Бессердечный принц. Раскол (СИ) - Мелевич Яна

Переборщила я с магией, лучше бы воспользовалась природным обаянием. Пусть бы нервничали гости, зато голова отрывалась от подушки без труда.

Тело налилось свинцом, низ живота тянуло: любовные игры внесли свою лепту, как и грубые прикосновения. От укусов остались алые следы на коже, кое-где проступили синяки. Вчера я требовала больше, глушила одну боль другой. Но сегодня страшно жалела и шикала, пока сползала с постели.

Меня повело в сторону, и я схватилась за столбик. Взгляд метнулся к чернеющему в предрассветных лучах постельному белью. Алексей закутался по самую макушку в кокон одеяла, раскидал вокруг подушки и крепко спал. Словно змея, ушедшая в глубокую спячку от мороза. Оно и неудивительно, ведь никакое центральное отопление и камин не прогревали огромный дворец до конца.

Губы непроизвольно дрогнули, я с трудом сдержала улыбку. Во сне Алексей казался таким открытым и безмятежным. Складка между бровей не прогнала иллюзию беззащитности, только вызвала желание подойти и коснуться ее пальцем. Расправить, провести по щекам, почувствовать колкую щетину.

Я отвернулась, мысленно отругав себя, и схватила с массивного кресла небрежно брошенную рубашку Алексея. Подойдя к окнам, я аккуратно раздвинула тяжелую ткань. Темно-синий бархат пропустил в комнату свет, нарумянивший стены, картины и антикварную мебель.

Во дворе вовсю шла перекличка, топтали наполовину расчищенные дорожки шустрые банники. Один из них стянул меховую шапку, затем смачно ругнулся на проскользнувшего паренька в мундире императорской стражи. Завязался спор, который быстро перерос в шутливую борьбу. Нечисть активно гоняла метлой юного солдата, а тот яростно отмахивался, пока не сбежал под хохот стоящих неподалеку товарищей.

Прислонившись лбом к холодному стеклу, я коснулась пальцем прозрачной поверхности, затем обрисовала ногтем закорючку и усмехнулась. Мороз почти не оставил следов ночного пребывания. Только по краям — и то их припорошил снежок. Вот на него зима не скупилась совсем, потому каждый сантиметр двора укрывали белоснежные одеяла.

В «квартире» из двенадцати комнат цесаревича я чувствовала себя спокойно. В первый раз за последние несколько лет, если быть точной. До вчерашнего вечера я не оставалась здесь до утра. Всегда ускользала в ночь, затем с личным водителем Алексея незаметно добиралась домой. Никогда раньше не задерживалась так надолго.

Никогда раньше Алексей не просил меня остаться с ним.

— Слуги уже встали.

Тиски родных объятий принесли ароматы влажной древесины и травы, которые частично сохранила измятая рубашка. Губы Алексея коснулись макушки, после чего опустились к уху, задели серьгу, перебрались на шею. В ход пошли зубы, и легкий укус создал тысячу разрядов по всему телу. До кончиков пальцев

— Мне нужно собираться. Твой отец наверняка приехал, — голос охрип, но я не сделала ни единой попытки вырваться. Лишь теснее прижалась к его груди, немного отклонила голову и закрыла глаза.

— С принцессой, — пророкотал Алексей. — Кортежем, двором, няньками.

— И миловидными фрейлинами.

— Куда без них-то.

Тихий смех все-таки вызвал у меня улыбку. Но через мгновение она погасла, стоило подумать о эрцгерцогине Австрийской, чье присутствие здесь было куда более желательным. Ребра сдавило. Я сжала запястье Алексея, когда его рука пробралась под вырез рубашки и коснулась груди.

Дыхание сбилось, пульс ускорился — а мое ненавязчивое сопротивление только подстегнуло цесаревича к решительным действиям. Меня резко развернули и усадили на широкий подоконник. Да так сильно вжали в раму, что я невольно испугалась, не выломаем ли мы ее к чертям.

— Алекс, — он проигнорировал предупреждение и вклинился между бедрами. — Алеша, — я сменила тон со строгого на мягкий.

— Ненавижу эту уменьшительно-ласкательную форму, — промурлыкал Алексей, стягивая с меня рубашку между поцелуями.

— Ни разу не слышала возмущенных воплей.

— Другим нельзя, тебе можно. Иногда.

