Почетный караул - Джеймс Коззенс

— Слушаюсь, сэр, — сказал Ботвиник и вышел, всем своим видом изображая служебное рвение.

— Извините, джентльмены, — сказал полковник Моубри. — Он приподнял ладонь. — У меня орел.

У всех остальных монеты тоже легли орлами вверх.

— Что ж, придется бросать еще раз, — произнес он. — Значит, опять, кто остается без пары — выбывает…

* * *

Майор Паунд оставил Джеймса на деревянной скамейке в отгороженном закутке коридора. Джеймс с невозмутимым видом терпеливо ждал, не обращая внимания на любопытные и удивленные взгляды. Мимо его закутка проходило множество народу: рядовые, девушки из женской вспомогательной службы и вольнонаемные — они то и дело подходили к конторке забрать или положить бумаги. Звенели звонки, трещали телефоны, вбегали и выбегали связные и посыльные с почтой.

На стене напротив висела большая доска объявлений, увенчанная искусно вырезанными деревянными буквами: «АБДИП, ВВС армейской авиации. 5-й отдел нестандартных проектов». Доска была поделена на части, каждая из которых носила свой мудреный заголовок: Секция научно-исследовательских работ; Секция фоторабот; Секция планов и графиков; Секция статистики; Секция донесений. Вся доска была густо покрыта листками, приколотыми кнопками. На противоположной стене висели плакаты, призывавшие покупать облигации военного займа, а также плакаты, предупреждавшие об опасности шпионажа и диверсий; на одном были символически изображены Четыре Свободы Западной Демократии; на другом утверждалось, что наша конечная цель — Токио, а на соседнем, что наша цель — Берлин. Под потолком на проволоке были подвешены черные металлические модели самолетов. Тут же висел плакат со схемой обозначений, озаглавленный сокращенно «СО», внизу кто-то приписал карандашом: «Сплошной обман».

Через полчаса Джеймс поднялся со скамейки. Он немного постоял, но никто не обращал на него внимания. Тогда он двинулся к двери. Справа в конце длинного коридора показался невысокий капитан в очках и, весело посвистывая, стал приближаться к Джеймсу. Он благосклонно, хотя и несколько удивленно, взглянул на журналиста.

— Извините, капитан, — сказал Джеймс. — Не могли бы вы подсказать, как мне пройти… — он поглядел на клочок бумаги, — в отдел изучения личного состава?

— Это в другом здании, мой друг, — любезно сказал капитан. — Здесь отдел нестандартных проектов. Как вы сюда попали?

— Меня привел сюда офицер, с которым я шел в отдел личного состава. Но, как видно, ему дали новое задание, так что вряд ли есть смысл его ждать. Мне нужно там кое с кем переговорить. Он развернул сложенный пиджак и показал приколотый пропуск на территорию базы.

— Я капитан Соломон, адъютант отдела нестандартных проектов, — радушно представился капитан. — Пошли. У меня там джип. Я как раз сейчас еду в ту сторону. Могу подбросить. Как вы на это смотрите?

— Это было бы просто замечательно, капитан. Мне только неловко вас затруднять…

— Пустяки! Чем вы занимаетесь? Вы что, работаете у них в отделе?

— Нет, я приехал из Вашингтона. Как представитель прессы. Мне разрешили написать о новой группе цветных летчиков-бомбардировщиков. Хочу с ними потолковать.

— Ах, вот что… Ну, это я вам мигом устрою. Если я не ошибаюсь, они сейчас в учебном классе отдела личного состава, им там какую-то лекцию читают. Я полчаса назад проходил мимо и заметил, что туда заходят цветные офицеры; я тогда как-то не обратил внимания, а сейчас, когда вы сказали, вспомнил. Я вас подброшу, и вы можете там подождать, пока они закончат.

Они вместе прошли через затянутые сеткой двери, спустились по лестнице, и капитан Соломон махнул рукой шоферу джипа, стоявшего вместе с другими машинами в тени небольшой рощицы чахлых сосен.

— Садитесь, — сказал он Джеймсу. — Давай заскочим по пути в класс отдела личного состава, Майк, — сказал он шоферу.

* * *

— Хорошо, Хикс, — сказал генерал Бил. — С Богом! На письме поставьте печать в канцелярии полковника Моубри, и советую вам заранее продумать расписание поездок, чтобы штаб извещал командиров частей о вашем приезде. Вы как, самолетом?

