Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1 - Борис Яковлевич Алексин

с завтраком, в час дня — обед, в шесть часов вечера — чай с сахаром. Еду и посуду привозят на лошади, миски и ложки после еды отбирают. Если в первый день с собой еды нет, разрешают одному от нескольких человек сходить в лавку — тут же, во дворе, по-военному — на плацу, и купить еды.

После всех перенесённых процедур, а мы забыли сказать, что каждый из призывников после осмотра медкомиссии получил ещё какой-то укол в спину, группа, о которой мы рассказываем, очень хотела есть. Все они были люди городские, и, кроме запасливого Штоффера, еды ни у кого не было. Единогласно избрав Белякова своим представителем, собрали имевшиеся при них капиталы и отправили его за продуктами. Вскоре с большим аппетитом съели принесённый им хлеб, колбасу и запили всё это водой из стоявшего в одном из углов казармы бачка. Подзакусив, ребята разостлали свои пиджаки и куртки и вскоре сладко захрапели. Однако спать им пришлось недолго, в шесть часов явился какой-то командир с двумя кубиками в петлицах и золотой звёздочкой на левом рукаве гимнастёрки.

К этому времени форма одежды в Красной армии изменилась, и вместо красных, оранжевых или синих галунов-застёжек, ранее пересекавших гимнастёрку, была обыкновенная рубаха из зелёной материи с отложным воротником, на котором находились петлицы, имевшие свой цвет для каждого рода войск. У пехоты петлицы были малиновые. Такие же петлицы были и у пришедшего в казарму командира, как впоследствии выяснилось, политрука. При его появлении один из дежурных красноармейцев, стоявший у двери, потребовал, чтобы все новобранцы слезли с нар и построились в одном из проходов. Когда это распоряжение выполнилось, а на это потребовалось около десяти минут, и поднятые с нар новобранцы, наконец-то встали в две неровные шеренги, политрук вышел на середину и обратился к ним со следующей речью:

— Поздравляю вас, товарищи! Вы будете служить в 5-м Амурском стрелковом полку 2-й Приамурской стрелковой дивизии. Здесь в карантине вы будете находиться в течение двенадцати-пятнадцати дней. Утром и вечером вот этот командир отделения, — при этом он указал на красноармейца с двумя треугольниками в петлицах, вошедшего вместе с ним, — будет производить поимённую перекличку, каждый при вызове его фамилии должен громко и чётко отвечать «я», никаким другим словом откликаться не разрешается. Отзываться за других тоже нельзя. Кроме того, каждый вечер этот же командир будет назначать из вас наряд — группу людей, которые убирают казарму и другую, которая получает и привозит еду. Спать и валяться днём на нарах до отбоя не разрешается. Курить можно только в уборной. Утром подыматься всем в одно время, будить вас будет тот же командир. После умывания и туалета — перекличка, а затем завтрак. После завтрака я буду проводить политбеседы, а потом будете изучать два самых важных устава РККА — внутренний и дисциплинарный. Каждый из более грамотных соберёт группу малограмотных и неграмотных и будет им читать вслух устав. После обеда — час отдыха. Вечером будем выводить вас в клуб, в кино. Начальником вашей команды назначен командир Розанов. Мы вместе с младшими командирами, которых вы уже видели, должны после карантина доставить вас в полк в целости и сохранности, — закончил он, смеясь. — Ну а теперь — у кого есть вопросы?

Вопросов оказалось много. Спрашивали о положении на КВДЖД, о том, скоро ли они примут участие в боях, почему и зачем устраивают карантин, почему в это время нельзя видеться с семьями и многое, многое другое. Разговор затянулся до позднего вечера.

Пребывание в карантине было, пожалуй, одним из самых неприятных моментов в течение службы Бориса в Красной армии. Было жёстко и неудобно спать на голых нарах, умываться приходилось кое-как — умывальников не хватало, взятые из дома полотенца вскоре превратились в настоящие портянки. Народ всё прибывал и прибывал, и скоро казарму набили так, что на нарах не было ни одного свободного места. Днём стояла духота, ночами она увеличивалась, но в то же время из окон немилосердно дуло. Ежедневное чтение уставов надоело до того, что на них уже и глядеть не хотелось, одним словом, было худо! Но всему приходит конец. Кончилось и это нудное пребывание в карантине.

Однажды, после переклички, которая теперь длилась около часа, так как в казарме собралось более пятисот человек, начальник команды, политрук Розанов объявил:

— Выходите, стройтесь по четыре на плацу. Сейчас пойдём садиться на поезд и отправимся в наш полк.

Где находится этот 5-й Амурский полк, никто из призывников не знал. Сколько времени придётся ехать, тоже было неизвестно. Но все были рады уже и тому, что наконец-то покинут это ненавистное здание карантина.

После того, как колонна по четыре усилиями трёх командиров отделений и нескольких красноармейцев была, наконец, построена, Розанов встал во главе её, и она тронулась в путь. Несмотря на все старания шедших по сторонам красноармейцев, новобранцы беспрестанно сбивались с шага, путали ряды, и их толпу колонной можно было назвать только условно. Вид они имели довольно плачевный: обутые кто во что горазд, в помятой грязной одежде, давно не стриженные, а кое-кому нужна была и бритва, они очень мало походили на славных красноармейцев, не раз виденных ими в кинофильмах, на парадах или просто на марше. Это было понятно и так, а ещё более — по жалостливым взглядам встреченных прохожих, которые сразу же отворачивались и старались пройти побыстрее.

Но вот, наконец, и поезд. Он состоял из вагонов четвёртого класса и, хотя в каждый вагон погрузили предельное число людей, всё же они, по сравнению с карантинной казармой, показались им дворцами. Сразу же после погрузки эшелон тронулся в путь. Алёшкин и его друзья успели залезть первыми и занять верхние полки. Эшелон состоял из 15 вагонов, и в него были погружены ещё две таких же колонны, пришедшие из других казарм. Поезд проследовал станцию Хабаровск и направился далее на запад. Все терялись в догадках, куда же их везут, но и начальник эшелона, и красноармейцы, сопровождавшие новобранцев и на каждой станции оцеплявшие эшелон, хранили по этому поводу упорное молчание.

Проехали Биробиджан — маленькую станцию, около которой, как говорили, начинала образовываться какая-то еврейская не то республика, не то область. Поздно ночью проехали станцию Завитая. Наши друзья после этого решили, что их везут на станцию Манчжурия, откуда, по слухам, по китайским войскам ожидался решительный удар. Но утром следующего дня эшелон подошёл к городу Благовещенску, расположенному на слиянии рек Зея и Амур, причём последняя являлась естественной границей с