— Оу. Привилегии? — мой смех потонул в жарком поцелуе, а пальцы погладили короткие волосы на затылке цесаревича.

— Вроде того, — шепнул Алексей.

Через час солнце поднялось над горизонтом и полностью разогнало остатки хмурых облаков в небе. В спальне резко посветлело, лучи ласкали разобранную постель, тонули в слоях тяжелого атласного балдахина, затем взбегали по столбикам и неслись к оттоманке рядом с газетным столиком. Жесткий резной стул подо мной скрипнул по паркету ножками там, где заканчивался ворс ковра. Перепуганная домовая подскочила и чуть не снесла жардиньерку с цветочным горшком: листья финиковой пальмы покачнулись, но мебель осталась на месте.

— Принести завтрак вашему сиятельству? — пропищала нечисть, прочистив горло.

— Спасибо, не нужно, — я размазала остатки крема для рук между пальцев и закрыла баночку. — Принеси только кофе.

— Как пожелаете, ваше сиятельство, — низкий поклон сменился тихим шуршанием, затем наступила тишина.

Я пробежала взглядом по многочисленным косметическим средствам на туалетном столике. Надо сказать, слуги предусмотрели все. Даже мою любимую помаду нашли без труда. Тюбик был совсем новый, коробочку никто не вскрывал. Тушь, румяна, тональный крем, расчески всех видов, духи — ничего не забыли. Еще два пакета — один с зимней обувью — стояли на бюро. Вечернее платье унесли, вчерашние украшения разложили аккуратно рядом с косметикой на подставке.

Вздохнув, я пробежала взглядом по изумрудам и заметила красный отблеск граната. Мой защитный браслет лежал в самом центре на бархатной подложке. Ждал, когда я застенку его на запястье.

— Почему ты перекрасила волосы?

Я вздрогнула от неожиданного вопроса и повернула голову в ту сторону, откуда он прозвучал. Алексей как раз вышел из ванной комнаты. Влажные пряди, зачесанные назад, поблескивали на солнце, новая рубашка уже застегнута. Осталась две пуговицы у горла и манжеты, за которые цесаревич принялся, как только подошел ближе.

— Долгая история, — я скрыла дрожь и продолжила собираться. — Совершенно неинтересная.

Он выгнул бровь и застыл в ожидании. Несколько минут я делала вид, будто не замечаю плавящегося интереса в серебристом взоре. А потом тяжело вздохнула, закрутила тюбик с тушью для ресниц и бросила на столик.

— Я изменила цвет волос, имя и жизнь после побега из детского дома, Алекс. В старом образе меня узнают, нам ни к чему подобные риски. Мы и так под колпаком у прессы.

— Прошло много времени.

— И все же я хочу рисковать.

— Перекрась обратно.

Прозвучало как приказ. Да еще тоном, не терпящим ни возражений, ни возмущений. Резко повернувшись на стуле, я уставилась на Алексея и схватилась на спину. Несильно сжала гладкое дерево, пока мысленно прогоняла прочь озноб и поднимающийся из глубин ужас.

— Зачем? — я облизнула губы.

— Хочу.

Вот и все. Хочу. Больше ничего не сказал, только потянулся к смартфону на тумбочке и коснулся пальцем экрана. А я все молчала, ждала пояснений, теперь поменявшись с Алексеем местами. В итоге просто не выдержала и раздраженно фыркнула.

— Мне нравится блонд! — я развернулась к своему отражению.

— Перекрась, Ольга, — мягкий рокот приподнял волоски на руках, и я с трудом удержалась от стона. — Меня жутко раздражает этот цвет выжженной белизной мыши. Тебе он совершенно не идет. К тому же в нем ты щеголяла перед мужем, который в прошлом году распевал оды твоим золотым кудрям.

Я приоткрыла рот, чтобы возразить, и сразу закрыла. Бесконечной смене масок уже бы пора перестать удивляться, но с каждым днём я узнала что-то новое в Алексее. Впрочем, нет. Собственнические инстинкты в нем были всегда, потому такая реакция вполне ожидаема.

— Но…

— Просто сделай это.

Кивнув, я вновь вернулась к макияжу, выполняя привычный ритуал. Он немного успокаивал нервы, дарил ощущение безопасности и стабильности. Красить губы, делать прическу — естественные вещи, когда за окном тишина, а твою дверь никто не ломал.