Мастера детектива. Выпуск 9 - Барнеби Росс

– А ведь и правда, прошло уже полгода со дня убийства месье Бержере, – тихо сказал комиссар Анье.

– Да, и артисты, и статисты этой драмы почти одни и те же, – подтвердил Ошкорн.

– Кроме Штута, – заметил Патон. – Признаюсь, я долгое время подозревал его в убийстве месье Бержере. Мои подозрения еще усилились, когда я узнал, что он стал преемником Бержере!

– Ищите, кому выгодно преступление… я знаю, Патон, таков один из ваших принципов, и поскольку Штут, похоже, выиграл от смерти Бержере, вы, естественно, заподозрили его. Но – будьте начеку! – нет правил без исключений. Случается и так, что преступник не пользуется плодами своего злодеяния, и каштаны из огня таскает кто-то другой!

– Бедный Штут! – воскликнул Патон. – А я его подозревал!

– Но кто вам мешает и сейчас придерживаться своей версии смерти месье Бержере? Что Штут тоже убит? Что же из этого? Оба преступления схожи, не спорю, но не надо поддаваться гипнозу этого факта. Ничто пока не подтверждает, что они совершены одной рукой. Возможно, между ними существует какая-то связь, вот вы и должны найти, какая именно!

Комиссар Анье несколько секунд подумал, потом с некоторой иронией сказал Патону:

– Будьте логичны до конца. Вы узнали, кому могла быть выгодна смерть Бержере, и это привело вас к Штуту. А теперь ищите, кому может быть выгодна смерть Штута.

– Мы пока не знаем планов мадам Лора. Но постараемся выяснить, кому она намерена доверить управление цирком.

– В общем, вы склоняетесь к тому, что основной побудительный мотив этого преступления – желание занять кресло директора цирка. Однако не следует упускать ил виду и другой, более явный мотив, а именно – кражу. Добыча первого преступника – восемьдесят тысяч франков, второго – всего около тысячи франков, но плюс дорогой перстень. Что ж, и это стоило труда, ведь убивают и за меньшее!

Комиссар Анье протянул Ошкорну газету.

– Из всех репортажей о новой драме в Цирке-Модерн этот, на мой взгляд, представляет наибольший интерес. Можно побиться об заклад, что автор действительно находился в зале, как, впрочем, он и утверждает. Я позвонил в газету. Заметку принес некий Рейналь, он изредка пишет для них.

– Рейналь? – переспросил Патон. – Так это тот самый журналист, что вчера вечером сидел в ложе главного администратора. Он и впрямь присутствовал на представлении.

– И если быть точным, – добавил Ошкорн, – он отсутствовал в зале как раз в то время, когда было совершено убийство!

Комиссар Анье тихо присвистнул.

– Тогда это может нас заинтересовать?

– Да! Мы попытались найти его еще вчера, но он уже ускользнул. Конечно же, мы допросим его, как только отыщем!

– Только не пытайтесь найти этого Рейналя через редакцию газеты. Они заверили меня, что не знают его адреса. Просто материал показался им интересным, и они сразу заплатили ему. Впрочем, репортаж и впрямь весьма живописен. Только вот заголовок странноватый, не без пики в наш адрес: «Преступление, совершенное под бдительным оком полиции». Если кто-нибудь не даст себе труда прочесть заметку, то может подумать, судя по заголовку, будто преступление действительно совершено на глазах у полиции!

Комиссар Анье произнес это спокойным тоном. В отличие от своих сотрудников он не возмущался прессой. Ошкорн вдруг вспомнил о споре, который разгорелся у него вчера с Пикаром, журналистом из «Либерте». Ошкорн упрекнул Пикара в пустозвонстве, а тот, в свою очередь, упрекнул полицейского в чрезмерной скрытности и подозрительности по отношению к журналистам.

«Пресса, – взорвался тогда Пикар, – стрекало для полиции! Не будоражь мы полицию, она бы спокойно дремала!»

«Попробуй-ка взбудоражить, как ты выразился, такого человека, как комиссар Анье, – ответил ему Ошкорн. – Дудки! Ничто его не возмутит, ничто не взволнует, ничто не выведет из равновесия!»

– Наверняка у этого Рейналя материала было на добрую статью, – продолжал комиссар Анье. – Представляете: мрачная, впечатляющая сцена на манеже, публика, которая видит, как хлещет кровь, и продолжает хохотать! Ну ладно, хватит болтать. Давайте немного поработаем! Из газеты, из рапорта комиссара квартала и из вашего рапорта главное я уже знаю. Но ведь вы там были и уж вы-то должны были увидеть больше того, что написали в своем донесении.

