Конец эпохи - Владимир Марышев

Родриго взглянул на экранчик браслета: от Базы его отделяли 2476 километров. Одолеть их самостоятельно было безумием. Уже через несколько часов на джунгли опустится ночь. Переживет ли он ее – мягкий комочек протоплазмы, окруженный сонмом загадочных существ, в миролюбие которых не верилось при всём желании? Оставалось надеяться, что Мак рано или поздно телепортирует его обратно. Лучше бы, конечно, пораньше…

– Мак… – позвал он на всякий случай. Тщетно: связь, по-видимому, прервалась надолго.

«Пойду. – Родриго поднялся и стал разминать ноги. – По крайней мере, двигаясь, можно отыскать убежище на ночку-другую. Дупло какое-нибудь или подходящее дерево, на которое можно залезть и удобно устроиться в развилке ветвей. Конечно, если Мак про меня забыл, до объявления «военных действий» никак не успеть, да и загнусь от голода, когда кончатся пищевые таблетки. Но вдруг повезет?»

И вновь лопались иод его ногами «дождевики», прыгали во все стороны потревоженные насекомые, взвизгивали «ткачи», убиваясь по разорванной паутине… Спустя полчаса среди стволов обозначился просвет. Родриго выбрался на просторную поляну и зашагал напрямик – таиться уже не имело смысла. Раз-два, левой-правой… Внезапно он поймал себя на том, что в такт шагам негромко насвистывает «Полет валькирий».

«Самая сейчас подходящая для меня музычка, – подумал Родриго. – Спасибо Ивану, просветил насчет этих валькирий. Значит, девы-воительницы… как там… уносящие души павших воинов на небеса? Я – тоже воин. Вот только погибнуть, наверное, мне предстоит не в славном бою, продолжая сжимать мертвой хваткой окровавленный двуручный меч, а в зубах какого-нибудь летучего крокодила. Возьмут ли меня после этого на небо? А если возьмут, что я буду там делать? Восседать в золотом дворце, пить вино из кубков и слушать бесконечные саги тамошних сказителей?»

При других обстоятельствах эта мысль могла его позабавить, но сейчас был не тот случай. Он вдруг представил себе, что Мак во время беседы от нечего делать скопировал его «я». Когда Родриго протянет ноги, добросердечный хозяин Оливии даст ему новую жизнь. Но только не в смешном и неудобном человеческом теле. Допустим, Мак замурует этого «дубля» в один из алых шариков, чтобы землянин всегда был под боком и мог развлекать своего спасителя наивными гипотезами об устройстве мира. Вот такой незавидный «рай»…

«Тогда уж лучше не воскресать, – подумал Родриго, дойдя до края поляны и вновь погрузившись в заросли. – Впрочем, не рано ли я себя хороню? Давай-ка буду считать про себя: «один, два, три, четыре…» Дойду до тысячи – и Мак перенесет меня на Базу. Нет? Ну тогда на счете “2000” – обязательно. Нет? Ну тогда…»

На счете «2018» открылась новая поляна – еще больше предыдущей. Зажмурившись от брызнувшего в глаза солнца, Родриго машинально сделал еще несколько шагов и лишь затем, осознав увиденное, дал задний ход.

На поляне обосновались две объемистые туши цвета слоновой кости. Первая медленно переваливалась с боку на бок, фактически оставаясь на одном месте, вторая довольно резво наматывала витки вокруг своей соплеменницы. Очевидно, траектория была спиральной – через несколько минут укрывшийся за деревом Родриго уловил, что расстояние между этими здоровенными кусками студня сокращается.

Ему стало не по себе. В прошлый раз слияние «амеб» привело к огненному рождению нового существа – сильного, опасного, уничтожившего могучую земную машину в мгновение ока.

«Амебы» соприкоснулись. Раздался громкий хлопок, и они исчезли, как в коконе, в шаровидном сгустке пламени. Родриго вновь зажмурился, а когда открыл глаза, в центре поляны возвышалось НЕЧТО.

Больше всего это полупрозрачное студенистое существо напоминало гигантскую медузу. Бахромчатый купол опирался на четыре щупальца, сильно разветвленных в нижней части, что делало их похожими на пышные опахала из диковинных перьев. Постепенно купол сдувался, словно из него выпускали воздух. Щупальца, напротив, удлинялись, и вскоре их концы оторвались от земли, поднялись вертикально, как четыре пальмы, увенчанные листьями-веерами.

