Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность - Коллектив авторов

Как только враг приблизился на 25–30 метров, группа героев обрушила на него шквал противотанкового огня.

В результате горячей схватки девять (здесь и далее в цитатах курсив мой. – К. Д.) танков противника были подбиты, три сожжены, а остальные, не выдержав упорного сопротивления смельчаков, повернули обратно.

Отбив атаку, наша стрелковая рота выдвинулась вперед и, пользуясь замешательством врага, соединилась со своей частью»[465].

Как видим, в статье Г. Иванова сообщается о стрелковой роте, и в помине нет еще никаких 28-ми героев и 18 подбитых ими немецких танков, которые появятся в позднейших публикациях Коротеева и Кривицкого. Более того, количество подбитых немецких танков – девять, причем сгоревших только три. И это число не сильно расходится с той цифрой, которую называют членам Комиссии по истории Великой Отечественной войны в своих воспоминаниях непосредственные участники этих событий. Например, «6 танков, подбитые 1-м батальоном», называет Александр Трефилов.

Вот как рассказывали сотрудникам Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР о боях 16 ноября 1941 г. Балтабек Джетпысбаев, на момент боев в ноябре 1941 г. помощник командира 5-й роты 2-го батальона, командир роты автоматчиков Малик Габдуллин и комиссар полка А. Л. Мухамедьяров.

Из стенограммы беседы с Джетпысбаевым Балтабеком, 1907 г.р., казах по национальности, майор, командир 3-го батальона 1075-го полка. Беседу проводит Голубева Р. И., стенографирует Пейсахзон Э. Я. в Алма-Ате 2 января 1947 г.

«…В ночь с 15 на 16 ноября сидели с Клочковым до 2-х часов ночи. Потом легли отдохнуть, готовиться к бою.

Моя рота стояла метрах в 500 от Клочкова. Клочков стоял со своей ротой у самой железной дороги, я стоял левее.

Малик Габдул[л]ин командовал ротой автоматчиков.

С утра 16 ноября начали бой. К нам подошли 4 немецких танка. Два из них подбили, два вырвались. Два раза атака была. Атака была отбита.

Большинство танков пошло в район разъезда Дубосекова, где Клочков погиб. Мы видели: поворачиваются, и туда идут танки. Там шел бой.

Командиром 2-го батальона в это время был майор Решетников, комиссаром батальона был Трофимов. В этот день с утра до позднего вечера не могли прорваться немцы. Много самолетов бомбило наши позиции, танки и пехота.

Перед заходом солнца подбегает один боец связной:

– Клочков погиб, туда просят помощь.

У нас людей мало осталось. Много убитых и раненых. Мы впереди отбиваем атаки, сзади, прямо к нам идет немецкий танк. Танки обошли и появились сзади. Я говорю:

– Метайте гранаты и бутылки горючей смеси, танки будем подбивать.

Но немцы голову поднять не дают, так стреляют. На танки посажены автоматчики. Из танков бьют пулеметы, и автоматы стреляют.

У нас окопы полного профиля.

Я взял одну гранату. Метров 10 до танка осталось. Нельзя голову поднять. Все равно убьет. Бросил гранату лежа. Танк продолжает идти. Я бросил вторую гранату. Получился взрыв.

Метров за 20 в окопе сидели бойцы, кричат:

– Танк горит.

Все подняли головы, начали стрелять. Я голову поднял. Открылся люк. Из люка хотел выскочить танкист. В другой танк бойцы тоже бросили гранаты. Второй танк тоже загорелся.

Автомат я потерял. Я взял винтовку убитого, выстрелил в танкиста, который хотел вылезть из люка танка. Убил его.

Это происходило днем 16 октября. У меня осталось 15 человек из 75-ти. Остальные были убиты и ранены. Два танка сожгли. Шли четыре танка. Два подбили, два повернули обратно.

Связной принес приказ оставить рубеж и отходить, но отходить нельзя было: немцы стреляют. Вылезли по одному из окопа. Перебежали, дальше ползком.

У меня за поясом пистолет и автомат. На опушку леса подполз с остальными людьми.

Вечером пришли в полк, доложили, сколько осталось, сколько убитых, раненых(…)»[466]

Из стенограммы беседы с Габдуллиным Маликом, 1915 г.р., казах по национальности, майор, Героем Советского Союза. В ноябре 1941 г. политрук и одновременно командир роты автоматчиков 1075-го полка. Беседу проводит Кроль, стенографирует Рослякова в Москве 15 февраля 1943 г.

