Стихотворения и поэмы - Николай Заболоцкий

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВКЛЮЧЕННЫЕ В ОСНОВНОЕ СОБРАНИЕ

ПОХОД

Шинель двустворчатую гонит,В какую даль — не знаю сам,Вокзалы встали коренасты,Воткнулись в облако кресты,Свертелась бледная дорога,Шел батальон, дышали ногиМехами кожи, и винтовки —Стальные дула обнажив —Дышали холодом. Лежит,Она лежит — дорога хмурая,Дорога бледная моя.Отпали облака усталые,Склонились лица тополей,—И каждый помнит, где жена,Спокойствием окружена,И плач трехлетнего ребенка,В стакане капли, на стене —Плакат войны: война войне.На перевале меркнет день,И тело тонет, словно тень,И вот казарма встала рядомГромадой жирных кирпичей —В воротах меркнут часовые,Занумерованные сном.

И шел, смеялся батальон,И по пятам струился сон,И по пятам дорога хмураяКренилась, падая. ВдалиШеренги коек рисовались,И наши тени раздевались,И падали… И снова шли…Ночь вылезала по бокам.Надув глаза, легла к ногам,Собачья ночь в глаза глядела,Дышала потом, тяготелаНа головах… Мы шли, мы шли…

В тумане плотном поутруТруба, бодрясь, пробила зорю,И лампа, споря с потолком,Всплыла оранжевым пятном,—Еще дымился под ногамиКонец дороги, день вставал,И наши тени шли рядамиПо бледным стенам — на привал.

<1927>

ПОПРИЩИН

Когда замерзают дорогиИ ветер шатает кресты,Безумными пальцами ГогольВыводит горбатые сны.И вот, костенея от стужи,От непобедимой тоски,Качается каменный ужас,А ветер стреляет в виски,А ветер крылатку срывает,Взрывает седые снегаИ вдруг, по суставам спадая,Ложится — покорный — к ногам.Откуда такое величье?И вот уж не демон, а тот —Бровями взлетает Поприщин,Лицо поднимает вперед.Крутись в департаментах, ветер.Разбрызгивай перья в поток,Раскрыв перламутровый веер,Испания встанет у ног.Лиловой червонной мантильейВзмахнет на родные поля,И шумная выйдет СевильяВстречать своего короля.А он — исхудалый и тонкий,В сияньи страдальческих глаз,Поднимется…                             …Снова потемки,Кровать, сторожа, матрац,Рубаха под мышками режет,Скулит, надрывается Меджи,И брезжит в окошке рассвет.

Хлещи в департаментах, ветер,Взметай по проспекту снега,Вали под сугробы каретуСиятельного седока.По окнам, колоннам, подъездам,По аркам бетонных свай,Срывай генеральские звезды,В сугробы мосты зарывай.Он вытянул руки, несется,Ревет в ледяную трубу,За ним снеговые уродцы,Свернувшись, по крышам бегут.ХватаютсяЗа колокольни,ВрываютсяВ колокола,Ложатся в кирпичные бойниИ снова летят из углаТуда, где в последней отвагеВстречая слепой ураган,—Качается в белой рубахеИ с мертвым лицом —Фердинанд.

<1928>

СОХРАНЕНИЕ ЗДОРОВЬЯ

Видишь — воздух шевелится?В нем, как думают студенты.Кислородные частицыПадают, едва заметны.

Если, в случае мороза,Мы, в трамвае сидя, дышим —Словно столб, идет из носаДым, дыханием колышим.

Если ж человек невиден,Худ и бледен, — очень просто! —Не сиди на стуле, сидень,Выходи гулять на воздух!

Оттого, детина, вянешь,Что в квартире воздух тяжкий,Ни духами не обманешь,Ни французскою бумажкой.

В нем частицы все свалялисьВроде войлока сухого,Оттого у всех вначалеГрудь бывает нездорова.

Если где-нибудь писательХодит с трубкою табачной —Значит, он имеет сзадиВид унылый и невзрачный.

Почему он ходит задом?Отчего пропала сила?Оттого, что трубка с ядом,А в груди сидит бацилла.

Почему иная деваВид имеет некрасивый,Ходит тощая, как древо,И глаза висят, как сливы?

Потому плоха девицаИ на дерево походит,Что полезные частицыВ нос девице не проходят.

У красотки шарфик модныйВокруг шеи так намотан,Что под носом воздух — плотныйИ дышать осталось — потом.

О полезная природа,Исцели страданья наши,Дай истицу кислорода,Или две частицы даже!

Дай сознанью удивиться,И тотчас передо мнойОтвори свою больницу —Холод, солнце и покой!

1929

ОСЕНЬ

1

В овчинной мантии, в короне из собаки,Стоял мужик на берегу реки,Сияли на траве как водяные знакиЕго коровьи сапоги.Его лицо изображалоТак много мук,Что даже дерево — и то, склонясь, дрожалоИ нитку вить переставал паук.

