Советник президента - Андрей Мальгин

- Понятно, - сказала Маша. Ее первый раз снимало телевидение и ее распирало от гордости за себя. Наконец, все расселись в живописных позах на диване, поставленном у белой стены. На стену скотчем Валентина зачем-то прикрепила Машкины рисунки детсадовского возраста. Режиссеру Виолетте удалось, не смотря на протесты, подтащить поближе к дивану пальму юкка, - это несколько украсило картинку. «Начали!» - крикнула режиссер.

- Игнатий Алексеевич, - задала первый вопрос Хрюкова, - вы, кажется, познакомились в Дубултах? При каких обстоятельствах?

- Ну, это было довольно романтическое знакомство, - ответила ей Валентина прежде, чем Присядкин успел открыть рот, - Игнатий там работал над книгой, а я навещала приятельницу. Что скрывать – девушки часто ездили в Дубулты на охоту за выгодными женихами, но у меня таких планов не было…

- Стоп! Стоп! Стоп! – закричала Виолетта.

- Игнатий Алексеевич, вам пора вступить в разговор.

- Почему вы мне затыкаете рот? – возмутилась Валентина. – Я же еще не ответила на ваш вопрос.

- Пусть это будет совместный ответ.

- Ну посмотрим, что он скажет, - скептически заметила Валя.

- Начали! – крикнула режиссер Виолетта. Камера заработала, но все, кто были в кадре, дружно молчали. Тогда Хрюкова из-за спины оператора решила напомнить рассеянному Присядкину вопрос:

- Игнатий Алексеевич, при каких обстоятельствах вы познакомились с Валентиной Анатольевной в Дубултах? - А я не помню, - честно ответил Игнатий. – Кажется, нас познакомила общая знакомая. Но когда я вернулся в Москву и пришел в издательство, где тогда работала Валентина, все уже всё знали. И директор издательства сказал: «Приставкин, ты сорвал бутон».

- Это еще неизвестно, - кокетливо заметила Валентина, - неизвестно, кто кого сорвал. И вот в Москве Игнатий пригласил меня на обед. Он очень хорошо готовил, предложил мне на выбор осетрину или курицу. И то, и другое на всякий случай было уже приготовлено им перед нашей встречей.

- И что вы выбрали? – спросила из-за камеры Хрюкова.

- Я подумала, что курицу могу купить и на свою редакторскую зарплату, а вот осетрина – это вещь. Так что мы ели запеченную осетрину.

- Вкусно было? – наигранно весело спросила Хрюкова.

- Очень!

- А вас не смущала разница в возрасте? – решилась задать Валентине рискованный вопрос Хрюкова.

- Ну, сегодня об этом уже смешно говорить, когда Леня Жуховицкий рассказывает в интервью о том, как ему было 65, а ей 14! Или когда у наших добрых друзей Олега Табакова, Миши Казакова младшие дети только пошли в школу. Но когда мы с Присядкиным встретились, 29-летняя разница в возрасте, конечно, привлекала внимание. Многие Толины друзья были смущены. Да и его подруги не были готовы к такому повороту событий. Некоторых мне было по-человечески жаль, они писали мне письма, просили поддержки. Одна дама даже приезжала в Коктебель, где мы отдыхали, в надежде вернуть любимого…

- Стоп! Стоп! Стоп! – опять закричала режиссерша. Оператор оторвал голову от камеры.

- Вас уже достаточно, спасибо, - сказала она побагровевшей Валентине. – Сейчас мы крупно снимем ваше лицо. Я хочу чтобы ваш крупный план возник при словах Игнатия Алексеевича о бутоне. Игорек, возьми ее лицо крупнее, еще крупнее. Так. Допустим. Вот так. Сделайте задумчивое выражение… Валентина смотрела в камеру с ненавистью. Никакого задумчивого выражения она делать не собиралась. Она была в бешенстве от нахальства юной режиссерши. Сердце опытной Хрюковой упало в пятки. Уж кто-кто, а она понимала, что сейчас разразится чудовищный скандал, и съемка будет сорвана.

- Скажите, а почему вы не пользуетесь косметикой? – к ужасу Хрюковой спросила у Валентины как бы мимоходом Виолетта и, повернувшись к Хрюковой, добавила: - Надо было взять с собой гримера. «Она решила доконать мегеру» - подумала Хрюкова.

- Вы знаете, уважаемая девушка, - ледяным голосом сказала Валентина, - мне кажется, съемку нам необходимо прервать.

- Почему? – спросила наивное создание. Хрюкова бросилась между ними, как рефери между двумя боксерами:

- Девочки! Не ругайтесь! Давайте действительно прервемся и обсудим следующую тему.

- Я вам не девочка! – взвизгнула Валентина.

- Ой, извините, вырвалось… - прижала руки к груди Хрюкова.