«15-го ноября командир полка полковник Капров призвал меня и сказал так:

– Вы со своими автоматчиками идите в распоряжение командира 5-й стрелковой роты с задачей оказать им помощь. Если противник будет наступать, вы его танки пропустите, отсеките пехоту от танков и по пехоте сосредоточьте огонь. Когда у вас положение будет тугое, можете самостоятельно отойти, но об этом поставьте в известность командира 5-й роты младшего лейтенанта Аникина.

Я с группой автоматчиков прибыл к нему. На местности мы уточнили обстановку. Его рота расположилась в районе д. Ширяево. Мне дали такой кусок обороны: на западе – Ширяево, на юго-восток – Морозова. В Ширяеве 5-я рота, в Морозове – противник. Морозово от Ширяево находится примерно в полутора километрах. От Морозова до Ширяева идет дорога, по сторонам дороги – открытая местность. Восточнее Ширяево в кустиках я занял оборону. Этот кустик находился от дороги на расстоянии 200-х метров. За кустиком открытая поляна на восток, которая идет до самого Ширяева. Около этих маленьких кустиков протекает ручеек. Здесь мы заняли оборону. Если пойдут танки, мы пропустим, если за танками последует пехота, то по пехоте мы можем с этого места открыть ураганный огонь. У каждого автоматчика было по два заряженных диска автомата.

16-го ноября 1941 г. немцы начали второе генеральное наступление на Москву. В этот день немцы начали наступать на Ширяево. В 8 часов в Морозове был слышен гул моторов. В 8.30 вышли 5 танков противника по направлению Ширяева. За ними шел батальон пехоты. Мы танки пропустили. Танки открыли огонь по Ширяеву, по той роте, которая там была. Вдруг бойцы говорят:

– Товарищ политрук, немцы идут!

– Подождите, пускай идут.

Когда немецкая пехота была на расстоянии 300 метров, я не разрешил открывать огонь. Когда немцы подошли на расстояние 150 метров, я даю команду – огонь! По движущейся пехоте противника мы открыли огонь из всего оружия, которое у нас было. Немцы бросились в панике. Мы выпустили по одному диску и уложили не менее ста немцев ранеными и убитыми. Они начали отходить. В это время один из офицеров в нашем направлении выпустил вверх две ракеты. Как только ракета осветила, по этому кустарнику начала бить артиллерия и минометы. Еще одна ракета, и танки повернули в нашу сторону и начали бить тоже по этому кустарнику. В это время немецкая пехота приняла боевой порядок и начала ползком к нам подходить. Мы снова открываем огонь. Немцы быстро откатываются. Их было батальон, а нас всего 13 человек.

У нас троих легко ранило, у каждого осталось по 10–15 патронов. Положение критическое, очень критическое. Тут наступил психологический момент: во-первых, патронов мало, а у некоторых вышли совершенно, во-вторых, немцы нажимают, артиллерия долбит, мы сидим, как на иголках. Танки бьют, бьют из минометов, пехота стреляет из всех видов оружия: из пулеметов, автоматов и т. д. Немцы, очевидно, думали, что в этом кустарнике находятся не 13 человек, а рота, в крайнем случае. Все бойцы смотрят на меня, что делать? Правда, не спрашивают, что делать, но у всех такой вид, у всех на лицах вопрос – что делать?

Я обдумал положение. Обойти со стороны Ширяева невозможно, потому что там стоят танки и там открытая местность, обойти на восток от этого кустарника тоже нельзя, потому что открытая местность. Если идти вперед – там немцы. Очень тяжелое положение создалось для нас: так погибать, и так погибать. Я говорю, что погибать нельзя, надо драться. Но как драться? Тут надо людей спасти и противнику надо какой-то урон нанести. Я командую: «Автоматчики за мной!» И по этому ручейку ползком на брюхе к Морозово, в тыл противника. Это было в 10 часов утра. Мы вышли в огороды Морозова, а немцы бьют по этому кустарнику. Смотрим, в Ширяеве (на самом деле речь идет о д. Морозово. – К. Д.) две батареи минометные шестиствольные. Эти батареи по нас били. Я говорю:

– У кого патроны есть, открыть огонь по этой батарее!

Открыли. В батарее всех перебили. Неожиданно для нас появились автоматчики (противника). Тут мы у них панику создали. По этой лощинке спустились вниз, где был густой лес, зашли в этот лес. У нас с собою продукты были, водка была с собою. Покушали. Выпили, пошли дальше. Со мною идут Коваленко – старший сержант и Леднев – старший сержант.

– Давайте пойдем в Ширяево, посмотрим, что там такое?

Пошли в деревню. Смотрим, там немцы бегают, а наша рота отошла.

– Давай найдем штаб полка и командиру полка доложим.

Приходим в штаб полка, где он раньше находился. Там немецкие танки(…)

На третий день мы в одной деревне нашли своего командира полка и комиссара(…)»[467].