Мужик стоял и говорил:«Холм предков мне немил.Моя изба стоит как дура,И рушится ее старинная архитектура,И печки дедовский порталУже не посещают тараканы —Ни черные, ни рыжие, ни великаны,Ни маленькие. А внутри сооружения,Где раньше груда бревен зажигалась,Чтобы сварить убитое животное, —Там дырка до земли образовалась,И холодноеДыханье ветра, вылетая из подполья,Колеблет колыбельное дреколье,Спустившееся с потолка и тяжкоХрапящее.Приветствую тебя, светило заходящее,Которое избу мою ласкалоСвоим лучом! Которое взрастилоВ моем старинном огородеБольшие бомбы драгоценных свекол!Как много ярких стеколТы зажигало вдруг над головой быка,Чтобы очей его соединениеНе выражало первобытного страдания!О солнце, до свидания!Недолго жить моей избе:Едят жуки ее сухие массы,И ломят гусеницы нужников контрфорсы,И червь земли, большой и лупоглазый,Сидит на крыше и как царь поет».

Мужик замолк. Из торбы достаетПирог с говяжьей требухоюИ наполняет пищею плохоюСвой невзыскательный желудок.Имея пару женских грудок,Журавль на циркульном сияет колесе,И под его печальным наблюденьемДеревья кажутся унылым сновиденьем.Поставленным над крышами избушек.И много желтых завитушекЛетает в воздухе И осень входит к нам,Рубаху дерева ломая пополам.

О слушай, слушай хлопанье рубах!Ведь в каждом дереве сидит могучий БахИ в каждом камне Ганнибал таитсяВот наступает ночь Река не шевелится.Не дрогнет лес И в страшной тишине,Как только ветер пролетает.Ночное дерево к лунеБольшие руки поднимаетИ начинает петь. Качаясь и дрожа,Оно поет, и вся его душаКак будто хочет вырваться из древесины.Но сучья заплелись в огромные корзины,И корни крепки, и земля кругом,И нету выхода, и дерево с открытым ртомСтоит, сражаясь с воздухом и плача.

Нелегкая задача —Разбить синонимы: природа и тюрьма.

Мужик молчал, и все способности умаВ нем одновременно и чудно напрягались,Но мысли складывались и рассыпалисьИ снова складывались. И наконец, поймавСебя на созерцании растенья,Мужик сказал: «Достойно удивленья,Что внутренности тараканаНа маленькой ладошке микроскопаМеня волнуют так же, как ЕвропаС ее безумными сраженьями.Мы свыклись с многочисленными положеньямиСвоей судьбы, но это нестерпимо —Природу миновать безумно мимо».И туловище мужикаВдруг принимает очертания жука,Скатавшего последний шарик мысли,И ночь кругом, и бревна стен нависли,И предки равнодушною толпойСидят в траве и кажутся травой.

2

Мужик идет в колхозный новый дом,Построенный невиданным трудом,В тот самый дом, который есть началоТого, что жизнь сквозь битвы обещала.Мужик идет на общие поля,Он наблюдает хлеба помещенье,Он слушает, как плотная земляГотова дать любое превращеньеПосеянному семени, глядитВ скелет машин, которые как детиСтоят, мерцая в неподвижном светеОсенних звезд, и важно шевелитПри размышлении тяжелыми бровями.Корова хвастается жирными кровями,Дом хвалится и светом и теплом,Но у машины есть иное свойство —Она внушает страх и беспокойствоТому, кто жил печальным бирюкомСреди даров и немощей природы.Мужик идет в большие огороды,Где посреди сияющих теплицЛежат плоды, закрытые от птицИ первых заморозков. Круглые, литые,Плоды лежат, как солнца золотые,Исполненные чистого тепла.И каждая фигура так кругла,Так чисто выписана, так полна собою,Что, истомленный долгою борьбою,Мужик глядит и чувствует, что в немВдруг зажигается неведомым огнемЕго душа. В природе откровенной,Такой суровой, злой, несовершенной,Такой роскошной и такой скупой,—Есть сила чудная. Бери ее рукой,Дыши ей, обновляй ее частицы —И будешь ты свободней легкой птицыСредь совершенных рек и просвещенных скал.От мужика все дале отступалДом прадедов с его высокой тенью,И чувство нежности к живому поколеньюВлекло его вперед на много дней.Мир должен быть иным. Мир должен быть круглей,Величественней, чище, справедливей,Мир должен быть разумней и счастливей,Чем раньше был и чем он есть сейчас.Да, это так. Мужик в последний разГлядит на яблоки и, набивая трубку,Спешит домой. Над ним подобно кубкуСияет в небе чистая звезда,И тихо всё. И только шум листа,Упавшего с ветвей, и посредине мира —Лик Осени, заснувшей у клавира.

1932

КУЗНЕЧИК