Я убью тебя, менеджер - Евгений Зубарев

– Сеанс исцеления торсионными полями начинается! – торжественно заорал Миша в зал, передавая водку с рыбой незнакомому мужику.

– Да, сейчас уже все будет, – довольно невнятно пробормотал этот мужик, тут же выпивая и закусывая. Потом он снова поднял руки вверх и послушно спустился в зал, вернувшись на свое место.

Ропот в зале нарастал и сейчас снова стал совсем уже неприлично громким, и я подумал, что все эти люди вокруг вовсе не такие придурки, как кажутся на первый взгляд.

Но тут я увидел Берутли, и мне стало грустно сразу за все человечество вместе взятое. Берутли уложил свою камеру на левое плечо и ходил вдоль рядов с бутафорской буденовкой в вытянутой правой руке. При этом он приговаривал:

– Граждане, подайте юродивому! А вам воздастся! Ей-ей, воздастся! Экзосфера уже распрямляет ваши чакры! Подайте юродивому! Энергетическая блокада уже прорвана! Хули ты смотришь! Сюда кидай, кретин!

При этом ему действительно кидали деньги, и, судя по цвету купюр, отнюдь не только мелкие.

Я налил себе еще водки и огляделся вокруг. Марта подняла бокал и смотрела на меня сквозь свой мартини, таинственно улыбаясь. Миша изумленно крякал, наблюдая, как суетятся под сценой бабки с бутылями заряженной воды. Васильев достал боевой пистолет и, решительно сжав челюсти, злобно щелкал затвором у себя над головой, выбрасывая на гулкий деревянный пол сцены строго подотчетные патроны. Петр был готов с двух стаканов водки и теперь классически спал, сидя за столом, уложив голову в фуражке аккурат в блюдо с мясным салатом.

Но дальше всех, на мой взгляд, пошла Камминг. Она забралась на сцену, отобрала у Миши микрофон и принялась мычать гимн Америки, одновременно ловко раздеваясь под собственный аккомпанемент и швыряя детали туалета в зал, и тут ничуть не удивленный феерическими поворотами нашего представления.

Тогда я встал, прошел к Марии и после недолгой борьбы отобрал у нее микрофон. Камминг была уже совершенно голая и, судя по выражению лица, абсолютно счастливая. Она повисла на мне, размахивая своими трусами, как знаменем, но я только отодвигал ее подальше от микрофона, чтобы не слышно было неприличных английских ругательств, мешающих мне сейчас сосредоточиться.

– Что вы чувствуете, люди? – вскричал я, обозревая ряды совершенно одинаковых, напряженных донельзя, но ничего не выражающих лиц. – Чего вам надобно, люди? – кричал я в пьяном исступлении, но зал молчал в ответ, разве что громче ругались женщины с бутылями, толкаясь в партере возле самых моих ног.

Через всю сцену ко мне шел аккуратный молодой человек в темно-серых брюках со стрелками, в коричневом пуловере и необычайно блестящих ботинках. Впрочем, больше меня поразил не его аккуратный внешний вид, а удивительное, несоразмерное обстановке спокойное выражение лица. Он донес до меня свои бледные тонкие губы, и сквозь пьяный туман я услышал:

– Господа арендаторы! У вас в 17.00 заканчивается оплаченное время. Или вы даете нам еще сотню, или завершаете свое представление и валите отсюда, на хрен.

Я запахнул поглубже полы своего бухарского халата и понуро пошел за кулисы. У меня не было сотни долларов. Но, если бы была, я бы, конечно, обязательно продолжил. Потому что мне хотелось бы верить в этих людей не меньше, чем они верили в меня, точнее, в Короля пигмеев, и хотя бы поэтому стоило дать им еще один шанс на починку их заклинивших мозгов.

Впрочем, мои друзья считали иначе – сотню никто не достал, а все дружно встали, растолкали Петра и потянулись со сцены за кулисы. И тут же поднялся весь зал, со спокойным жужжанием растекаясь к светлым пятнышкам раскрывшихся на улицу дверей.

Последней точкой стали крики «браво!» и «спасибо!», раздававшиеся нам в спину от небольшой кучки энергичных женщин, собирающих под сценой свои заряженные бутыли, амулеты и иконы.

Глава двадцать шестая

На последней планерке в этот четверг нам было обещано официальное знакомство с новым генеральным, поэтому к одиннадцати утра в редакцию явились все, даже Анечка Шумилова, раньше трех на работу обычно не захаживавшая.

В сравнительно большом кабинете главного редактора были заняты все сидячие места, и даже сама Софья демократично уселась на подоконнике, освободив свое кресло для дорогого гостя.

Я, как всегда, опоздал, но ненамного – представление еще не началось, и собравшийся в кабинете народ вполголоса обсуждал события последних дней.

