Сделка - Макс Коллинз

Свет погас, но аплодисменты не утихали, и когда свет зажегся вновь, Салли уже не было, и никакие бурные овации не могли заставить ее вернуться. Уж если она подняла веера вверх и показала все, что можно, то продолжения никогда не бывало. А если кто жаждал еще раз увидеть ее прекрасное тело, то мог пойти этим вечером еще на два представления. А это было финальное шоу, и когда оркестр заиграл танцевальную музыку – «Грустную серенаду», – мы с Элиотом принялись за третью порцию выпивки после обеда. Мы пили пиво. Поскольку в прошлом Элиот боролся за запрещение продажи спиртных напитков, он вполне мог бы отказаться от пива. Но он бы предпочел виски, а я – ром. Шла война.

– А она в самом деле сводит всех с ума, – сказал Элиот, держа в руках кружку с пивом.

– Как обычно, – ответил я.

– С какого времени она выступает в Чикаго?

– В последний раз, насколько мне известно, году в сорок первом. Хотя она могла выступать здесь, пока меня не было.

– Скорее всего, она не выступала, – произнес он, прихлебнув пива. – В афише было написано «Триумфальное возвращение», значит, прошло какое-то время. Как будто она может выступать в Чикаго, когда захочет.

– Салли могла бы, если бы захотела выступать в кабаре. Но она выступает лишь в ночных клубах и других... какое слово она обычно использует?.. тусовках.

– Ха! Послушай, а насколько хорошо ты ее знаешь?

– Не очень-то хорошо. Я несколько лет не разговаривал с ней.

– Но раньше ты хорошо ее знал?

– Раньше я хорошо знал многих женщин. А некоторых и по нескольку раз.

Элиот улыбнулся.

– Ты всегда себя жалеешь, когда выпьешь.

Улыбнулся и я.

– Отвяжись.

Молодая женщина за соседним столиком пролила вино; ее пожилой кавалер уставился на меня. Они оба были в вечерней одежде. Оба должны были бы меньше удивиться, увидев, что мы подкупили распорядителя, чтобы он усадил нас в первый ряд на стриптиз-шоу. Элиот сказал:

– Тебе так и придется смотреть на этот рот.

– И что, думаешь, ничего не выйдет? – Я отпил пива. – Да, я знаю. Я еще не готов к жизни в реальном мире. Ты бы мог сделать мне любезность?

– Попытаюсь.

– Я бы хотел узнать об одном моем приятеле по военной службе.

Он пожал плечами.

– Не должно возникнуть проблем. Думаю, это в моей компетенции: ведь каждый день приходится работать с военными.

– Ты хочешь сказать, что связан с ними, поскольку занимаешься здоровьем и моральным обликом наших вооруженных сил?

– Моральным состоянием. Да, у меня хорошие связи.

– Тебе надо было показать несколько твоих фильмов Капоне.

Элиот ухмыльнулся.

– И Эл, и я боремся с сифилисом – каждый по-своему.

Молодая женщина вновь пролила свое вино. Я помахал рукой и улыбнулся, а ее кавалер посмотрел на меня.

– Конечно, – сказал Элиот, – если твой приятель все еще служит за океаном, будет трудновато найти его.

– Он уже должен быть в США. Он был очень тяжело ранен. Это один из ребят, которые были со мной и Барни в воронке от снаряда.

Он сощурил глаза.

– Ах, так ты хочешь сказать, что он попал в госпиталь в Штатах?

– Да. Его уже могли выписать. Это с такими ранениями, как у меня, держат долго в больнице.

– Как его зовут?

– Д'Анджело. Он из компании "Б", Второго батальона. Восьмого полка, Второй морской пехотной дивизии.

– Минутку-минутку, – он полез во внутренний карман, вытащил оттуда маленькую записную книжку и ручку и попросил меня повторить информацию о моем приятеле.

– Его имя?

– Кажется, Антоний.

– Кажется или точно?

– Мы не часто называли друг друга первыми именами.

Он отложил книжку и ручку и сухо улыбнулся.

– Сегодня же утром займусь этим в первую очередь.

– Спасибо. Я буду в своей конторе.

– Похоже, ты торопишься.

– Так и есть. Его буду разыскивать не только я, поэтому я хочу быть первым.

Элиот на минуту задумался, а затем вновь улыбнулся и произнес:

– Это твое дело. Ты попросил оказать тебе любезность, и я это делаю и не задаю вопросов. Я не жду объяснений.

– Знаю. Но я могу дать тебе одно.

Элиот засмеялся и допил свое пиво. Затем он помахал официантке – сладкой, как леденец, в своей обтягивающей черно-белой кружевной одежде. Она подошла и принесла новую бутылку: фабричная марка «Манхэттен» – производство, подчиненное Капоне. Я все еще допивал предыдущую бутылку нектара Нитти.

– Судя по всему, что я слышал этим утром, все было сделано с большой жестокостью, – сказал он, переливая содержимое бутылки себе в стакан. Он имел в виду Эстелл.

