Рейтинговые книги
Читем онлайн Том 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки - Николай Гоголь

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 86

Запорожцы отвесили все поклон в ноги.

„Все ли вы здесь?“ спросил он протяжно, произнося слова немного в нос.

Та вси, батьку!“ отвечали запорожцы, кланяясь снова.

„Не забудете говорить так, как я вас учил?“

„Нет, батько, не позабудем“.

„Это царь?“ спросил кузнец одного из запорожцев.

„Куда тебе царь! это сам Потемкин“, отвечал тот.

В другой комнате послышались голоса, и кузнец не знал, куда деть свои глаза от множества вошедших дам в атласных платьях с длинными хвостами и придворных в шитых золотом кафтанах и с пучками назади. Он только видел один блеск и больше ничего. Запорожцы вдруг все пали на землю и закричали в один голос: „Помилуй, мамо! помилуй!“ Кузнец, не видя ничего, растянулся и сам со всем усердием на полу.

„Встаньте!“ прозвучал над ними повелительный и вместе приятный голос. Некоторые из придворных засуетились и толкали запорожцев.

„Не встанем, мамо! не встанем! умрем, а не встанем!“ кричали запорожцы.

Потемкин кусал себе губы, наконец подошел сам и повелительно шепнул одному из запорожцев. Запорожцы поднялись.

Тут осмелился и кузнец поднять голову и увидел стоявшую перед собою небольшого росту женщину, несколько даже дородную, напудренную, с голубыми глазами и вместе с тем величественно улыбающимся видом, который так умел покорять себе всё и мог только принадлежать одной царствующей женщине.

„Светлейший обещал меня познакомить сегодня с моим народом, которого я до сих пор еще не видала“, говорила дама с голубыми глазами, рассматривая с любопытством запорожцев. „Хорошо ли вас здесь содержат?“ продолжала она, подходя ближе.

Та спасиби, мамо! Провиянт дают хороший (хотя бараны здешние совсем не то, что у нас на Запорожьи), почему ж не жить как-нибудь?..

Потемкин поморщился, видя, что запорожцы говорят совершенно не то, чему он их учил…

Один из запорожцев приосанясь выступил вперед: „Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? чем прогневили? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чем-либо с турчином; разве изменили тебе делом или помышлением? За что ж немилость? прежде слышали мы, что приказываешь везде строить крепости от нас; после слышали, что хочешь поворотить в карабинеры; теперь слышим новые напасти. Чем виновато запорожское войско? тем ли, что перевело твою армию чрез Перекоп и помогло твоим енералам порубать крымцев?..

Потемкин молчал и небрежно чистил небольшою щеточкою свои брилианты, которыми были унизаны его руки.

„Чего же хотите вы?“ заботливо спросила Екатерина.

Запорожцы значительно взглянули друг на друга.

„Теперь пора! царица спрашивает, чего хотите!“ сказал сам себе кузнец и вдруг повалился на землю.

„Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать. Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевички, что на ногах ваших? я думаю, ни один швець, ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать. Боже ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевики!“

Государыня засмеялась. Придворные засмеялись тоже. Потемкин и хмурился и улыбался вместе. Запорожцы начали толкать под руку кузнеца, думая, не с ума ли он сошел.

„Встань!“ сказала ласково государыня: „если так тебе хочется иметь такие башмаки, то это не трудно сделать. Принесите ему сей же час башмаки самые дорогие, с золотом! Право, мне очень нравится это простодушие! Вот вам“, продолжала государыня, устремив глаза на стоявшего подалее от других средних лет человека с полным, но несколько бледным лицом, которого скромный кафтан с большими перламутровыми пуговицами показывал, что он не принадлежал к числу придворных: „предмет достойный остроумного пера вашего!“

„Вы, ваше императорское величество, слишком милостивы. Сюда нужно, по крайней мере, Лафонтена!“ отвечал поклонясь человек с перламутровыми пуговицами.

„По чести скажу вам: я до сих пор без памяти от вашего Бригадира. Вы удивительно хорошо читаете! Однако ж“, продолжала государыня, обращаясь снова к запорожцам: „я слышала, что на Сече у вас никогда не женятся“.

Як же, мамо! ведь человеку, сама знаешь, без жинки нельзя жить“, отвечал тот самый запорожец, который разговаривал с кузнецом, и кузнец удивился, слыша, что этот запорожец, зная так хорошо грамотный язык, говорит с царицею, как будто нарочно, самым грубым, обыкновенно называемым мужицким наречием. „Хитрый народ!“ подумал он сам себе: „верно, не даром он это делает“.

„Мы не чернецы“, продолжал запорожец: „а люди грешные. Падки, как и всё честное христианство, до скоромного. Есть у нас не мало таких, которые имеют жен, только не живут с ними на Сече. Есть такие, что имеют жен в Польше; есть такие, что имеют жен в Украйне; есть такие, что имеют жен и в Турещине“.