Существо начало менять цвета. Его плоть то вспыхивала изнутри рубиновым светом, то превращалась в янтарь, а под конец стала молочно-голубоватой, как опал. Купола уже не было – на его месте возвышалась огромная чаша. Затем ее стенки, рассеченные в нескольких местах невидимым скальпелем, превратились в лепестки великолепного цветка. Родриго даже показалось, что до него доходят волны незнакомого аромата.

Лепестки видоизменялись, становились тонкими и нежными, причудливо изгибались, словно лаская друг друга. Но удивительный цветок недолго хранил свою сказочную красоту. Перистые листья «пальм» слиплись, превратившись в бесформенные комки, которые тут же сорвались со «стволов», раскатившись в разные стороны. Щупальца бессильно поникли и втянулись внутрь расплывающегося на глазах цветка. Еще минута – и на его месте подрагивала прежняя желеобразная масса.

«Так они размножаются, – подумал Родриго. – Странный способ, если вспомнить, что каждая «амеба» может запросто распасться на тысячи шариков. Но что я, в сущности, знаю о здешних организмах? Уж наверно, Мак всё основательно продумал!»

«Амеба» сдвинулась с места, медленно подкатила к краю поляны и исчезла среди стволов. Ее деток уже несколько минут не было видно.

Родриго никогда не отличался сентиментальностью, однако эта крошечная сценка из грандиозной пьесы под названием «Жизнь» неожиданно тронула его. Казалось бы, ничего особенного – банальное слияние двух безмозглых существ. Но в нем была своя гармония и красота. Конечно, природа лишена чувства прекрасного. Если она создавала всамделишный цветок, изящный и пахучий, то делала это исключительно в целях выживания вида, не предполагая, что растение некогда будет просто радовать чей-то глаз. Однако «амебы», во всяком случае, были стопроцентно созданы Маком, и их мимолетные метаморфозы свидетельствовали: этот внепространственный гигант – настоящий эстет, не менее тонкий ценитель красоты, чем его создатели!

«Но чувства ему недоступны, – вспомнил Родриго свои недавние рассуждения. – Значит, я всё-таки ошибался, и между нами гораздо больше общего, чем представлялось поначалу? Может, последнее, чего Мак не в состоянии постичь, чего он не постигнет никогда, – это… любовь?»

Он вышел из-за дерева, сделал несколько шагов и повалился в густую траву, раскинув руки. Ему хотелось обнять весь этот мир, такой огромный… и добрый. Да, добрый! Идти дальше не имело смысла, теперь он был абсолютно уверен, что Мак доставит его куда надо, не бросит, как надоевшую говорящую игрушку.

Ему представились отчужденные лица своих ребят – Добаи, Диаса, Хальберга… Эрикссон, мечущий громы и молнии… Козырев, сокрушенный тем, что среди вояк, летавших на «Мирфаке», оказался отщепенец… Он, Родриго, вылетит из десанта, как пробка из бутылки шампанского, и будет еще хорошо, если начальство не даст делу дальнейший ход, учитывая его былые заслуги. Но всё это уже не имело значения. Он сделал то, что задумал. Мир изменился, и после его рассказа даже «железный Лейф», корчась от бессилия, не осмелится протянуть руку к оружию.

Над ним проплывали предзакатные облака, отороченные розовой каймой, и Родриго чудилось, что из-за невесомых громад доносятся затухающие отзвуки воинственного «Полета валькирий», неуловимо перерастающие в пленительную симфонию ночного леса.

Книга вторая

ПОЖИРАТЕЛЬ ПЛАНЕТ

Глава 1

СПИРАЛЬНЫЕ ОБЛАКА

Редкие бурые облака, похожие на длинные спутанные бороды, уныло тянулись с севера на юг. Время от времени они будто цеплялись за зубья невидимой гребенки, и те выдирали из них бесформенные клочки. Небо было оранжевым, но не того жизнерадостного оттенка, который радует глаз в красавице радуге: его словно запорошила густая ржавая пыль, поднятая давным-давно, в самый миг творения, ураганом немыслимой силы. Скудную палитру этого неуютного мира определяло маленькое алое солнце, зияющее в небе, как кровоточащая рана. Красноватая каменистая равнина упиралась в горизонт – кажется, именно такой когда-то представлялась людям, еще не вышедшим из уютной земной колыбели, поверхность Марса. То тут, то там уродливыми изваяниями высились утесы, словно выкрашенные киноварью. Хватало и глыб поменьше, как будто вывороченных из почвы гигантским плугом. Местами, правда, равнина была действительно ровной – хоть гуляй по ней пешком. Но только местами…

Вездеход шел резво. Вернее – скользил над землей, опираясь на несущее силовое поле. Лишь оказавшиеся под днищем крупные валуны заставляли машину вздрагивать. Но это случалось редко – Корин знал свое дело.