– В парламент внесли новый закон, насчет воинской службы студентов, – озабоченно щебетала Жанка из секретариата, у которой было аж трое сыновей школьного возраста. – А мотивация у Министерства обороны такая – мол, низкий образовательный уровень у солдат надо повысить за счет умных студентов.

– О, какая богатая мысль! – обрадовался Вова. – В тюрьмах ведь тоже образовательный уровень не блещет. Теперь надо, чтоб Министерство юстиции подсуетилось – чтоб студенты, по окончании вузов, не только послужили, но и посидели. Ну, для повышения среднего образовательного уровня контингента.

В распахнутую дверь кабинета размашистым шагом вошел невысокий тучный человечек в стандартном сереньком костюме и уверенно занял место за столом редактора. Гомон в кабинете стих, и два десятка пар глаз уставились на серенького гражданина.

– Значит, так, – по-хозяйски положил он локти стол и приосанился. – Меня зовут Владимир Тупченков, я новый генеральный директор, назначенный к вам вашим новым собственником, концерном «Медиагаз-нефть».

Он помолчал, оглядывая собравшихся каким-то бычьим, тяжелым, но ничего не выражающим взглядом маленьких бесцветных глазок, спрятавшихся под низким лбом и выдающимися надбровными дугами.

Впрочем, когда бесцветные глазки уперлись в меня, они ожили. В них появилось сначала недоумение, потом беспокойство и наконец раздражение. Директор дернул носом и перевел взгляд на Софью.

– И вот еще что я хотел бы сказать, – сообщил он, глядя теперь уже только на Софью. – Ваше издание, как всем известно, является убыточным. Предыдущие владельцы создали для вас тепличные условия, в которых вы могли себе позволить писать все что угодно и при этом не нести никаких обязательств ни перед акционерами, ни перед местной администрацией, ни даже перед федеральной властью. Сейчас у вас другой владелец и другие правила игры. Вы должны зарабатывать деньги для издания, а не тешить свое самолюбие или надувать щеки перед знакомыми, прости господи, интеллигентами. Меня пригласили сюда, чтобы сделать проект под названием «Петербургский интеллигент» прибыльным, и я сделаю это, даже если мне придется кое-кого уволить.

Софья криво усмехнулась и сказала в потолок, достаточно громко, чтобы услышали все:

– Для начала не мешало бы выплатить зарплату журналистам. Хотя бы за прошлый месяц. Концерн деньги давно перечислил. Увы, ваши эффективные менеджеры не спешат их выдавать.

Генеральный услышал ее и возмущенно затряс коротко стриженной головой, одновременно тыча коротеньким толстым пальцем в меня:

– При чем тут мои менеджеры? Вот человек, из-за которого вы до сих пор не получили зарплату! Вместо того чтобы поставить согласованный с рекламной службой текст, за который рекламодатель перечислил отличные деньги, этот тип устроил балаган, дешевую истерику, прямо нарушил распоряжение начальника рекламной службы Светланы Лещевой, и в результате был опубликован бессмысленно скандальный материал, за который нам еще к тому же предстоит отвечать в суде.

Софья с какой-то тоскливой печатью безнадежности на усталом лице парировала:

– Решения о публикации, согласно уставу газеты и закону о СМИ, принимает главный редактор издания, а не какая-то девочка из рекламной службы.

– Это вам не девочка! – снова затряс головой Тупченко, еще и стуча по столу обеими ладошками, видимо, для пущей убедительности. – Светлана Лещева уже руководила крупным газетным проектом в Москве!

– И где же этот проект, не подскажете? – подняла брови на генерального Софья.

– В пизде, – срифмовала Марта из угла совершенно ровным, светским голосом. – Проект назывался «Российские регионы», имел федеральное финансирование и умер всего за десять месяцев – после того как украли все деньги, до последней копеечки. А газету, кстати, так и не выпустили – ни одного экземпляра. Я это знаю, потому что они мне фотки заказывали и кинули потом, разумеется. Лично Светлана Лещева и кинула, коза драная.

Тупченко хмуро посмотрел в сторону Марты, но возражать ей не стал. Тогда слово взял я:

– Хотел бы подчеркнуть два важных обстоятельства. Во-первых, вы ошибаетесь, полагая, что журналист должен зарабатывать деньги для своего издания. Журналист этого делать как раз не должен. У журналиста совсем иные функции – нести читателю информацию, по возможности, объективную. А во-вторых, судиться с фирмой «Акран» будете не вы, а лично я и редакция. И именно я, из своего кармана, и редакция, из редакционного фонда, будем платить по иску, доведись нам проиграть это дело. А вы тем временем спокойно выпишете себе еще штук на триста премий – вот и все ваши заботы по этому поводу. Так что оставьте свой гнилой пафос для акционеров концерна – они вам, может, и поверят, а мы – нет.