Приключения Каспера Берната в Польше и других странах - Зинаида Шишова

- Вы сами, святой отец, очевидно, знаете, почему это произошло, - в ответ на недослышанный Збигневом вопрос, сказал отец Флориан. - Вот сейчас, предавая душу свою в руки господни, я и жажду покаяться в этом самом страшном своем грехе! Mea culpa, mea maxima culpa.* Усомнившись в чуде господнем, не надеясь на то, что самовозгорится свеча, я по поручению будущего нашего святого отца смазал фитиль его свечи фосфором так, как и при возведении папы Юлия Второго на святой престол сделал это кардинал Проскатолли. Святые отцы сведущи в науках и знают тайну самовозгорания фосфора!

______________ * Мое прегрешение, мое великое прегрешение (лат.).

Збигнев чуть не ахнул, сидя в шкафу. С детства он знал, что возведение на папский престол одного из кардиналов - не дело человеческих рук, а чудо господне: в присутствии всего конклава кардиналов, сидящих с незажженными свечами, свеча одного из них вспыхивает огнем. Это господь бог подает знак, что именно этого кардинала он избирает своим наместником на земле.

Смущенное бормотание патера Арнольда, невнятно произнесенная молитва, и снова ясный и звонкий голос человека, отходящего из этого мира:

- О втором моем грехе, от коего, если будет на то божья воля, вы меня разрешите, вам тоже кое-что известно... Зная, что высшие наши церковники из немцев вкупе с рыцарями Тевтонского ордена замышляют дурное против епископа вармийского Лукаша Ваценрода, я, по свойственному мне легкомыслию, не предпринял никаких мер, чтобы отвратить это злое деяние... И вот, святой отец...

Патер Арнольд дружески - ласково прервал его.

- Флориан, - произнес он, - оставим это... Какой я для тебя святой отец? Разве не сидели мы с тобой на одной скамье, не бегали вместе за хорошенькими девушками, которыми так славится Болонья?

- Не пойму я, святой отец, явились ли вы сюда принять мое последнее покаяние или припомнить наши юношеские шалости! - возразил отец Флориан строго.

- Флориан! - еще раз попытался найти доступ к его сердцу патер Арнольд. - Ты так долго пробыл при папском дворе в Риме, что, полагаю, таинства утратили для тебя свою святость, а? Если я и явился сюда со святыми дарами, то, как ты понимаешь, только для того, чтобы вместо меня это не сделал кто-нибудь другой и чтобы грехи твои не стали достоянием людей непосвященных...

- А тайна исповеди? - спросил отец Флориан так же строго.

Збигневу казалось, что он видит небрежный жест патера Арнольда, с которым тот произнес потрясшие юношу слова:

- Флориан, и ты и я - оба мы достаточно знаем о так называемой тайне исповеди... Ты всегда был несправедлив ко мне, Флориан, а я ведь сейчас стремлюсь облегчить твою душу! Поскольку ты признался, что задолго до кончины епископа вармийского знал о заговоре и винишь себя в том, что по легкомыслию не предпринял ничего, чтобы его раскрыть, могу тебя успокоить: это было предначертание Рима, а против Рима никто из нас не мог пойти!

- Мы говорим об одном и том же? - задал вопрос отец Флориан. - Я имею в виду отравление Ваценрода!

- Мы говорим об одном и том же! Лукаш Ваценрод долго вредил нам, людям, преданным святому престолу. Он стоял поперек дороги Ордену, который, даст бог, скоро станет оплотом католичества, и вот при посредстве незаконного сына епископа и кое-кого из магистрата, а также из вармийских недовольных епископом каноников он был отравлен на торжественном ужине, данном в его честь в городе Петркове. И надо сказать, что это был больше суд божий, чем человеческий... Отравлена ведь была одна-единственная рыбка, красивая, розовая, в синюю горошинку форель, и именно эту рыбу его преосвященство потянул с блюда...

- А если бы на нее польстился кто-нибудь другой? - спросил отец Флориан.

- Лес рубят - щепки летят! - спокойно ответил патер Арнольд. - У тебя, Флориан, не прошла еще охота исповедоваться ?

- Нет, - сказал отец Флориан твердо, - я приношу покаяние господу, а не тебе! Я хочу сказать об одном вармийском канонике, который не был заинтересован в смерти епископа...

- Ах, понимаю, о Миколае Копернике?.. Ну что ж, если ты уж так много знаешь, то этот грех меньше всего ты должен брать на свою душу... Или, может быть, этот молодой бакалавр, будущий доминиканец, покаялся тебе в чем-нибудь? Он, кажется, хотел избрать тебя своим духовным пастырем?

- Я не понимаю тебя, брат Арнольд, - сказал отец Флориан. Збигневу почудился гнев в его голосе. - О ком это ты?

