Море любви - Ребекка Брэндвайн

Время шло. Воспоминания о несчастном беглеце все меньше и меньше тревожили меня. Теперь все мои дни и ночи были заполнены Джерритом. Он занял в моем сердце такое прочное место, что иногда я даже не представляла, как раньше могло быть по-другому, и, наконец, с удивлением поняла, что всегда любила его, что этот сильный человек всегда владел моим сердцем. В Португалии мы пробыли всего лишь несколько недель, потому что очень хотели вернуться в Стормсвент Хайтс до Рождества. Отсутствие в семье Чендлеров одного сына, проводящего вдалеке со своей молодой женой медовый месяц, вызвало бы у некоторых только улыбку. Но отсутствие двух сыновей, исчезновение одного из которых было овеяно туманом, а местопребывание в данный момент неизвестно, могло испортить счастливый праздник. И поэтому, мы с Джерритом поплыли из Лиссабона домой в Корнуолл уже не чужими, и не только любовниками, но и друзьями.

Уже смеркалось, когда экипаж Чендлеров, который ожидал нас в Солтсене, проехал через заиндевевшие открытые ворота Хайтса, мимо заснеженной сторожки, и, покачиваясь, покатился по заснеженной дорожке, вдоль которой росли высокие деревья, разукрашенные морозцем. Я безумно обрадовалась, когда показалось мое новое пристанище.

Время от времени в доме что-нибудь да перестраивали. Особенно это практиковалось во времена царствования Тюдоров. Кое-какие изменения были сделаны и в последнее время, когда дом стал принадлежать дяде Драко. Но то, что Хайтс был построен как укрепленное поместье, просматривалось во всех деталях его архитектуры: в обшитой деревом сторожке, зубчатых стенах и двух больших круглых башнях на севере и на юге. Более я не могла увидеть, пока мы не проехали через ворота в вымощенный крупным булыжником внутренний двор, образованный зубчатыми стенами. Отсюда открывался вид на все поместье.

Дом почти полностью был построен из гранита, который как-то сверхъестественно поблескивал в серебристых сумерках. В тени камень казался еще темнее и серее. Дом высотой в три с половиной этажа, включая чердак, выглядел огромным. Но, в то же время, он был карликом по сравнению с великанами-близнецами корнуоллскими елями, которые стояли во внутреннем дворике, как часовые. Здесь, чтобы не повредить им, камни мостовой были уложены очень аккуратно. Когда мы вылезли из коляски, высокие, узкие створчатые окна на двух этажах Хайтса смотрели на нас, подобно глазам из прорезей маски. Свет, пробивавшийся сквозь ромбические стекла, заставлял их сиять не хуже бриллиантов. По центру дома располагалась арка, обрамляющая массивные дубовые двери. На них висел медный дверной молоток в виде чайки. Маленькие квадратные окошечки, половина которых скрывалась под землей, опоясывали нижнюю часть дома.

На третьем этаже по обеим сторонам кафедральных окон из цветного стекла были украшения из тяжелых черных балок и гипса, который с веками от непогоды приобрел бледный серебристо-сероватый цвет. Под ребром крутой, покрытой черным шифером крыши, располагались мансардные окна. Прямо с крыши тянулись в небо квадратные трубы, а по обеим сторонам, как шпили, возвышались башни. Несколько веков назад они служили для отражения набегов многочисленных воинственных соседей. На них несли свою бессонную вахту часовые. Сейчас же амбразуры окаймлялись двойными перилами, чтобы защитить желающих полюбоваться великолепными морскими пейзажами от падения с захватывающей дух высоты. Орудийная башня, выходящая на север, использовалась как маяк, предупреждающий корабли об опасных скалах внизу. Даже сейчас на ней ярко горел сигнальный огонь.

Джеррит послал заранее сообщение о нашем приезде, поэтому Хайтс был залит светом, а дядя Драко и тетя Мэгги изнывали в ожидании, чтобы поздравить нас с возвращением домой. Сейчас, когда его родители широко распахнули перед нами двери, мой муж подхватил меня на руки и перенес через порог в главный зал. Там уже выстроились слуги, чтобы поприветствовать нового члена семьи, «невесту мистера Джеррита», хотя я знала всех их с раннего детства. Они подарили мне маленький букетик зимних цветов. Я приняла его, бормоча благодарности, затем тетя Мэгги отослала челядь и, тепло обняв меня, увела.

