Путеводитель по судьбе: От Малого до Большого Гнездниковского переулка - Геннадий Красухин

Близость к Кремлю и правительственным зданиям привлекают после революции к этому дому многих видных партийных и государственных деятелей, которые вселяются в его квартиры. Иным повезло (если уместно здесь это слово) умереть своей смертью, как, допустим, наркому почт и телеграфов РСФСР Вадиму Николаевичу Подбельскому. Или погибнуть в авиакатастрофе (1933-й год), как Петру Ионовичу Баранову, начальнику военно-воздушных сил Красной Армии. Большинство подобного рода жильцов разделили участь командующего морскими силами республики, флагмана первого ранга Эдуарда Самойловича Панцержанского, арестованного НКВД в 1937-м и расстрелянного. Их палачи тоже жили в этом доме. К примеру, Матвей Фёдорович Шкирятов – председатель Комитета партийного контроля, который, как пишет бывший мой коллега по «Литературной газете» Аркадий Ваксберг, «работал рука об руку с НКВД-МГБ, имел «свою» тюрьму, где лично допрашивал особо важных арестантов». Жил в доме Нирензее и Андрей Януарьевич Вышинский.

О Вышинском, помимо того, что он был одним из самых страшных сталинских палачей, известно, что в 1917-м, будучи районным комиссаром Временного правительства в Москве, он подписал приказ о розыске и аресте Ленина и Зиновьева. Как же он сохранился, сумел вступить в партию в 1920-м, стать Генеральным прокурором СССР, блистательно выступать на всех процессах сталинских врагов, получить в 1946-м сталинскую премию за провозглашение «царицей доказательств» – собственного признания обвиняемого, стать академиком, министром иностранных дел, постоянным представителем СССР в ООН и умереть своей смертью? Как же, зная о приказе Вышинского арестовать вождей октябрьской революции, его похоронили в кремлёвской стене вместе со многими видными участниками этой революции? Очевидно, счастливым лотерейным билетом, выпавшем душегубу, следует считать его встречу в Бакинской тюрьме со Сталиным в 1908-м году. Неважно, что Вышинский был арестован как меньшевик, а Сталин меньшевиком не был. Сталин, несомненно, запомнил своего сокамерника, быть может, почувствовал к нему душевное расположение. Во всяком случае, на протяжении всей жизни Вышинский входил в ближайшее сталинское окружение и ни разу не вызвал недовольства вождя. Большая редкость!

А в доме Нирензее для Вышинского соорудили отдельный лифт. Он и сейчас там работает.

Кстати, именно в доме Нирензее не так давно произошёл странный взрыв у двери квартиры Елены Трегубовой. Из-за чего автор нашумевшей книги «Байки кремлёвского диггера» немедленно эмигрировала.

В полуподвал дома, расписанный знаменитым художником – «мирискусником» Судейкиным, в 1915-м году въехал театр-кабаре «Летучая мышь», выросший из весёлых капустников Художественного театра. Его руководитель, актёр этого театра, Никита Балиев был одновременно и блистательным конферансье, и талантливым режиссёром, которому обязан своим рождением театр миниатюр.

Октябрьскую революцию Балиев не принял, уехал с частью театра на Запад. Удержать театр преемники Балиева не сумели. В 1922-м году он был закрыт, а его место занял театр пародий «Кривой Джимми», в труппу которого влились и оставшиеся на родине актёры «Летучей мыши». Через два года здесь разместился Московский театр сатиры, значительно пополнивший свой актёрский состав за счёт закрывшегося «Кривого Джимми».

А Никита Балиев в Париже заприметил великолепного оперного певца, подвизавшегося в эстрадном жанре, и пригласил его в свой театр. «У Балиева, – вспоминает дочь певца, – отец работал несколько лет. Театр этот гастролировал в Париже, Берлине и Лондоне. Я в это время училась в Париже во французской школе».

Расставшись с Балиевым, актёр подписал контракт с владельцем шикарного парижского ресторана-бара «Казбек», где, в частности, в музыкальной программе выступал в роли слепца Кудеяра, который должен был идти в сопровождении мальчишки-поводыря. Но мальчишка то ли опоздал, то ли не пришёл вовсе. Его заменили маленькой дочерью актёра. «Так как этого Кудеяра приходилось мне видеть бесчисленное множество раз на сцене ещё у Балиева, то я сразу вошла в роль», – вспоминает дочь. Она не просто вошла в роль. Она сымпровизировала: «Отец должен был перейти на «Вечерний звон»… Что меня дёрнуло, я не знаю, но, опередив его, я вдруг тихонько запела: «Вечерний звон, вечерний звон…» Папа тут же подхватил и стал также тихонько мне вторить. С моей помощью он с трудом, по-стариковски встал, и мы, продолжая петь, направились к выходу. Когда уже шли за кулисы, какая-то дама бросила мне в чашку колечко и банкноту. Вслед за ней стали бросать деньги и другие посетители ресторана. Деньги совали в руки, за рукава, за ворот, вызывали на бис. Дома отец маме сказал: «Видишь, Дина, Лёшка заработала себе на зимнее пальто»».

«Лёшка» – это Алла Баянова.

Звезда мировой эстрады, она была не менее известной и популярной, чем Александр Вертинский или Пётр Лещенко. Бывало, что выступала на сцене в паре с каждым из них. При фашистском режиме Антонеску в Румынии её бросили в тюрьму, обвинив в симпатиях к СССР, при коммунистическом националистическом режиме Чаушеску – запрещали выступать с исполнением русских романсов. В 1989-м году она получила советское гражданство. «Приехала в Россию почти без вещей: думала, что не смогу устроиться, что никто мне не поможет, – вспоминает Алла Николаевна. – Но россияне приняли меня как свою». Да, и с немалым воодушевлением. Помню её огромный концерт году в 90-м, который в живой записи из Театра эстрады транслировало телевидение. Публика долго не отпускала великую актрису. Пение на «бис» продолжалось около часа.

Я выходил гулять со своей собачкой в арбатские переулки и иногда встречал бегущих нам навстречу несколько собак на поводке, который держала очень красивая пожилая женщина.

Поздороваться с ней мне, незнакомому ей человеку, казалось навязчивостью. Тем более заговорить.

Так я и не сказал Алле Николаевне Баяновой, что очень люблю романсы и что её исполнение мне кажется божественным. В романсах меня трогает глубина неподдельного чувства, на которое всегда отзывается душа слушателя. В них вообще есть нечто созвучное сердечным порывам, бередящее в тебе то сокровенное, о котором ты не подозревал, не догадывался и теперь благодарно ощущаешь сладость открытия. Даже в самых незатейливых романсах есть глубина переживаний, которые привязывают людей к жизни.

Слушаю Аллу Баянову:

Бери же всё, что даст судьба,Никто не может ей сопротивляться.Ведь наша жизнь так коротка…Так стоит ли тужить и волноваться? —

и охотно соглашаюсь: конечно, не стоит! Жизнь намного интересней и богаче всех наших самых тонких, самых глубокомысленных умозаключений.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});