Блокада - Сергей Малицкий

— Чего ж он тогда не растаял, если он был светлым? — скривился Рашпик. — Или мне тогда почудилось на крыше, что светлые могут таять?

— Не растаял — значит, не смог, — пожал плечами Кобба, — Пустой вон тоже глазищами на светлого похож, однако не растаял до сих пор. Да и эта новая… проводница… точно на вид из светлых. Ну разобралась она с Сишеком. Однако все сделала, как я понял, по местным законам.

— Хотел бы я сражаться так, как Сишек, когда мне будет лет шестьдесят, — вздохнул Коркин и посмотрел на машину, в которой уединились Пустой, Филя и новая проводница. — Впрочем, я и теперь, как оказалось, в этом деле и мизинца Сишекова не стою.

— Ты проживи еще до шестидесяти, — проворчал Рашпик, а Ярка, которая в новых нарядах смотрелась богатой невестой на выданье, тут же вцепилась в рукав скорняка и зашипела на Рашпика, как водяная крыса.

— Свадьбу вам надо сыграть, — заметил Рашпик и на всякий случай отсел подальше от шипящей недотроги.

Разговор прервался сам собой, каждый задумался о своем, да и было о чем подумать. Тот же Пустой сразу, едва привел проводницу, сказал, что дальше будет трудно и более удобного случая оставить отряд не случится. Если кто слаб, лучше отстать сейчас.

— Подумайте, — повторил он, — Здесь можно жить. Кто останется, дам две сотни монет, на первое время хватит. А вот что будет дальше на нашем пути, не знаю.

— На меня смотрел! — разволновался Рашпик, когда Пустой скрылся с собеседниками в машине, — Точно на меня. Я бы остался, да вот только как теперь останешься? Да тут последний малец уже нас в лицо запомнил. А теперь представь себе, что орда покусала-таки окраинные кварталы. Кто будет виноват? Орда? Нет, те, из-за кого она сюда пришла. А пришла она сюда из-за механика и его дружков. Значит, Рашпик, конец прогулки. А собачники? Вон они крутятся. Девку эту ищут? Как же. Распознали, что мы их дружков у дома Вотека положили. Кто виноват? Механик и его дружки. Опять же конец прогулки. Смотрим дальше. Бабу без лица видели? Видели. Думаете, она другого переродка себе не найдет? Такого, может, и не найдет, да мне и другого хватит, вроде Хереста. И вот скажет она своему новому дружку: обидел меня тут один механик, но сам куда-то сдернул, а оставил после себя толстяка Рашпика. Давай-ка, дорогой, сделаем из него похлебку.

— И конец прогулки, — заключил Кобба, почесывая шею Руку.

— И как я останусь? — скорчил гримасу Рашпик.

«А я?» — подумал Коркин. Скорняку как раз показалось, что Пустой смотрел на него. На него и на Ярку. Еще бы, разве не обуза нерасторопный скорняк, да еще с девкой? Но остаться он не мог. Не потому что не хотелось найти уголок, где ничего и никого не будет, кроме Ярки. Нет. Просто не мог. Не мог — и все. Так же, как не мог бы перестать дышать, как бы Пустой ни настаивал. Об этом он и думал, косясь на заполненную народом площадь, а потом уже в машине, которая вскоре плавно тронулась с места, поглядывая на Ленту. Красавица-проводница заняла место за спиной Пустого с таким видом, словно сидела там уже неделю. Да еще и с прищуром окинула весь его отряд. На Рашпика посмотрела, как на запас мяса на случай голода, на Коббу — как на пугало потешное, на Ярку — как на девчонку сопливую, на Коркина и на Филю вовсе внимания не обратила. На Рука цыкнула, да так, что сначала ящер от неожиданности уши растопырил и на хвост сел, а потом зубы показал да засвистел возмущенно, зацокал. Да и было чего цокать — мало того что девка на скандал каждым взглядом напрашивалась: она сразу себя как хозяйка повела. Осмотрела внимательно пульт, поспрашивала у Пустого — где и что, высунула голову из верхнего люка, потрогала пулемет, проверила привод от спускового механизма на станок, поинтересовалась, как ставить на одиночные выстрелы, как очереди выставлять. Мало того, она же и в нижний люк залезла-вылезла, сунула под сиденье свой мешок, который больше напоминал объемный жилет, открыла-закрыла заднюю дверь, о чем-то поговорила с Филей и в конце всего, к возмущению Ярки, попросила ружье скорняка. Коркин посмотрел на Пустого, дождался кивка, отдал непоседе свою драгоценность. Лента заглянула в дуло, передернула затвор, сняла магазин, приложила к плечу устройство целиком и удовлетворенно хмыкнула:

— Давно не видела бронебойного аппаратика в таком хорошем состоянии! Отлично, ремонт недавно, правда, имелся, но в целом — отлично. Дашь пострелять?