Главный зал, такое название он получил еще в прошлые века, был самой старой и большой комнатой в доме. Сводчатый потолок, возвышающийся до самой крыши, поддерживался балками, почерневшими с годами от дыма открытого очага, который когда-то находился посередине. Но его уже давно разобрали и сложили камин в западной стене. Из-за того, что комната была слишком велика, голос тети Мэгги, когда она расспрашивала меня о нашем медовом месяце в Португалии, эхом отдавался в пустоте, сливаясь с голосами дяди Драко и Джеррита, которые стояли у яркого огня. Старинная каменная лестница, с более поздними балюстрадами из дуба, круто разветвлялась к северной и южной стенам. Ступеньки были так высоки, что когда я взглянула вниз, у меня слегка закружилась голова. Джеррит с отцом разговаривали внизу в зале, покуривая сигары и попивая бренди, которое им подал Моген, тихий лакей с каменным лицом.

Спальня Джеррита располагалась в южной башне, и именно сюда привела меня тетя Мэгги, чтобы я могла разделить ее со своим мужем. Мне этот жест не показался безнадежно устаревшим. Может, где-нибудь и было модным, чтобы у мужа и у жены были разные спальни, – но только не в Грандже и Хайтсе.

– Итак, Лаура, у тебя все хорошо? – спросила тетя Мэгги, ее глаза беспокойно искали мои. – Ты счастлива?

– Да… и еще раз, да! – улыбаясь и слегка покраснев, ответила я, сгорая от страсти и нетерпения, вспомнив о многочисленных ночах, проведенных в объятиях Джеррита.

– Да… – тихо согласилась она и ее темные глаза посветлели. – Я так сразу и подумала. Ты вся светишься, чего раньше не было. Моя дорогая, как мне приятно это видеть! – Тетя Мэгги поцеловала меня, словно я была ее собственной дочерью, а я решила, что буду всегда любить и уважать ее, как свою собственную мать, и она всегда будет моей подругой. – Реншоу сейчас принесет твои вещи, Лаура, и Айрис сможет распаковать их, – сказала тетя. (Айрис была служанкой из Гранджа, которая вместо Клеменси стала моей горничной). – Потом ты сможешь принять ванну и переодеться к ужину. Так как это для тебя первая ночь дома, твоя семья будет ужинать с нами. Мы подумали, что тебе понравится это, а они будут рады встрече с тобой.

– Ах, как вы добры, тетушка Мэгги, что подумали об этом. Я очень скоро присоединюсь к вам, – воскликнула я.

Тетя Мэгги не спеша удалилась, оставив меня одну, а я с интересом принялась рассматривать комнату Джеррита, так как раньше видела ее только мельком, да и то в детстве. С тех пор все здесь сильно изменилось, ведь в ней жил уже не мальчик, а мужчина. Из-за того, что комната находилась в южной башне, она была круглая и довольно-таки просторная. Обстановка была тщательно подобрана. Чендлеры предпочитали мебель периода Тюдоров, и я с восхищением взирала на множество ценных предметов, находящихся тут. Массивная кровать из розового дерева с огромным балдахином и резным высоким изголовьем, на краях которого красовались старинные украшения – шишечки. С обеих сторон кровати стояли тяжелые ночные столики. В ногах ложа стояло высокое кресло и крепкий, обтянутый кожей сундук. У стены стояли комод, украшенный богатой резьбой и письменный стол, с обтянутым дорогой тканью стулом. Сбоку от камина, там, где на полочке стояла модель одного из первых кораблей компании «П & Ч», находились умывальник и медная ванна. Извивающаяся каменная лесенка вела в башенку наверху и вниз, в гостиную. Окна комнаты выходили на холмы и море. Шторы были открыты, и через стекло лился серебристый свет восходящей луны и первых звезд, придавая спальне еще большее великолепие. В камине весело потрескивали дрова, и комната была расцвечена в красные и золотистые тона осени, теплые и гостеприимные. Снаружи доносился шум прибоя. Мне казалось, что здесь я буду счастлива.