- Здесь есть только один молодой бакалавр, который преклоняется перед твоим умом и ученостью, - не замечая тона отца Флориана, продолжал патер Арнольд. - Я полагал, что он сможет оказать церкви большую услугу, помогая нам отправить каноника Миколая вслед за дядюшкой... Однако надежды мои не оправдались. Дело в том, что сейчас нам трудно связать его с Лидзбарком. Раньше это можно было сделать через некоего Каспера Берната... Впрочем, что я тебе толкую о нем, это же твой римский гость, Флориан... Как мне ни больно огорчать тебя, но должен сообщить, что бывший гость твой доживает сейчас, вероятно, свои последние дни, прикованный к скамье турецкой или алжирской галеры... Друга его, Збигнева, мы крепко держим в руках... Возможно, он и догадывается о наших замыслах против Коперника, но полагаю, что в душе он согласен с нами: в свое время юноша был глубоко возмущен его трактатом... Отцы доминиканцы воспитали в нем верного раба и пса католической церкви!

"Сам ты пес шелудивый, пся крев! - чуть было не крикнул Збигнев. - Будь ты проклят, орденский выродок!.. Вот, значит, в чем причина внезапной смерти епископа, которого оплакивала вся Польша! - думал юноша, и в глазах у него темнело от возмущения и гнева. - А теперь, значит, они думают приняться за Коперника!"

Послышался шум отодвигаемого кресла и быстрые шаги по каменному полу.

- Ты все еще хочешь продолжать исповедь, Флориан? - раздался голос патера Арнольда.

- Да, - коротко ответил отец Флориан. - Я знал и о ваших замыслах против каноника Коперника.

- Пойми, Лукаш Ваценрод был опасен главным образом для Ордена, напирая на каждое слово, произнес патер Арнольд, - и все-таки святой отец разрешил его убрать! А ведь племянник Лукаша сеет семена безбожия и отрицает своим учением достоверность святого писания... К чему это поведет?

Збигнев крепко стиснул руки, напрягая слух. Что ответит отец Флориан? Ведь патер повторяет то же, что говорил о Копернике сам умирающий!

Однако отец Флориан ничего не ответил.

- Продолжим ли мы исповедь? - спросил патер Арнольд.

- Кто бы меня ни слушал, мне необходимо, чтобы он узнал до конца всю истину! - громко произнес больной.

"Я узнаю ее, дорогой отец Флориан!" - сказал про себя Збигнев.

Патер Арнольд, однако, совсем иначе понял слова бывшего кардинала.

- Ты хочешь сказать, Флориан, что не считаешь меня достойным принять твою исповедь, но... приносишь покаяние мне за неимением ничего лучшего?

- Да, - коротко ответил больной. - Теперь я хочу покаяться в том, что и об убийстве профессора Ланге мне известно. Об убийстве, совершенном в твоем присутствии и при твоем соучастии...

- Ну, тут ты совершенно неправ... А я-то было пришел к выводу, что тебе известна вся подноготная... нашей... нашей...

- Скажем: "нашей святой церкви", - сказал отец Флориан резко.

- Оставь в покое святую церковь! - сердито возразил патер. - Дурак фон Мандельштамм со зла убил Ланге. Непредумышленно! Я был при этом, но не мог предвидеть, что произойдет... Я, правда, помог барону отвезти тело профессора подальше от границ владений Ордена, но только потому, что не хотел возникновения каких-либо споров между Орденом и Вармией.

- Меня трогает твоя забота о Вармии... или... об Ордене... Да, впрочем, ты ведь был в свое время исповедником нынешнего магистра. Отлично... Но скажи, почему увезли в монастырь этих бедных девушек?

Збигнев слышал, как тяжелое кресло, грохоча, откатилось к самой стене. Потом снова раздались тяжелые шаги патера Арнольда.

- Слишком много ты знаешь! - прохрипел он наконец.

И такая злоба прозвучала в словах патера Арнольда, что Збигнев готов был нарушить данное отцу Флориану слово и выскочить из своего убежища.

Но патер Арнольд, очевидно, уже несколько успокоился.

- Ты, Флориан, слишком много знаешь, - повторил он уже другим тоном. И это меня не удивляет: придя сюда принять твое последнее покаяние, я на деле сам исповедался тебе в своих грехах... Это, очевидно, вошло у тебя в привычку - заставлять людей против своей воли открывать тебе душу...

- Привычка пастыря церкви, - пояснил отец Флориан спокойно. - Но куда же ты, Арнольд? Ты забыл свою дароносицу!

Збигнев слышал, как Арнольд от выхода вернулся к постели больного. Через минуту хлопнула дверь.

Збигнев одним прыжком вырвался из шкафа и бросился к отцу Флориану. Тот лежал неподвижно, тяжело дыша.

- Вы не приняли святых даров! - воскликнул Збигнев в ужасе. По лицу больного было видно, что уже очень слабые узы связывают его с жизнью. - Не приняли последнего причастия?!