Исход (СИ) - Цзи Александр

— Отщепенцы не желают жить честным трудом, сеять, пасти, работать в мастерских. Они живут грабежом и насилием. Про них ходит молва, будто бы они живут свободно, и это правда. Они не обременены никакими законами и принципами. Единственный закон для них — закон силы, хаоса и анархии.

“Их много, но государства у них нет. Полная анархия, воля вольная”, — проговорил в голове голос Решетникова.

“У Отщепенцев нет свободы, только Воля вольная… Свобода неумеренная есть хаос. Это и есть воля”, — говорил воевода Влад за буреломом.

Меня наполнял тяжелый гнев, настолько тяжелый, что я сверзился с сияющих высот вниз, в полутемный тронный зал с дрожащими тенями в углах и Знаками на стенах.

— Они изгнали нас в глухие северные леса, — продолжал Морок, — и здесь наши праотцы обучились искусству Морока. Первый Отец передал знания второму, и так далее, до меня. Придет время, и я передам свою силу и трон достойному преемнику. У нас есть шанс восстановить справедливость. Для этого мы должны собрать армию невидимок, владеющих умением замутнять рассудок. Нас будет немного, но нас будет достаточно.

Где-то на далекой окраине разума затаилось крохотное сомнение. Что-то не так! Но сомнение не оформилось в полноценную мысль. Поэтому я жадно слушал Отца Морока. Витька так же внимательно внимал рассказу.

— Отщепенцы — народ бродяг, убийц и грабителей. Они давно истощили ресурсы равнины, ограбили все соседние племена, и идут на нас. Когда-то давно они довели свою древнюю землю до состояния пустыни. Жизнь их ничему не научила. Наша святая обязанность — ударить первыми, пока они не захватили и не разграбили наши леса.

— Да! — выкрикнул кто-то, и я не сразу догадался, что это я и крикнул.

Отец Морок кивнул. Несмотря на маску, я понял, что он довольно улыбается.

— Вы обучитесь искусству затуманивать рассудок врагов, отводить глаза, сливаться с природой. Не против такого плана?

— Не против! — отозвался Витька. Он был в восторге от перспективы научиться магическим штучкам.

Его восхищенный голос прозвучал как бы издали, потому что со слухом у меня творились те же странности, что и со зрением. Все это вкупе меня слабо волновало. Однако припомнилась сцена на лесной тропе, когда мне привиделся ненастоящий Витька.

— Отец Морок, — обратился я к человеку в древесной маске, — скажи, зачем ты нас пугал? Это ведь ты был? Счел нас за шпионов Отщепенцев?

Последнее предположение возникло само собой, словно я всю жизнь боролся с нашествием Отщепенцев и в каждом пне подозревал шпиона.

— Нет, это испытание, — мягко ответил Морок. — Трусы и недостойные повернули бы назад. Вы же остановились лишь тогда, когда дорога зашла в тупик. Вас не отвратили ни ужасы ночи, ни наше искусство… Такие храбрецы нужны для восстановления справедливости.

— Мы видели чудовище в виде креста, — сказал я, помолчав. — Что это такое?

Отец Морок откинулся на троне.

Я окончательно вернулся с горних вершин над Великой Рекой, а голос Отца Морока больше не заполнял разум.

— У вас могли быть разные иллюзии, — сказал Морок, — это неважно… Важно другое. Ритуал надевания маски и принятия вас в наше братство состоится завтра. После этого вас обучат нашему искусству. Учить буду в том числе и я.

***

В душе установилось удивительное спокойствие. В последний раз такой настрой был, когда я набухался на выпускном. Спиртное гладко пошло, так сказать. Весь мир вызывал симпатию, и ничто не парило.

Гнусавый, который ждал позади тихо, как тень, сердечно обнял меня. Я ощутил мягкость его маскировки.

— Теперь вы наши братья, — заявил он.

Девочка в маске и костюме, в свою очередь, обняла блаженно осклабившегося Витьку.

— И сестры! — добавила она звонко.

Я оглянулся. Трон опустел.

А сидел ли на нем Отец Морок? Или это очередная галлюцинация?

Неважно. Сейчас ничто не важно, кроме того, что мы нашли тех, кто называет нас братьями. Они дружелюбны, и у них есть цель — то, чего не хватало нам. Мы искали Отщепенцев, про которых не слышали ни единого доброго слова, начиная с Вечной Сиберии, и свободу, которую тоже не вполне представляем. Недальновидная, глупая цель.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но все изменилось.

