Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика) - Василий Минаков

Но батарея молчала.

Молчала она и все время дежурства третьего экипажа, и все последующие дни...

— Да, такой летчик! — вздохнул Алексей Петрович. — С самого начала войны не выпускал из рук штурвала. Устал, измотался, должно быть. Отсюда и первая та ошибка с посадкой, с которой все и началось... Больше нам надо беречь друг друга! Сколько войны еще впереди...

Один, другой, третий...

С каждым днем усиливалось противодействие противника в районе Тамани. «Мессершмитты» стали вылетать не только для перехвата групп самолетов, но и охотиться за одиночными машинами. Усилилось и противодействие зенитной артиллерии — за счет увеличения количества батарей.

При ведении воздушной разведки в этом районе самолет Саликова был перехвачен двумя Ме-109. Только большой боевой опыт и мастерство позволили летчику оторваться от преследователей и уйти в облака. [202]

Тем не менее наши удары по вражеским войскам не ослабевали. Ночами производились постановки мин в Керченском проливе.

Погода стояла неустойчивая, на маршрутах то и дело встречалась низкая облачность, туманы опускались до воды.

11 марта было приказано нанести бомбоудар по плавсредствам противника в порту Гадючий Кут. В воздух поднялась пятерка во главе с Бесовым. Справа летели Беликов и Федоров, слева — Соловьев и Дулькин.

Полет над морем прошел спокойно. В районе Геленджика группу встретили «яки» из 6-го ГИАП, быстро заняли свои места в боевом строю. Но тут произошла авария: у Бесова отказал мотор. Он вынужден был сесть в Геленджике. Ведущим группы стал Беликов. Четверка вышла на цель со стороны солнца. Противник открыл сильный огонь, но не смог помешать экипажам отбомбиться прицельно. Прямое попадание в быстроходную десантную баржу, разрывы бомб между понтонами...

При отходе от цели группу атаковали два Ме-109. Истребители прикрытия шли слева на одной высоте с бомбардировщиками: по их расчету, «мессеры» должны были появиться со стороны берега. Почти так и случилось: они зашли слева сзади, но выше на двести метров. Ведущий штурман Овсянников выпустил в их сторону три красные ракеты. Но «яки» не поняли целеуказания и почему-то отклонились вправо. В это время один из «мессеров» атаковал самолет Дулькина. Левое крыло бомбардировщика задымилось, машина стала терять высоту. Видно было, что летчик напрягает все силы, пытаясь не отстать от группы. Однако спустя две минуты все было кончено: машина, охваченная огнем, перешла в пикирование и упала в воду...

Погибли летчик лейтенант Павел Павлович Дулькин, штурман младший лейтенант Георгий Антонович Саноцкий, стрелок-радист старший краснофлотец Степан Архипович [203] Максимович, воздушный стрелок младший сержант Николай Мефодьевич Вовк.

С Павлом мы подружились еще в 36-м минно-торпедном. Много раз летали вместе. Летом сорок второго бомбили войска и технику врага, переправы, железнодорожные узлы в задонских, сальских, ставропольских, кубанских степях. Совершали налеты на порты и аэродромы.

Это был смелый, решительный летчик. Не раз приходилось ему и его экипажу встречаться вплотную со смертью. Вот недавний пример.

Как-то в середине зимы, уже в гвардейском полку, Дулькину поставили задачу разведать вражеский аэродром, выявить расположение зенитных батарей, стоящих на его охране. Полет совершался ночью. Ночь была светлая, лунная, небо — без единого облачка. Вышли в район аэродрома. По разведчику не стреляли: по-видимому, противник не хотел демаскировать свои огневые точки. А экипажу хорошо были видны самолеты на стоянках: в стороне от взлетной полосы стояли бомбардировщики, ближе — истребители. Штурман Саноцкий быстро наносил на схему условные значки и цифры. Его наблюдения дублировали радист и воздушный стрелок.

А огневые точки врага по-прежнему молчали. Дулькин решил растревожить осиное гнездо, чтобы засечь средства противовоздушной обороны. На стоянку самолетов сбросили несколько фугасных бомб. Тут-то и началось! Машину окружило плотное кольцо разрывов, лететь с бомбами стало опасно. Штурман сбросил оставшийся груз. В тот же момент его ослепило. Машину резко швырнуло вверх, у летчика вырвало из рук штурвал. Стрелок-радист ударился лицом о пулемет, воздушный стрелок — головой о борт самолета...

Когда Павел убедился, что моторы работают нормально и машина слушается рулей, он сделал перекличку экипажу. Стрелок ответил, что он невредим, пулемет [204] исправен. Радист доложил: «Сам цел, кабина имеет много пробоин». Штурман долго не отвечал, затем с трудом выговорил несколько слов, из которых можно было понять, что он еще не пришел в себя. Несколько позже доложил, что разбито остекление кабины, вырван люк, разбиты приборы. Командир без его помощи вернулся на аэродром, посадил машину...

Утром окружившие самолет техники и инженеры поражались: «Как он долетел? У машины совершенно нарушена аэродинамика». В штурманской кабине не осталось ни одной целой стенки, из фюзеляжа и крыльев вырваны большие куски обшивки, с кабины стрелка сорван колпак... Проанализировав все происшедшее, установили: в момент отделения бомб от самолета во взрыватель одной из них попал осколок зенитного снаряда...

В этих условиях экипаж не растерялся, не поддался панике. Оценив обстановку, летчик нашел в себе силы привести почти неуправляемый самолет на свой аэродром. Осматривая искалеченную машину, инженеры не переставали удивляться ее живучести: «Танк, а не аэроплан!» Восхищались ее создателями.

Летчики с уважением бросали взгляды на Дулькина: «Молодец!»

У каждого своя специальность, свой взгляд...

* * *

Улетают на задание самолеты, и на аэродроме воцаряется тишина. Но это не покой. Все, кто остается на земле, долго смотрят вслед улетевшим. Потом расходятся по своим местам, делают какое-нибудь дело, но разговаривают мало. И все время поглядывают на небо. И вот кто-то кричит:

— Идут!

— Один, другой, третий... — вслух считает каждый.

— Двоих нет, — вырывается вздох. И все стихают. И еще напряженнее смотрят в небо — может, появятся? Может, отстали? [205]

— Бесов сел в Геленджике, — хмуро говорит первый из приземлившихся летчиков.

А Дулькин? О нем не спрашивают. Ждут. Ждут еще. Потом кто-то молча снимает фуражку... Идет война. И как бы ни был умел и хладнокровен летчик, точен и сообразителен штурман, смекалисты и искусны стрелки, а гибель в бою может постигнуть любой экипаж. Война неумолима, и единственной гарантией жизни каждого может быть только победа всех!

Так я примерно думал в тот день.

Так, вероятно, думали и все мои товарищи. [206]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});