– Нам нечего добавить к нему! – ответил Патон.

– А ведь вас, Ошкорн, это дело должно было бы особенно заинтересовать! Вы всегда требуете свежее дело! Вот вы и получили такое! Я не стану говорить, как Жан Рейналь, что преступление совершено у вас на глазах, я скажу немного иначе: оно совершено буквально за вашей спиной! Если я правильно понял, в то время, когда произошло убийство, в зале отсутствовали три человека: Жан де Латест, Жан Рейналь и мадам Лора. Именно те три человека, которые по долгу службы должны были бы находиться там. Естественно, нельзя снять подозрение и с других, со всех тех, кто по своим обязанностям находился за кулисами. Так что мы не можем сказать, что нам не за что уцепиться. Кто, по-вашему, абсолютно вне подозрений?

– Клоун Джулиано, он сидел рядом со мной и вернулся сразу после антракта. Паль, он исполнял свой номер и не покидал манежа. И Людовико, тот находился под куполом на трапеции, – ответил Ошкорн.

– Джулиано, по-видимому, чист. Что же касается Паля… вы убеждены, что он не мог убить Штута?

– Но он ни на секунду не приближался к его коляске, – сказал Патон.

– Кроме, естественно, того мгновенья, когда он взял Штута за руку. Но тогда Штут уже был мертв по крайней мере десять минут, – вмешался Ошкорн.

– Да, верно, я совсем забыл об этом!.. – сказал Анье. – Но когда Штут во второй раз появился на манеже, кто-нибудь подходил к нему? Ну хотя бы из униформистов, они обычно стоят в проходе. Я редко хожу на какие-либо зрелища, а в цирке не был уже давным-давно, но хорошо помню, что у выхода на манеж стоит месье Луаяль, ну, вернее, артист, который исполняет обязанности «месье Луаяля». А за ним – униформисты. Так ведь?

– Именно так.

– Когда Штут появился на манеже, никто не подходил к коляске?

Ошкорн на несколько секунд задумался.

– Подходил. Один из униформистов сделал вид, будто пытается преградить ему путь, говорил, мол, не надо мешать великому скрипачу Палю, ведь Паль в это время играл. По-видимому, это входило в сценарий. Однако я хорошо помню, к Штуту он не подходил, а только взял под уздцы пони. Но пони мотнул головой и вырвался. Он так выдрессирован.

– Штут возмутился, когда пытались остановить его пони? Сказал что-нибудь?

– Нет, ничего не сказал. Впрочем, он и не должен был ничего говорить, ведь по роли он был мертвым.

– Да, конечно… но я думаю, может, Штут был еще Жив, когда коляска выехала на манеж…

– Это невозможно! – нетерпеливо воскликнул Патон. – Штут был мертв уже по крайней мере десять минут. Заключение судебно-медицинского эксперта вполне категорично. На манеж был вывезен труп.

– Да, правда. Я совсем забыл о заключении судебно-медицинского эксперта!

Ошкорн в душе удивился такой странной забывчивости комиссара Анье. Ведь он слыл человеком, который никогда не забывает ничего из того, что он прочел или услышал.

– Третий человек, которого вы считаете вне подозрений, – Людовико, – продолжал комиссар. – Вы опираетесь на тот факт, что он все это время оставался на трапеции. Но на манеже разворачивалось представление, и я не думаю, что вы все это время не спускали глаз с воздушного Гимнаста! Было бы неплохо, если б вы прикинули, сколько времени нужно для того, чтобы спуститься с этого насеста и снова подняться туда… Но все же, пожалуй, этих троих мы можем исключить. Что же касается остальных…

И комиссар Анье весьма выразительно скривился при мысли, какое нелегкое дельце предстоит его сотрудникам. Потом он спросил:

– Как вы намереваетесь вести дело?

– Я думаю, – сказал Патон, – что сейчас самое благоразумное – по свежим следам заняться вчерашним убийством. Когда мы найдем второго убийцу, мы будем недалеки от того, чтобы найти первого.

– Держу пари, Ошкорн, что вы придерживаетесь диаметрально противоположного мнения. Насколько я вас знаю, вы возьметесь как раз за дело Бержере в надежде, что оно выведет вас на дело Штута.

Молодой инспектор покраснел, так как комиссар разгадал его мысли. Однако он возразил:

– Скорее, я думал вести оба дела одновременно! Когда инспектора уже направились к двери, комиссар Анье окликнул их. Ошкорн ждал этого, Анье всегда в последнюю минуту «вспоминал» и задавал вопрос, который, по его мнению, касался наиболее интересной для следствия детали, привлекая тем самым к ней внимание своих сотрудников.