Пожиратели мертвых (13-й воин) - Майкл Крайтон

Как-то раз я подошел к Хергеру, чтобы обсудить интересующую меня тему отъезда, и сказал ему:

– А король ведь вовсе не такой глупец, каким прикидывается.

На что Хергер мне ответил:

– Ты ошибаешься, человек он недалекий, и перехитрить его не составит труда.

И пообещал уладить с королем вопрос насчет моего отъезда.

Вот как он это сделал. Хергер договорился с королем Ротгаром о встрече с глазу на глаз и заявил ему, что считает короля величайшим и самым умным правителем, снискавшим любовь и уважение всех людей за мудрость, с которой он управляет своими владениями, и за редкую среди властителей добродетель – умение заботиться о благе подданных. Разумеется, такая лесть не могла не растрогать старика. Затем Хергер перешел к делу. Он напомнил, что из пяти сыновей короля в живых остался только один – и это Вульфгар, которого король направил посланником к Беовульфу и который и по сей день находился там, вдали от родного дома. Хергер посоветовал королю отозвать Вульфгара домой, для чего требовалось отправить за ним ладью и отряд воинов, готовых проделать этот дальний путь.

Вот какие речи вел с королем мой друг Хергер. Кроме того, я полагаю, что он успел поговорить кое о чем приватно и с королевой Вейлев, которая имела большое влияние на решения, принимаемые ее супругом.

В тот же день король Ротгар приказал ускорить работы по строительству ладьи, а вечером за столом объявил, что собирает команду, которая отправится на этом судне, чтобы вернуть в королевство наследника Вульфгара. Я заявил, что желаю присоединиться к этому отряду, и старый король не нашел предлога, чтобы отказать мне. Окончательная подготовка ладьи заняла всего несколько дней. Почти все это время мы провели, общаясь с Хергером. Он решил еще на некоторое время остаться в гостях у короля Ротгара.

Как-то раз мы с ним стояли на краю скалы, откуда было хорошо видно, как подданные короля готовят ладью к отплытию и загружают ее провиантом. Помолчав, Хергер вдруг сказал мне:

– Ты отправляешься в далекий путь. Нам нужно помолиться за твою удачу и безопасность.

Я поинтересовался, кому он собирается молиться, и на это он ответил:

– Я буду молиться Одину, и Фрейе, и Тору, и Вирд, и еще нескольким богам, от благосклонности которых зависит, будет ли твой путь безопасным.

Все перечисленные им имена принадлежат норманнским богам. Я на это ответил:

– Я верю в одного бога, имя которому Аллах, всемилостивый и всепрощающий.

– Я это знаю, – сказал Хергер. – Может быть, в твоей стране одного бога достаточно, но только не здесь; у нас много богов, и у каждого из них своя власть, так что я буду молиться за тебя каждому из них.

Я поблагодарил его за это. В том, что за тебя молится кто-то из неверных, нет ничего плохого, если, конечно, эта молитва возносится от чистого сердца, а в искренности Хергера мне сомневаться не приходилось.

Хергер давно знал, что моя религия отличается от верований его народа. По мере того как дело шло к расставанию, он стал задавать все больше вопросов о моей вере и религиозных убеждениях. При этом он старался застать меня врасплох, задавая вопросы совершенно неожиданно. Я понял, что он по-своему испытывает меня, как в свое время Беовульф решил проверить, правду ли я сказал, будто умею писать. Но я всегда отвечал на вопросы прямого и простодушного викинга так, как требует того моя вера. Логичность, связность и единообразие моих ответов, казалось, еще больше сбивали Хергера с толку. Как-то раз, сделав вид, будто впервые интересуется этим вопросом, он вдруг ни с того, ни с сего спросил:

– А твой бог Аллах – какой он? Какова его суть?

На это я ответил:

– Аллах – единый Бог, всемогущий, всевидящий и всеведающий. Он правит всем миром.

Разумеется, эти слова я неоднократно говорил Хергеру и раньше.

Через некоторое время Хергер спросил меня:

– Скажи, неужели тебе никогда не приходилось разгневать этого Аллаха?

Я же ответил:

– Я бываю грешен перед Ним, но Он всемилостивый и всепрощающий.

Хергер уточнил:

– Он милостив, когда это соответствует его намерениям?

Я сказал, что это так, и Хергер надолго замолчал, осмысливая мой ответ. Наконец, покачав головой, он сказал следующее:

– Нет, риск чересчур велик. Нельзя полностью доверяться никому и ничему – ни женщине, ни коню, ни оружию и ничему вообще.

– Но я в него верю, – сказал я.

– Тебе виднее, – ответил мне на это Хергер. – Человеку вообще мало что известно. А меньше всего мы знаем о том, как устроено царство богов – как они живут и что делают.

Таким образом я понял, что Хергер никогда не обратится в мою веру, как и я – в его языческие верования. Мы расставались, прекрасно отдавая себе в этом отчет. Должен признаться, что мне было очень тяжело расставаться с Хергером и остальными воинами, и на сердце у меня лежала печаль. Хергер явно чувствовал то же самое. Прощаясь, мы положили руки друг другу на плечи, а затем я решительным шагом поспешил взойти на борт черной ладьи, которая понесла меня по волнам к стране Данов. Я еще долго стоял на корме, глядя на удаляющиеся берега страны Венден и на возвышающийся над прибрежным обрывом великолепный дворец Харот. Потом я отвернулся и стал смотреть вперед, в безбрежный океан. Затем случилось так...

На этом месте рукопись обрывается. В оригинале последние слова текста – «nuncfit», и совершенно ясно, что повествование Ибн Фадлана не заканчивалось на описании момента отъезда. К сожалению, мы вынуждены смириться с тем, что последняя часть рукописи безвозвратно утрачена. Этот факт представляется очевидным, и тем не менее каждый из переводчиков повествования Ибн Фадлана счел своим долгом прокомментировать столь странный и неожиданный финал столь долгого рассказа. Судя по вводному обороту, от нас остались скрытыми как минимум события, непосредственно последовавшие за отправкой автора в обратный путь, а вполне возможно, и достаточно пространное описание еще множества выпавших на его долю приключений. Тем не менее мы должны признаться себе в том, что узнать что-либо новое о событиях, сведения о которых за прошедшую тысячу лет были утрачены, нам уже никогда не удастся.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ДЕМОНЫ ЧЕРНОГО ТУМАНА

Как совершенно справедливо указывает Уильям Хоуэллз, лишь в очень редких случаях какое-либо живое существо умирает в таком месте и в таких условиях, что его останки сохраняются в виде окаменелостей в течение веков и тысячелетий. В особенности это утверждение справедливо для мелких, хрупких сухопутных животных, к каковым относится и человек. Вследствие этого находки окаменелых останков древнего человека и его предков чрезвычайно редки и представляют собой большую ценность.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});