Имя России. Сталин - Сергей Кремлёв

«..Я очень уважаю Вас и Ваших основных сотрудников и не вижу способа выразить большего уважения, как говорить Вам то, что думаю. Я также верю, что это необходимо для той цели, которая нас всех объединяет, — это благо страны. Я, безусловно, сочувствую тем новым направлениям, на которых Вы строите государство, понимаю и оцениваю все трудности, которые Вы встречаете на новом пути. Я считаю, что для меня как ученого основной способ посильно содействовать Вашей созидательной работе — это помочь отыскать наилучшие организационные формы для нашей науки, а это может быть только тогда, когда ученый не будет бояться прямо говорить, что думает, даже в том случае, когда это неприятные вещи…»

Это письмо Капицы Сталину было обширным и несколько «водянистым», хотя академик писал главе государства… Но интересен тон — Капица занимает позицию по отношению к Сталину и его «основным сотрудникам» даже чуть покровительственную. И это для отношений Капицы и Сталина вообще характерно — академик всегда отличался абсолютно независимым (и, надо сказать, далеко не всегда обоснованным) поведением по отношению к власти. Так, 25 ноября 1945 года он написал Сталину огромное письмо о своих воззрениях на то, как надо решать Атомную проблему. Резко (и несправедливо) критикуя Берию, Капица в постпостскриптуме заключал:

«P.P.S. Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему всё это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно».

Как видим, не занимаясь «доносами», Пётр Леонидович, тем не менее, «настучал» Сталину на Берию. Хотя для того, чтобы увидеться с Председателем «атомного» Спецкомитета Берией, члену Спецкомитета Капице надо было всего лишь приезжать на заседания этого Спецкомитета.

В порядке «полезной критики» Берии Капица в своём письме Сталину нахально (иного слова тут не подберёшь!) рекомендовал также Берии, тогдашнему заместителю Председателя Государственного Комитета Обороны, супер-«асу» организаторской работы, поучиться организации крупных проектов на примере… прокладки «трансокеанического» кабеля и разработки первой турбины.

Тем не менее Берия, по позднейшим воспоминаниям самого Капицы, после ознакомления с его письмом от 25 ноября 1945 года позвонил автору письма и пригласил к себе — поговорить…

Капица же — по его же словам — ответил: «Мне с Вами говорить не о чем. Если Вы хотите поговорить со мной, то приезжайте в институт…»

Вот так они, расейские интеллигенты, «боялись» Берии на самом деле. Если бы боялись — не вели бы себя так развязно со вторым человеком в государстве…

А что же Берия? А Берия, получив такое вот «приглашение», приехал. И даже привёз Капице подарок — богато инкрустированную тульскую двустволку.

Прочтя об этом в сборнике писем Капицы издания 1989 года, я невольно вспомнил, как покойный академик Львов публично сетовал однажды на то, что, пригласив — предельно вежливо — Владимира Путина к себе в Центральный экономико-математический институт РАН, он лишь получил в ответ «неудовольствие» президентских референтов. Как, мол, Вы смеете делать такому человеку такие предложения?!

Такие вот, уважаемый читатель, «пироги»…

Они же — и «пряники»…

Сталин и его «основные сотрудники» были людьми государственного калибра.

Остаётся понять — людьми какого калибра являются их нынешние «преемники»? Впрочем, глядя уже на то, как они строят отношения России с внешним миром, на последний вопрос ответить труда не составит.

Сталин же свои отношения с внешним миром строил несколько иначе…

ВНЕШНИЙ мир и Сталин… Можно ли не сказать и об этом… В реальном масштабе времени — при жизни Сталина — его личное влияние на жизнь планеты постоянно возрастало. Хотя это понимали не все — во всяком случае, на словах.

Скажем, много лет проживший в СССР американский дипломат и политолог Джордж Кеннан так и не понял ни Россию, ни Сталина, однако написал о них много — и в секретных меморандумах, и в популярной периодике, и в книгах.