- Вы можете оставить свои замечания при себе? – обратилась Валентина к режиссерше в надежде, что та полезет в бутылку и тогда можно будет с полным моральным правом устроить замечательный скандал.

- Пожалуйста, - неожиданно кротко ответила режиссерша. – Я буду молчать до конца съемки. Она прекрасно понимала, что при монтаже передачи сможет вырезать из пленки ненужное, а в создавшейся обстановке лучше не спорить. Но так как совсем без Присядкина в юбилейной передаче было не обойтись, она осмелилась предложить: - Анатолий Игнатьевич, мне бы очень хотелось, чтобы вы после того, как мы продолжим, как можно подробнее рассказали нам о том, как семья поддерживает вас в вашей работе. Ладно?

- Ладно, - примирительно ответила Валентина вместо Присядкина.

- Начали! - Анатолий Игнатьевич! Как семья поддерживает вас в вашей работе? – спросила Хрюкова. К удивлению присутствующих, Игнатий открыл рот и самостоятельно ответил на этот вопрос: - Когда создавалась комиссия при нашем первом президенте, меня в качестве председателя порекомендовал туда Сергей Адамович Ковалев. Он быстро уговорил меня, но Валентина была против. И долго была против. Она считала, что это отвлечет меня от литературной деятельности. И чем больше я буду заседать во всяких комиссиях, тем меньше времени останется у меня для творчества.

- Но вам удалось ее убедить? – спросила из-за камеры Хрюкова. Она думала только об одном: как бы случайно еще раз не задеть самолюбие жёписа.

- Конечно. Нет у меня более внимательного и чуткого товарища, чем Валентина, - сказал Игнатий и посмотрел на жену, давая понять, что его сольная партия на этом закончилась, и теперь она снова может затянуть свою волынку. Чем Валентина не преминула воспользоваться: - Я запретила Игнатию приносить папки с рабочими документами домой. Мне казалось, что это разрушит наш семейный уют, ту атмосферу доброты, которая просто переполняет наш дом. Ведь в каждой из этих папок – человеческое горе. Но он все равно приносил все это, потому что времени катастрофически не хватало на работе.

- А после того, как Игнатий Алексеевич стал советником президента? – спросила Хрюкова.

- Ну тогда работы только прибавилось. Это очень ответственная работа. Президент загрузил его до предела.

- Но я не жалуюсь, - торопливо вставил на всякий случай Игнатий.

- Рабочий день затягивается далеко за полночь, – продолжила Валентина.

- Ведь от его совета часто зависят людские судьбы. Как можно уйти домой, если решается вопрос о полномочиях спецслужб или об условиях содержания заключенных. Конечно, это работа на износ…

- Стоп! Стоп! Стоп! – опять прервала Валентину бесстрашная режиссер Виолетта. – Теперь нам нужно, чтобы несколько слов произнесла дочь.

- Включайте камеру, - скомандовала Валентина. – Маша, ты помнишь, о чем мы договаривались?

- Начали!

- Маша, ну говори.

- Папа много времени проводит на работе, а мне так хотелось бы, чтобы он больше был дома, это для меня самый близкий и дорогой человек, - выпалила Маша заученную фразу.

– Этого вам достаточно? - Машенька, - ласково сказала Хрюкова, - ну зачем же так казенно. Скажи, чем вы с папой занимаетесь в те редкие часы, когда он дома, с тобой?

- В эти редкие часы мы смотрим телевизор, играем в шахматы, а иногда читаем вслух книги.  

- Скажи, Маша, ты папина дочка или мамина? – опять задала рискованный вопрос Хрюкова. Она делала передачу не для галочки, профессиональная гордость не позволяла ей снять скучный фильм. Валентина, разумеется, не могла позволить Маше ответить на этот вопрос самостоятельно. Она снова взяла инициативу в свои руки и быстро ответила:

- Мы занимались ей оба, о чем не жалеем. Всюду ездили вместе – и на отдых, и в командировки. Старались следовать завету Ахмадулиной и никогда не лгать при детях. Если днем нужно было уделить Маше внимание, работали ночами. В этом году Маша оканчивает школу, кроме того, она собирается получать свидетельство об образовании в Германии. В этой стране было переведено больше всего книг Приставкина, мы там часто бывали. Маша еще колеблется с окончательным выбором будущей профессии. Но умолкаю… Все, что касается Маши, у нас в семье оберегается. Как право ее личности…

- Всё! – закричала режиссерша. – Всем спасибо. Мы закончили. Сворачиваемся.

- Как сворачиваемся? – разочарованно спросила Валентина, - Мы еще очень много планировали вам рассказать.

- Передача не резиновая, - вновь из доброго следователя превратилась в злого Виолетта. – У нас уже отснято огромное количество материала с другими участниками фильма. Когда вы увидите передачу, вам понравится, не сомневаюсь.