В это время кузнецу принесли башмаки. „Боже ты мой, что за украшение!“ вскрикнул он радостно, ухватив башмаки. „Ваше царское величество! Что ж, когда башмаки такие на ногах, и в них, чаятельно, ваше благородие, ходите и на лед ковзаться, какие ж должны быть самые ножки? думаю, по малой мере из чистого сахара“.

Государыня, которая, точно, имела самые стройные и прелестные ножки, не могла не улыбнуться, слыша такой комплимент из уст простодушного кузнеца, который в своем запорожском платье мог почесться красавцем, несмотря на смуглое лицо.

Обрадованный таким благосклонным вниманием, кузнец уже хотел было расспросить хорошенько царицу о всем: правда ли, что цари едят один только мед да сало, и тому подобное — но, почувствовав, что запорожцы толкают его под бока, решился замолчать; и когда государыня, обратившись к старикам, начала расспрашивать, как у них живут на Сече, какие обычаи водятся — он, отошедши назад, нагнулся к карману, сказал тихо: „Выноси меня отсюда скорее!“ и вдруг очутился за шлахбаумом.

„Утонул! ей богу, утонул! вот: чтобы я не сошла с этого места, если не утонул!“ лепетала толстая ткачиха, стоя в куче диканьских баб посереди улицы.

„Что ж разве я лгунья какая? разве я у кого-нибудь корову украла? разве я сглазила кого, что ко мне не имеют веры?“ кричала баба в козацкой свитке с фиолетовым носом, размахивая руками. „Вот, чтобы мне воды не захотелось пить, если старая Переперчиха не видела собственными глазами, как повесился кузнец!“

„Кузнец повесился! вот тебе на!“ сказал голова, выходивший от Чуба, остановился и протеснился ближе к разговаривавшим.

„Скажи лучше, чтоб тебе водки не захотелось пить, старая пьяница!“ отвечала ткачиха: „нужно быть такой сумасшедшей, как ты, чтобы повеситься! он утонул! утонул в пролубе! Это я так знаю, как то, что ты была сейчас у шинкарки“.

„Страмница! вишь чем стала попрекать!“ гневно возразила баба с фиолетовым носом. „Молчала бы, негодница! Разве я не знаю, что к тебе дьяк ходит каждый вечер“.

Ткачиха вспыхнула.

„Что дьяк? к кому дьяк? что ты врешь?“

„Дьяк?“ пропела, теснясь к спорившим, дьячиха, в тулупе из заячьего меха, крытом синею китайкою. „Я дам знать дьяка! кто это говорит дьяк?“

„А вот к кому ходит дьяк!“ сказала баба с фиолетовым носом, указывая на ткачиху.

„Так это ты, сука“, сказала дьячиха, подступая к ткачихе: „так это ты, ведьма, напускаешь ему туман и поишь нечистым зельем, чтобы ходил к тебе“.

„Отвяжись от меня, сатана!“ говорила пятясь ткачиха.

„Вишь, проклятая ведьма, чтоб ты не дождала детей своих видеть, негодная! тьфу!..“ тут дьячиха плюнула прямо в глаза ткачихе.

Ткачиха хотела и себе сделать то же, но вместо того плюнула в небритую бороду голове, который, чтобы лучше всё слышать, подобрался к самим спорившим. „А, скверная баба!“ закричал голова, обтирая полою лицо и поднявши кнут. Это движение заставило всех разойтиться с ругательствами в разные стороны. „Экая мерзость!“ повторял он, продолжая обтираться. „Так кузнец утонул! Боже ты мой! а какой важный живописец был! какие ножи крепкие, серпы, плуги умел выковывать! что за сила была! Да“, продолжал он, задумавшись: „таких людей мало у нас на селе. То-то я, еще сидя в проклятом мешке, замечал, что бедняжка был крепко не в духе. Вот тебе и кузнец! был, а теперь и нет! а я собирался было подковать свою рябую кобылу!..“ и, будучи полон таких христианских мыслей, голова тихо побрел в свою хату.

Оксана смутилась, когда до нее дошли такие вести. Она мало верила глазам Переперчихи и толкам баб, она знала, что кузнец довольно набожен, чтобы решиться погубить свою душу. Но что, если он, в самом деле, ушел с намерением никогда не возвращаться в село? А вряд ли и в другом месте где найдется такой молодец, как кузнец! Он же так любил ее! он долее всех выносил ее капризы! Красавица всю ночь под своим одеялом поворачивалась с правого бока на левый, с левого на правый, — и не могла заснуть. То, разметавшись в обворожительной наготе, которую ночной мрак скрывал даже от нее самой, она почти вслух бранила себя. То, приутихнув, решалась ни о чем не думать — и всё думала. И вся горела; и к утру влюбилась по-уши в кузнеца.

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 86
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки - Николай Гоголь бесплатно.
Похожие на Том 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки - Николай Гоголь книги

Оставить комментарий