В одной из своих книг он написал, что Сталин «на 65-м году жизни (то есть в 1944 году. — С. К.), стоявший уже двадцать лет у руля державы, был наиболее могущественным, но мало знаемым в мире властителем»… Кеннан, привыкший к тому, что в его «империи добра» предметом национального внимания оказываются даже замаранные трусики Моники Левински, имел в виду то, что, как он сетовал, личная жизнь Сталина оставалась «тайной», которую не смогли разгадать даже любопытные американские репортёры.

Кеннан ошибался в оценках России и Сталина «по-крупному», ошибался он и в мелочах, заявляя, что Сталина-де «видели» лишь несколько иностранцев. Причём сам же Кеннан в своих воспоминаниях себя и опровергает. Например, он описывает уже послевоенную ситуацию, когда группа американских конгрессменов пожелала встретиться со Сталиным, и Кеннан, замещавший тогдашнего посла Гарримана, сопровождал её в Кремль. Перед этим, в ходе знакомства с московским метро, конгрессменов угостили «рюмкой чая», и один из них, уже сидя в лимузине, ворчал: «Да кто такой этот Сталин? Не хочу я с ним встречаться… А что, если я тресну этого старикана по носу?»

Думаю, оказавшись со Сталиным нос к носу, этот янки уже не «шебуршил». Ведь даже Черчилль печатным образом признал, что, когда входил Сталин, ему хотелось встать и взять руки по швам.

Стоит ли этому удивляться! Черчилль сам был человеком незаурядным, «многослойным», но его незаурядность не шла со сталинской ни в какое сравнение. И Черчилль — как великий, спору нет, человек, был способен понять это лучше многих других. Вся жизнь Черчилля прошла в кругу правящей элиты развитых стран Запада и прежде всего — элиты Англии и США, поэтому Черчиллю было с чем и с кем сравнивать. Уж он-то видел всю ничтожность даже выдающихся представителей его класса на фоне спокойной гениальности Сталина. Причём Черчилль, зная практически, что значит руководить страной, да ещё и во время войны, не мог не отдавать себе отчёт в том, что круг задач и проблем, стоящих перед Сталиным, раза в три-четыре, а то и более велик и серьёзен по сравнения с «военными» обязанностями его, Черчилля.

К слову, Сталин так же выделялся многообразием успешно решаемых им задач на фоне всех остальных современных ему мировых лидеров, как выделялся в свою эпоху на фоне европейских монархов наш Пётр!

Однако масштаб и сложность задач Сталина были настолько же огромней, по сравнению с Петровскими, насколько петровские пушки были слабее артиллерии РККА.

Впрочем, всемирно-историческое значение Сталина не ограничивается, конечно, его ролью во Второй мировой войне. Его значение не сводилось к этой роли в первую очередь тогда, при жизни Сталина, и не сводится к этой роли сегодня.

Причём значение Сталина для прошлого, настоящего и будущего мира не просто велико. Оно несопоставимо со значением любой другой исторической фигуры в мировой истории.

Сталин потому и ненавистен даже сегодня так многим, что он стал наиболее крупной — даже более крупной, чем Ленин, —реальной фигурой в мировом противостоянии Добра и Зла. В этом смысле Сталину нет равных ни в ушедшем уже XX веке, ни — тем более — в новом, только начинающемся XXI веке.

В своей последней публичной речи, завершившей 14 октября 1952 года XIX съезд КПСС, Сталин сказал:

«Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать…и тем создавала себе популярность в народе. Теперь от либерализма не осталось и следа… Знамя буржуазно-демократических свобод выброшено за борт…

Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации… Теперь буржуазия продаёт права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт…»

Но кто должен поднять знамя гражданских свобод в мире? Отвечая на этот вопрос и обращаясь как к делегатам съезда, так и к зарубежным гостям съезда — членам руководства коммунистических и народно-демократических партий мира, Сталин сказал:

«Я думаю, что это знамя придётся поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперёд, если хотите собрать вокруг себя большинство народа. Больше некому его поднять».

А как со знаменем национального суверенитета? Сталин ответил и на этот вопрос:

«Нет сомнения, что и это знамя придётся поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперёд, если хотите быть патриотами

своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Больше некому его поднять…»

Последними же словами Сталина, в последний раз в его жизни обращенными ко всему миру, были: «Да здравствует мир между народами! Долой поджигателей войны!»