– Достаточно жестоко. Есть еще одна вещь, о которой я хочу тебя попросить.

– Какая?

– Держи меня в курсе всех событий, Элиот. Теперь, когда Эстелл мертва, эти сволочи попробуют убрать с дороги еще кого-нибудь.

Молодая женщина встала и уронила свою салфетку, а ее кавалер бросился за ней.

– Ты хочешь сказать, – переспросил Элиот, – что тебя интересует, как на это прореагирует Ники Дин и не скажется ли это на его желании давать свидетельски показания.

– Именно так, дорогой Ватсон. И я предчувствую что он и рта не раскроет.

– Так ты согласен с Друри, что убийство – дело рук мафии, или нет?

– Значит, Друри сообщил тебе свою точку зрения?

Элиот кивнул. Я сказал:

– Может быть, и так. Но это совершенно определенно не в стиле Нитти.

Он вновь кивнул.

– Я склонен с тобой согласиться. С другой стороны, миллион долларов – большая сумма.

– Значит, ты знаешь об этом? О налоговом фонде профсоюза.

– Да. Но это по старой прикидке. Я слышал о двух миллионах, но чаще говорят о пяти.

– А ты как думаешь?

Он приподнял и опустил брови.

– Убийство и пытки – это не в стиле Нитти. Эстелл Карей была достаточно известной персоной в этом городе, чтобы об ее убийстве затрубили все газеты. Зная это, Нитти скорее устроил бы ей аварию или уничтожил бы ее где-нибудь за городом. Эстелл встречалась с Эдди Мак-Графом, к слову сказать.

– Я не знал этого. А кто, черт побери, такой Эдди Мак-Граф?

– Малый из Нью-Йорка. Вращался в высших кругах – на уровне Джо Адониса и Фрэнка Кастелло. Она подцепила его в Майами-Бич.

– Иными словами, если бы Нитти захотел прикончить ее, он мог бы пригласить какой-нибудь иногородний талант и обвинить в убийстве человека из Нью-Йорка.

– Правильно. Он так уже поступал.

– О'Хара, – сказал я. – Томми Мэлой.

– Конечно. И другие. Итак, я согласен, что дело сделано руками местного специалиста по пыткам, и это непохоже на Нитти. Но ходят слухи, Нат, что Нитти все хуже.

– Хуже? В каком смысле? Он пожал плечами.

– Он деградирует морально. Физически. Поговаривают, что сейчас Рикка стал уже сильнее Нитти. Или скоро станет. Ты сам упомянул Аккардо и Гианчана, значит, ты это замечал еще до своего отъезда из города в прошлом году.

Я отрицательно покачал головой. – Я не верю этому. Нитти хуже? Нет. Никогда.

– Он не божество, Нат. И не Сатана. Это хитрое, умное, аморальное человеческое существо. Но он – человек. Его жена Анна умерла полтора года назад.

– Я читал об этом в газетах...

Элиот развел руками.

– Нитти был предан ей. Говорят, семья для него – это все.

Я вспомнил, как он показывал мне фотографию маленького мальчика.

– У него были финансовые затруднения, – продолжал Элиот. – Он чувствует, что Большое жюри наступает ему на пятки, и что за ним вновь следят сборщики налогов. Он лежал в больнице по поводу язвы и болей в спине. Для него все кончается.

– И ты считаешь, что поэтому он не забыл об Эстелл Карей?

– Возможно. Эти деньги, которые она, вероятно, спрятала для Дина... Наверное, Нитти приказал убийцам найти их во что бы то ни стало и использовать для этого любые средства. Миллион баксов, Нат! А может, и два. Конечно, все могло произойти.

– Я так не думаю.

– Ты не хочешь так думать.

– Не будь глупцом.

– Я не глупец. Но я считаю, что ты... Нат, ты в некотором роде заступаешься за этого парня. Он тебе нравится.

– Вздор!

– Ты просто не помнишь того времени, когда это был не его город. Ты просто не можешь принять перемен.

– Я не знал, что у меня был выбор. Я хотел сегодня купить пару туфель, и мне сказали, что мне нужна продовольственная карточка. Я сказал им, что сражался на Гуадалканале, чтобы они могли жить по-прежнему, а они предложили мне уйти оттуда и попросить продовольственную книжку.

Элиот рассмеялся.

– Бьюсь об заклад, ты нормально это воспринял.

– Как это ни смешно, да. Сначала я разозлился, стал кричать, они орали мне в ответ, а потом я почувствовал, что больше не могу. Я вышел на улицу.

– Наверное, ты еще не пришел в себя от ужасного зрелища в квартире Карей.

– Отчасти. Но я не могу ничего делать здесь.

Элиот прищурил глаза.

– Где здесь?

– Здесь. В этом мире. Знаешь, возвращаясь сюда, я не думал, что все будет по-прежнему.

– И поэтому ты решил, что тебя обманули.