мэри. Дрисколл сжег ее перед тем, как направиться отсюда в Тауэр. Миссис Биттон ворвалась сюда в пять часов вечера и уничтожила доказательства против себя.

– Я понимаю, все верно, – устало сказал доктор. – Но знаете что… Наверное, вам это покажется черствым, и, может, нам не следует этого делать, но… У нас еще полно неотложной работы, а у меня во рту не было ни глотка вот уже несколько часов. Если бы мы нашли что-нибудь в квартире…

– Довольно умно, – согласился старший инспектор. – А потом я расскажу вам, как мне видится картина этого преступления.

Он прошел первым в покинутую гостиную, где включил свет в пестром плафоне, висевшем над столом. Этот плафон наверняка достался Дрисколлу вместе с квартирой, подумал Рэмпоул, настолько он был безвкусен со своими золотыми, синими и красными цветами вперемежку, и от него падал жесткий и таинственный свет. Как ни странно, присутствие погибшего хозяина квартиры ощущалось здесь гораздо сильнее, чем в других комнатах. Оно росло в душе Рэмпоула с призрачной и ужасной реальностью. На камине этой запыленной гостиной стояли мраморные часы с золотистым циферблатом, которые не ходили. Они остановились много дней назад, судя по толстому слою пыли. Но стрелки часов замерли, показывая без четверти два. Рэмпоул вспомнил об этом совпадении, живо представив себе мертвенно-белое лицо Дрисколла, лежащего на невидимых постороннему взгляду ступенях в воротах Изменников. Неожиданно он почувствовал, что не в состоянии пить спиртное в квартире погибшего…

Казалось, в любую минуту в коридоре могли послышаться шаги Дрисколла. Дело было не только в том, что умер человек. Это был внезапный и мгновенный разрыв с жизнью, как падение топора, провал в никуда, когда на остатках бисквита еще были видны отметины его зубов и в камине еще тлел огонь, дожидаясь его возвращения. Рэмпоул уставился неподвижным взглядом на апельсиновую кожуру, которая валялась на закапанной пятнами скатерти, и содрогнулся.

– Простите, – невольно дернулся он, бессознательно подавляя тошноту, я не могу пить его виски. Почему-то мне это кажется неприличным.

– Мне тоже, – тихо сказал Далри. – Ведь я его знал!

Он сел у стола, прикрыв глаза рукой.

Доктор Фелл обернулся от буфета, где он рылся в поисках чистых стаканов. Его маленькие глазки сощурились.

– Значит, вы тоже это чувствуете? – спросил он.

– Что именно? – спросил старший инспектор. – Вот почти полная бутылка виски. Мне сделайте покрепче, как можно меньше содовой… Что чувствую?

– Что он находится здесь, – сказал доктор Фелл. – Дрисколл.

Хэдли поставил бутылку на стол.

– Не говорите ерунды, – сказал он раздраженно. – Что вы хотите?.. Вселить в нас страх? Вы выглядите так, будто собираетесь рассказать нам историю с призраками. Дайте мне стаканы; пойду сполосну их в кухне.

Тяжело облокотившись на буфет, доктор с хрипом дышал и медленно обводил взглядом гостиную.

– Слушайте, Хэдли. Я не говорю об историях с призраками. Я не говорю даже о предчувствиях. А говорю только о диких догадках, которые возникли у меня, когда мы беседовали с Лестером Биттоном. В них был крошечный зародыш объяснения, и это меня напугало. Возможно, страх усилился из-за столь позднего часа и из-за нашей усталости. Но боже мой! Я все-таки выпью эту порцию и еще несколько, потому что так в них нуждаюсь. И вам советую.

Рэмпоул смутился. Ему показалось, что он будет выглядеть глупым или даже трусом. Напряжение дня сказывалось на сумятице его мыслей.

– Ладно, – неуверенно сказал он. – Хорошо, налейте мне побольше. – И Рэмпоул посмотрел на Далри, который слабо кивнул.

– Думаю, я понимаю, доктор, о чем вы говорите, – тихо сказал Далри. – Меня здесь не было, и я не очень уверен, тем не менее мне кажется, я знаю, что вы имеете в виду.

– Человек, о котором мне хотелось бы поговорить, – вмешался Хэдли, – это Лестер Биттон. Вы же довольно уверены, Фелл, что убийца – это он?