— Меня зовут Влад, — представился гнусавый. — Я здешний воевода.

Он снял маску. У него оказались длинные каштановые с проседью волосы, глубокие залысины, бледное лицо и бесцветные глаза, щетина на щеках, сломанный нос и в целом брутальный вид.

Мы с Витькой представились.

Девочка тоже сняла маску, и мы увидели юную блондинку с тонким бледным личиком, огромными глазами, пшеничными волосами, заплетенными в косу. Ей не хватало острых ушей — была бы вылитая эльфийка. На вид лет тринадцать-четырнадцать, как Витьке.

Витька восхищенно выпучил на нее глаза и зарделся, что стало заметно даже в трепещущем свете горящих чаш.

— Это моя падчерица, Настя, — сказал воевода Влад. — Идемте в гостевой домик. Там поживете до обряда надевания маски.

Сами они с падчерицей снова нацепили маски и провели нас обратно по галерее, вниз по лестнице и через дверь во внутренний двор, где сновали люди в масках и маскировке.

— Вы никогда не снимаете маски? — полюбопытствовал Витька.

Ему ответила Настя на правах ровесницы:

— На рассвете до полного восхода солнца и ночью снимаем. Когда едим и умываемся. И когда знакомимся с новыми братьями и сестрами. Ближе к ночи носить маски обязательно, чтобы Погань нас не потревожила. А ночью нас защищает сила Отца.

— Зачем они нужны, эти маски?

— Они дарят нам волшбу. И защиту от Погани.

Витька задал бы новый вопрос, но Влад громко обратился ко всем, кто находился поблизости:

— У нас сегодня появились два брата. Олесь и Виктор. Покажем им свои лица.

Люди поблизости, человек пятнадцать, остановились и сняли маски. Во внешности ничего особенного — люди как люди, только бледноватые. И неудивительно, учитывая, что они целыми днями ходят с закрытыми лицами.

От толпы отделился и подошел к нам высокий жилистый парень моего возраста, белобрысый, длинноносый, взгляд настойчивый, требовательный.

Бывают, знаете ли, такие особи — вечно смотрят на тебя так, будто ты им что-то должен.

— Ну что, друг, будешь бить Отщепенцев? — спросил он меня, схватив за плечи.

— Буду, — ответил я.

— То-то! Этих тварей истребить надобно! Они целое поколение нас убивали, грабители и убийцы!

Он отпустил меня и повернулся к остальным, и те одобрительно загудели.

Я шепотом спросил Влада:

— Не маловато людей для войны? Одна деревушка.

Белобрысый парень, услыхав вопрос, быстро повернулся ко мне:

— А ты испугался?

— Угомонись, Игорь, — прогнусавил воевода и повернулся ко мне: — У нас еще несколько деревень в лесу. Мы не живем большой кучей, в лесу неудобно. И опасно. Шпионы Отщепенцев бродят по лесу, ищут нас.

— А вы их волшбой, волшбой! — встрял Витька.

Настя наставительно сказала:

— У Отщепенцев своя волшба есть, черная, злая, дикая.

— Ух ты!

Белобрысый и агрессивный Игорь, фыркнув, ушел развалистой походкой. Народ снова надел маски. Влад проводил нас с Витькой в гостевой домик — крохотную хижину с двумя комнатами и навесом, под которым находились очаг с дымоходом, уходящим сквозь крышу, и длинный, грубо сколоченный стол со стульями.

Нас обслуживала молчаливая женщина; я определил то, что она женщина, по грудастой фигуре. Мы ели мясо, рыбу, ягоды и что-то по вкусу напоминающее жареный лук. Пили сладковатую ягодную настойку с “градусом”. Эта настойка ударила в голову.

Приятное и расслабленное состояние усилилось. Давненько я так не кайфовал. Витька что-то болтал о волшбе, а я рассеянно и благодушно окидывал взглядом хижины поблизости, устланный деревянными досками двор, частокол без фонарей и чучелок. Интересно, что их защищает от Поганого поля? Маски? Но как?

Да какая разница? Что-то защищает. Маски, Отец Морок — неважно. Разберемся со временем.