Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

Плотная свирепая толпа двигалась по улице Сьютат. Угрозы, брань и проклятья гудели между каменными стенами, а ремесленники и торговцы спешили утащить с дороги свое добро. Это удалось не всем, идущие опрокидывали прилавки и топтали товары.

Воспламененная толпа выплеснулась на маленькую площадь Сант-Жауме, там становилось все теснее. «Что такое?», «Дальше-то что?», «Почему мы остановились?». Вопросы обращали друг к другу люди, не имеющие возможности взглянуть вперед, но даже в такой скученности не смолкали призывы разделаться с евреями. Уго, зажатый со всех сторон, с облегчением вздохнул, когда услышал, что ворота еврейского квартала остаются закрытыми.

– На площади стоят солдаты викария, они защищают евреев, – сообщил чей-то голос.

– Это значит, они уже успели проведать о недавнем погроме в Валенсии, – отозвался другой. – Говорят, там они погибали сотнями.

Людская масса напирала и бурлила, как закипающая жидкость.

Уго пожалел, что провел столько времени на виноградниках. Знай он заранее – успел бы предупредить своих друзей.

– А еще сотни валенсийских евреев обратились в истинную веру, – послышалось с другой стороны.

Однако семья Саула уж точно не могла о таком не узнать. Может быть, они бежали, уговаривал себя Уго; но ведь он видел Маира только вчера…

– А еще говорят, на Мальорке тоже разгромили еврейский квартал.

– Барселона ответит не хуже!

Этот оголтелый выкрик матроса, которого Уго знал еще по верфи Регомир и считал человеком добрым, совпал с началом штурма. Стоящие на площади будки писцов разом запылали – ярко и шумно. Загорелись и ворота еврейского квартала. Улицы, выходившие на площадь Сант-Жауме, уже были запружены и не могли вместить тех, кто стремился убежать с горящей площади. Началась паника. Викарий с отрядом солдат и городские советники, пришедшие, чтобы вести переговоры с бунтовщиками, испугались за свою жизнь и оставили еврейский квартал без защиты.

На площади Сант-Жауме больше не было солдат. Толпа загудела еще яростнее, когда ворота поддались огню и ударам прижатым к ним людей. Уго был втиснут внутрь еврейского квартала вопящей массой, которая воспламенялась все больше, проникая сквозь ворота и расползаясь по узким улочкам: Каль, Фонт, Волта-де-Каль, улица Большой синагоги, улица Женской синагоги, улица Французской синагоги. Уго не мог двигаться в сторону Каль – его тащили по улице Фонт, начинавшейся прямо от ворот.

– Куда ты собрался? – крикнул сосед справа, когда Уго сделал попытку повернуть.

Мужчина пихнул Уго вперед. Юноша закачался и чуть не упал. Он понял, что его могут затоптать без всякой жалости, и повлекся туда, куда шли все.

Грабители выламывали двери и врывались в дома. И очень скоро вопли напуганных евреев заглушили гвалт погромщиков, рыскавших по кварталу в поисках поживы. А евреи теперь высыпáли на улицы: мужчины и женщины, старики и дети спасались бегством из своих домов. «Как же могли они сидеть там, внутри, и дожидаться…» – недоумевал Уго. «Дожидаться, пока викарий и его солдаты не бросят их на произвол судьбы», – додумал он до конца. Уго с ужасом наблюдал за движением ножа, вспарывающего живот бегущему без оглядки еврею. Молодая женщина с двумя детьми упала на колени рядом с тем, кто приходился ей мужем или, быть может, отцом. Женщина пыталась остановить кровотечение, но кровь, ручьями хлеставшая из раны, пробивалась и сквозь ее ладони. «Беги!» – хотел крикнуть Уго. Кто-то со всей силы пнул женщину ногой в живот. Уго, свидетеля этой сцены, затошнило. И вырвало в тот момент, когда женщина немыслимым, нечеловеческим движением вывернула голову, – ее ударили тяжелой доской. Грабители перебегали из дома в дом, груженные самой разнообразной утварью и одеждой, что позволяло Уго свободней передвигаться по улице, где теперь было не так тесно. Некоторые уже покидали квартал, унося добычу. Юноша локтями прокладывал себе дорогу к дому Саула. Ему приходилось огибать лежащих на улицах евреев – одни были мертвы, другие в агонии.

Дом у Саула был богатый. Его до сих пор продолжали опустошать. Уго вошел. Увидел этих людей и ничего им не сделал. Воры даже ломали стены в поисках тайников с деньгами и драгоценностями. До Уго никому не было дела. В кабинете с тысячью запахов теперь царило невыносимое зловоние, разбитые пузырьки валялись на полу, ароматы смешивались. Саула здесь не было. Уго бросился в погреб, потом на кухню, в сад, в спальни… Он не обнаружил никого из своих друзей. Какая-то женщина волокла наружу ворох одежды. Уго узнал вещи Дольсы и плюнул воровке в спину.

– А где евреи из этого дома? – спросил он у мужчины, сгребавшего посуду.

– Здесь никого не было. Наверняка сбежали, как крысы.

Когда Уго понял, что Дольса вне опасности, на него накатила такая слабость, что пришлось сесть на стул. И тут же вскочить. Он не хотел, чтобы его увидели сидящим. Уго вернулся на улицу. Он должен выбраться из этого ада. Вспомнив о Маире, Уго решил убедиться, что виноградарь тоже бежал: семья Саула всегда действовала заодно.

Теперь юноша шел к воротам по улице Каль. Повсюду лежали трупы. Вот он поравнялся с домом, где жила Рехина. Увидел сорванные с петель двери и услышал крики внутри дома. Не размышляя, Уго шагнул за порог. Он увидел зарезанного отца Рехины: старика посадили на стул, грудь придавили двумя досками в форме креста. Крики привели Уго к спальням. В одной из них он увидел на постели голую Рехину. Одежда ее валялась на полу, девушку грубо насиловал какой-то здоровяк. А еще двое, со спущенными штанами и возбужденными членами, похотливо взирали на эту сцену и тяжело пыхтели, дожидаясь своей очереди. Насильники не успели заметить вошедшего, не заметили, как Уго схватил прислоненный к стене окровавленный меч. Его увидели, только когда меч обрушился на загривок подонка, терзавшего Рехину. Сначала хруст позвоночника, потом изумленная тишина.

– Что?

– Почему?

Мужчины нелепо бормотали, не зная, что предпринять. Уго видел, что оба негодяя сильнее его, и, когда тот, что первым пришел в себя, натянул штаны, пряча мгновенно увядший член, юноша понял, что действовать нужно ему.

– Я ему говорил! – закричал Уго. Он снова замахнулся мечом, теперь в направлении двух оставшихся. – Я предупреждал! – Юноша завизжал от ярости. – Она моя! – Уго плюнул на труп. – Я его предупреждал! – Он потряс мечом, готовый атаковать несогласных. – Вы что, собирались забрать ее у меня? Там, снаружи, вас ждут еще тысячи таких же еретичек.

Этот последний довод и угрожающе подрагивающее острие меча убедили обоих. Как только они выскочили за порог, Уго закрыл дверь и прижался к ней спиной. Меч выпал из руки с пронзительным лязгом. Юноша закрыл глаза. Под ноги ему натекло столько крови,