Коркин от неожиданности промычал что-то неопределенное, Ярка у него за плечом опять зашипела, но Лента тут же подмигнула скорняку, сунула руку в поясную сумку, выдернула оттуда круглую жестяную банку, открыла, вытащила тонкими пальцами прозрачный желтоватый шарик и мгновенно отправила его в рот готовой разразиться проклятиями Ярки.

— Попробуй, вкусно. И не шипи. Хороший у тебя мужичок, таких поискать — не найдешь, держи его крепче, не выпускай.

Надо ли говорить, что после этого Ярка опять до синяка плечо Коркину намяла, так крепко держала, хорошо еще, не шипела больше, а причмокивала только — видно, и вправду вкусным тот шарик оказался.

— Куда едем-то? — не выдержал Рашпик, когда машина покинула площадь и поползла по узкой улочке между выгоревшими, с провалившимися крышами, домами.

— Прямо, потом направо, потом еще раз направо, потом налево, опять налево, а там опять прямо, пока не упремся, а упремся — развернемся, — тут же отчеканила Лента. — У каждого своя задача, парень. У тебя какая?

Рашпик постарался что-то ответить, но не нашелся что сказать и только надул щеки.

— Тогда жди приказов и копи силы, — улыбнулась Лента, походя подмигнула Коркину, тут же показав язык оторопевшей Ярке, и вновь уставилась в лобовое стекло.

— До моста отсюда примерно миль двадцать, — прикинул Пустой. — Из них десяток вдоль увалов…

— На мост не пойдем, — покачала головой Лента. — Песьи головы и раньше не были добры, а теперь и вовсе прохода не дадут. Я так поняла, что вы им тоже насолили?

— Было дело, — кивнул Пустой, — пришлось спасать старика Вотека.

— Значит, проблема с собачниками у нас одна и та же, — процедила сквозь зубы проводница. — А мост они крепко держат, хотя там пленка самая тонкая. Ладно, мы через речку пойдем. Заодно и от орды избавимся: она по шуге за нами не двинется.

— По какой еще шуте? — вытаращил глаза Филя.

— Лед сейчас такой на реке, — объяснила Лента. — Пленка ледяная, начиная с моста, на десяток миль реку по струе режет. Переправу через мост держат песьи головы, или собачники — называй как хочешь. Но пятью милями южнее есть другая переправа. Брод. Противоположный берег обрывистый, но в одном месте можно переправиться — ложбина имеется с той стороны, речка мелкая, хотя и разбегается широко. Зимой и летом ее собачники тоже держат, а по весне и по осени бросают. Небольшой дозор оставляют. Шуга идет по реке, рыхлый лед. Ни лошадь не пройдет, ни лодка. А ваша машинка должна.

— А что за ледяная пленка? — насторожился Рашпик.

— Увидишь, — усмехнулась Лента, — но не бойся, в ней Редко замерзают. Если только от страха. Или от дури.

— Последнее настораживает больше всего, — скорчил гримасу толстяк.

— Подожди, — заволновался Филя. — Но если перед мостом река поперек пленкой режется, как же она течет-то? Промерзать же должна!

— Поверху и промерзает, — кивнула Лента. — А ниже течет. Кто знает, может быть, ни одна пленка сильно глубоко в плоть Разгона не уходит? Ты хоть под одну пленку закапывался? Не думай, отчего дождь идет, малец, укрывайся. А теперь немного хитрости.

Лента на ходу открыла нижний люк, присела рядом, наклонилась и выдернула из-под днища пластиковую бутыль.

— Это еще что? — возмутился Филя.

— Маслице, — подмигнула мальчишке Лента, — Капающее на дорожку. Обычное машинное маслице.

— Да с нашего вездехода ни капли! — возмутился Филя.

— Ну, во-первых, и вездеход не ваш… — Лента забила в емкость пробку, бросила ее под сиденье. — А во-вторых, а ну-ка, механик, возьми здесь направо.

Пустой повернул руль, и вездеход, дробя в пыль известковую крошку, свернул за полуразрушенное здание.

— Еще раз направо, — скомандовала Лента и, проведя машину по узкому, засыпанному мусором переулку, загнала ее в пыльный двор.

— Вот тут нам придется немного обождать, — прошептала проводница, глядя в полуобрушенный оконный проем.

— Почему так безлюдно в этой части города? — спросил Пустой. — Сколько мы проехали от площади? Пару миль? И уже никого! Я слышал, что тут должны жить переродки.

— Живут, — кивнула Лента, открывая верхний люк и тщательно наводя пулемет на оконный проем, — Только ближе к дороге, а мы взяли к увалам. Тут пустынно: ночами с увалов всякая мерзость лезет, даже до площади добирается, ночами и в хозяйстве Чина безлюдно. А здесь даже теперь дряни хватает.

— Охотиться будем? — понял Пустой.