Заклинатель драконов - Ян Сигел

Они неразлучны, никчемная Сисселоур лебезит, подхалимничает и насмехается, в то время как Моргас, внешне невозмутимая, верховодит над сестрой, не прилагая к этому никаких усилий. Однако существует невидимая зависимость, не только необходимость кому–то доверять, но и потребность иметь более слабого соперника, товарища, который всегда рядом, кого–то, на кого можно производить впечатление, кого можно подавлять, над кем можно измываться. Королева–ведьма не может царить в пустоте, ей нужны подданные. Во времена вне Времени Сисселоур была и придворным, и советчиком, и другом, и рабом.

— Но теперь у нас есть ты, — говорит Моргас, притягивая к себе девушку, и ее жирная, мягкая рука накрывает маленькое лицо, путешествует по плечам и рукам, исследует грудь. Будто к телу девушки прикасается какое–то вялое, подводное существо. — Такая маленькая, такая хорошенькая… такая молодая. — В том, как она произносит слово «молодая», чувствуется пугающая алчность. — Я так долго, так долго ждала, пока… Это должна была бы быть моя сестра Морган, мой близнец, моя задушевная подруга, но она предала меня. Она потеряла шанс обладать безмерной силой из–за нелепой неудачи. Она влюбилась в радости тела, в отношения с мужчиной, которого нет. Ее голова уже давно гниет здесь. С той поры многие здесь перебывали, но никто не смог занять ее места. Они либо были слабовольны и боялись Дара и всего, что за этим следует, или были навязчивы и гнались за незначительными победами, предаваясь мелким страстям. Была тут одна, которую ты можешь знать — Элаймонд, — но она охотилась за воображаемым привидением. Я дала ей свободу, и ею же созданное зло утянуло ее в Преис–подню. Но ты… Я чувствую в тебе силу, силу зеленых щупальцев какого–то голодного растения. Я накормлю его, дам ему удобрения, и оно вырастет и привяжет тебя ко мне, и мы наконец будем втроем. Три — магическое число, число родства. Ты станешь Морган, моей сестрой, и имя, которым ты звалась прежде, уйдет в сны, исчезнет, как исчезают фантазии.

Нет, — возразила девушка, не то чтобы бросая вызов, а просто — выражая сомнения и тревогу из–за имени, которым они здесь никогда не называют ее, из–за личности, оставленной где–то позади. — Я — не Морган. Я — Фернанда. Фернанда.

Ты — моя сестра! — тоном приказа, не допускающим возражений, говорит Моргас, и ее рот будто искривляется вокруг этих слов. — Ты станешь моей кровной родственницей, наша кровь смешается. Держи ее!

Моргас жестко ухватывает руку девушки, Сисселоур обхватывает Ферн сзади. Костлявые объятья на удивление сильны. Ферн пытается бороться, но все бесполезно, и, увидев нож, она затихает. Моргас надрезает свое запястье и прокалывает запястье Ферн. Затем ждет, когда появится кровь. Ферн не больно, только очень страшно. Обряд подходит к завершению, когда она осознает, что это навсегда ее осквернит — никогда уже ее кровь и ее душа не будут лишь ее собственными. Но она не может противостоять им, не может сделать ни одного движения. Даже разум ее онемел.

Однако из надреза на ее руке кровь не течет. Рана сама по себе закрывается. Не вытекает ни капли крови.

Она защищена! — восклицает Сисселоур, и Моргас с проклятьями освобождает Ферн. Когда и Сисселоур разжимает свои объятия, Ферн понимает, что нельзя ни бежать, ни выказать страха.

Они не смогут всегда защищать тебя, — утверждает, а может быть, сама себя успокаивает Моргас. — Теперь ты моя. Я изменю твой мир.

Но теперь уже Ферн знает, что ответить.

— Мир существует во Времени, он движется в бесконечности, как рыбы в океане. Вперед, а не назад. Фернанда — это будущее, Моргас — прошлое. По какому пути ты предлагаешь двигаться?

Моргас не отвечает, но за рыхлой массой ее лица Ферн видит движение мысли. Моргас больше не пытается повторить обряд кровосмешения.

Наступает темнота, время сна и теней. Они едят, хотя Ферн не ощущает голода, спят, хотя она не устала. Спящая груда Моргас содрогается от храпа. Сисселоур лежит под своим одеялом, как скелет в саване. Иногда они обе поднимаются, издавая какие–то звуки, которые, как кажется, вобрали в себя многие шепоты, многие языки… Они бродят, ощупью ищут огонь заклинаний. Находясь вне Времени, Ферн не может понять, действительно ли она спит и сколько времени проводит во сне. Только сны разделяют осознание от беспамятства.

Ферн снится, что она внутри Времени. Ощущение движения все усиливается, жизненная сила наполняет ее, и голова начинает кружиться, будто она выпила крепкого вина на пустой желудок. Ферн слышит тиканье часов, звон колоколов, звуки быстро едущих машин. Ее отталкивают и притягивают, отпихивают и обнимают, торопят. Вокруг озабоченные, счастливые, нетерпеливые лица — все знакомые, такие знакомые и дорогие, но они так быстро проходят мимо, что невозможно успеть их узнать, и она напрасно пытается ухватиться за имя или за какое–то воспоминание.

— Не опоздай, — говорят они. — Иди, иди же! Ты опоздаешь — не опаздывай.

А вот она находится в том, что называется машина (с кожаными сиденьями), она мчится вперед. Видна церковь, серое здание с башней и островерхой крышей, с надгробьями, будто столпившимися у ворот. Раздается настойчивый звон колоколов. Все выходят сквозь двери, и она остается одна. Но Время не дает ей остановиться. Бьют церковные часы, и она должна войти внутрь.

Она идет к алтарю, украшенному цветами. Сквозь витражи окон льется солнечный свет, испещряя все, чего он касается, радужными пятнами. От парящего вверху каменного ангела на нее летят лепестки цветов. Ее длинное платье волочится по полу, вуаль откинута с глаз. И вот он стоит и ждет. Он поворачивается к ней и протягивает руку. Среди всех знакомых лиц он один — незнакомец.

— Нет! — кричит она. — Нет! Он не тот. Он не тот…

Ветер налетает на церковь и сдувает всех, кто находится в ней, как сухие листья. Лишь спокойно лежат лепестки цветов, холодные и белые, как снег. Она бежит по снегу в своем длинном платье, и юбка вздувается, поднимая ее вверх. К ней прикасаются чьи–то ледяные руки, но она выскальзывает, летит ввысь, к небу, и вздувшаяся юбка превращается вдруг в крылья, и она, оседлав сову, летит во тьму.

Она просыпается, вспомнив не имя одного из друзей, а имя незнакомца, человека, который ждал ее у боковых дверей. Джейвьер. Джейвьер Холт.

В часы бодрствования продолжается образование Ферн. Моргас решила сформировать ее мышление, выявить ее Дар, смоделировать для нее ее же образ — будто она сама не разумна, будто у нее нет желаний и она не представляет себе, что же она такое. В нее вливается колдовское знание, заполняя все закоулки ее разума, так, что иногда становится неразличима связь между опытом и обучением, и Ферн начинает опасаться потерять самое себя. «Но я же — Фернанда, — твердит она мысленно в тусклом свете пещеры. — Я — Фернанда, не Морган, такой я и останусь».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});