— Видите ли, сэр, — сказал Хикс. — Если, конечно, возможно… Я хочу сказать, если бы мне выделили автомобиль, я вполне обошелся бы и без…

— Нет, вам лучше лететь, — сказал генерал. — Я дам вам лейтенанта Ноубла, так мне будет спокойнее. — Он нажал клавишу селектора и сказал: — Ноублу быть готовым вылететь с офицером на AT-шесть после ленча. — Он откинулся в кресле, зевнул и сказал полковнику Култарду: — Слушайте, я вчера никак не мог вспомнить, вы ведь служили в Роквилле при Вуди, Хэл? Вуди неважно выглядит. Впрочем, и Селлерс тоже — занюханный гарнизон, одни чертовы болота. Он считает, что кто-то его подсиживает.

— А как бутылочка его поживает? — спросил полковник Култард.

— Да, пора бы ему завязать с этим делом; но что-то я в это мало верю. Ему очень не хотелось отдавать мне самолет. Я и сам пожалел, что затеял эту канитель, когда увидел, в каком он состоянии… Ну, вроде как еще одна капля… Надеюсь, он поймет…

Несколько секунд Хикс колебался, потом сказал:

— Извините, генерал, думаю, я должен вам доложить, что сегодня мне звонил офицер из КДП Селлерса в связи с тем наставлением… — Он замолчал, не зная, как сказать то, что он собирался сообщить генералу.

Генерал Бил с удивлением смотрел на Хикса.

— Он мне сказал, сэр, — продолжал Хикс. — Видите ли, он был уверен, что вам уже сообщили. Но, как я понимаю, вам никто ничего не передавал…

— Что сообщили? — спросил генерал Бил. — Ничего не понимаю. Выражайтесь яснее, капитан.

— Думаю, вам следует знать, сэр, — сказал Натаниел Хикс. — Прошлой ночью полковник Вудман застрелился.

IV

День не задался с самого утра, сплошные неприятности, одно к одному. Полковник Росс пощупал пульс — последнее время у него барахлило давление; вот и сейчас наверняка подскочило, еще немного — и начнется головная боль. Он принял таблетку и постарался выбросить из головы мысль о болезни. Что и говорить, симптомы тревожные, и он прекрасно понимал, чем все это может кончиться; но, как ни странно, теперь это огорчало его гораздо меньше, чем поначалу, несколько лет назад. В конце концов, лето — самый опасный сезон для людей его возраста. И рано или поздно наступает время, когда с приходом летней жары в колонке некрологов непременно появляются имена старых знакомых. Что ни говори, все, кому за пятьдесят, живут, как приговоренные к смерти преступники, которым временно отложили исполнение приговора — за хорошее поведение. Тут уж ничего не поделаешь, и если полковник Росс испытывал отчаяние, то отчаяние холодное, ставшее уже привычным. Самое лучшее в таких случаях — постараться думать о чем-то другом.

Уж чего-чего, а других забот у Росса хватало. Когда он шел к генералу после разговора с полковником Ходеном и майором Сирсом, в коридоре его остановил Ботвиник. С видом опытного заговорщика он, понизив из предосторожности голос, коротко доложил Россу, что подполковник Каррикер сильно пьян и прийти не в состоянии. Насколько полковник знал Каррикера, такое с ним случалось крайне редко, а уж тем более в одиннадцать утра.

Значит, Бенни понял, что на этот раз действительно попал в переплет. В этом замкнутом, обособленном мире отчаянных пилотов и настоящих мужчин имелись свои неписаные традиции. Когда обитатели этого мира чувствовали, что не в состоянии больше терпеть, как они выражались, «всю эту муру» — то есть бессмысленные параграфы уставов и армейскую дисциплину, — они в знак протеста и в качестве самоутверждения пускались во все тяжкие, причем делали это нарочито, с мрачной торжественностью ритуала. При этом они всем своим видом показывали, что раскаиваются и на свой манер извиняются за такое поведение. Они сожалеют, что так вышло; но даже их сожаления были им под стать — грубо скроенные, без всякого там хныканья и нытья. И вообще, если кому-то что-то не нравится, пусть катится куда подальше.

Полковник Росс подумал, что теперь все это уже не имеет никакого значения. Дело зашло слишком далеко, и, если даже Бенни извинится, это вряд ли что изменит. Полковник Моубри оказался прав, хотя на этот раз он просто ткнул наугад и случайно попал в точку. Сейчас не стоит ничего решать, нужно все отложить по крайней мере до завтра. На сегодня неприятностей и без того хватает.

Полковник Росс решил, что так и скажет генералу Билу. Уж он-то поймет, что означает этот запой у Бенни. Разумеется, положение обязывает его отнестись к такому проступку со всей строгостью, но в глубине души он, пожалуй, попытается оправдать Бенни — ведь он ведет себя именно так, как подобает настоящему мужчине. Господи, да ему же цены нет, это гениальный летчик, каких еще свет ни видывал!