Шаман из космоса - Ксения Викторовна Незговорова

внимание, потому что я не был слишком интересным экземпляром. Хочешь запомниться людям – научись выделяться. И тогда ты станешь либо лидером, либо изгоем. Кстати, вам никогда не приходило в голову, что это просто две стороны, две грани одной и той же личности? Так и я, рождённый жертвой, имел все шансы стать тираном, но мне это было не нужно. Проще быть невидимкой и тихо, безо всяких притязаний на успех, проживать свою грустную серую жизнь.

Но однажды в неё ворвалась она – в запачканном красками халате, с ведром воды и гигантской кистью. Новенькая учительница изобразительного искусства, которая не боялась нарушать правила и вела уроки вопреки школьным программам. Нам не удалось стать друзьями из-за моей застенчивости. Стеснительный ученик отказывался от дополнительных занятий и непринуждённых разговоров в столовой с сахарными булочками и стаканом чая. Мне было неловко общаться даже со сверстниками, чего уж говорить о тех, кто старше. К тому же эта молоденькая женщина напоминала мою Ассоль. И это пугало меня ещё сильнее.

Она заметила мои способности и помогла мне поверить в себя, не это ли самое важное? Благодаря Екатерине Андреевне я окончательно понял, в каком жанре хочу работать. Портрет – вот к чему стремилась моя душа. Боюсь, многим это покажется скучным, но на самом деле каждый человек – это маленький мир. А иногда даже несколько совершенно разных миров, столкновение мультивселенных. Некоторые из них умирают, уступая место другим, и в конечном счёте возникает целое кладбище. Если вдуматься, то каждый из нас живёт с тяжёлым грузом. Как мы вообще всё это выдерживаем? Где и когда научились так умело притворяться?

Но сколько бы я ни старался, в каждом новом лице я видел черты Киры, и все мои портреты были очень похожи. Екатерина Андреевна говорила мне, что не бывает людей с одинаковыми душами, и поэтому я должен научиться рисовать глаза – создавать глубокий и запоминающийся взгляд. Кто знает, возможно, это проклятие любого творца, будь он художником, музыкантом или поэтом: в каждом произведении или персонаже есть частичка жизни самого автора. И как от неё избавиться, если без этого твоё существование совершенно бессмысленно?

Боюсь, снова сбиваюсь и трачу ваше время, а ведь ни одна остановка не может быть слишком долгой, иначе не захочешь возвращаться. Попробую перейти к сути.

Екатерина Андреевна предложила мне поучаствовать в конкурсе, победа в котором сулила бесплатное поступление в художественную академию. Разумеется, я с благодарной радостью ухватился за такую возможность, потому что мне совершенно не хотелось получать образование платно. Конечно, мой приёмный отец сделал бы всё ради моего благополучия и счастья, но я не собирался принимать от него такие большие деньги. Мы любили друг друга, но я всё же чувствовал вину, потому что не знал, как отблагодарить за эту заботу и ласку.

Водитель замолчал и приложил к губам сложенные домиком ладони. Он собирался с мыслями, и, по всей видимости, ему было сложно продолжать. Никита неожиданно для самого себя нарушил тишину. Его внезапная догадка вывела рассказчика из оцепенения:

– И вы решили написать портрет умершего сына вашего отца?

Бариста всё это время испытывал дежавю. С каждым новым поворотом сюжета он всё отчётливее узнавал эту историю и предугадывал дальнейшие события. Вот только где он мог услышать её или, возможно, прочитать? Единственный очевидец – повествователь, герой и одновременно автор – сидел прямо перед зрителем. В этом не могло быть сомнений: самого Петю Трофимова кофевар видел впервые.

– На этом портрете я изобразил двоих, – пояснил рассказчик, казалось ничуть не удивлённый странным вмешательством в собственную историю. – Моего приёмного отца и его настоящего сына.

Слушателям показалось, что голос водителя дрожит, но между тем его глаза оставались сухими. – Тогда я всецело отдался искусству. Никогда раньше оно не имело надо мной такой власти. Боюсь, в нём гораздо больше от Дьявола, чем от Бога, которому наверняка приходится решать более серьёзные проблемы.

Итак, почти всё свободное время я посвящал этому портрету, а чаще всего работал по ночам. Конечно, я не стал рассказывать отцу о конкурсе, потому что хотел сделать сюрприз. Я знал, как он обрадуется, когда узнает о моём поступлении в художественную академию. Но больше всего мне хотелось увидеть его растроганное лицо и горящие глаза. Я столько раз представлял себе этот момент! Прошу отца, чтобы он отменил все дела, потому что сегодня – лучший день, который никогда больше не повторится. Наблюдаю за тем, как отец неуклюже улыбается, надевает парадный костюм, новенький галстук и добродушно ворчит: «Что ты там опять натворил?» Папа не может завязать узел, потому что у него дрожат пальцы. Я терпеливо помогаю ему, а затем сжимаю холодную ладонь, чтобы отогреть. Мы заходим в выставочный зал, где вывешены работы абитуриентов, а он морщится, потому что совершенно не разбирается в искусстве: «Какая-то пародия на Ван Гога». Я едва сдерживаю себя, чтобы не рассмеяться: по-моему, папа знает только одного художника. Мы бродим по огромному пустынному залу, и наконец я прошу спутника закрыть глаза. Прямо сейчас произойдёт настоящее чудо – воссоединение отца и сына. Он обнимет меня и не сможет ничего сказать. Только подойдёт к картине и многозначительно покачает головой. А я буду знать, что это и есть высшая степень благодарности. Молчание – знак одобрения и… любви. Это мысль делала меня счастливым.

Да, я был счастлив в собственном воображении, но как только моя мечта соприкоснулась с реальностью, всё произошло совершенно по-другому.

Когда я завершил работу над портретом, то по неосторожности оставил её в своей комнате. Впрочем, как мне казалось, отец не заглядывал туда в моё отсутствие. Но я ошибался: наверное, в минуты одиночества он садился на мою кровать и беззвучно рыдал. Я очень старался, но всё-таки не мог исцелить его сердце и забрать себе хотя бы часть невыносимой боли. Я лишь копия, жалкий двойник, у которого не было шансов уподобиться оригиналу, как бы он ни пытался.

И вот в одну минуту я утратил всё, что у меня было. Случайность или злой рок снова превратили меня в сироту. Когда я вернулся домой, отец был мёртв. Он прижимал к груди мою картину, а рядом с ним валялись на полу пустые контейнеры и упаковки. Сколько таблеток он принял и почему так хотел умереть?

Когда врачи диагностировали смерть от передозировки, я услышал в их словах обвинение. Мне казалось, что все эти странные люди в белых халатах – пришельцы, которые явились в мой дом,