Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник) - Илиодор

Через несколько дней после этого Родионов с дворянином Н. П. Поповым прислал мне другое письмо. Он писал: «Дорогой батюшка! Царские письма я передал через министра Макарова царю. Царь остался очень доволен и велел Макарову передать вам благодарность за то, что вы поступили благородно, отдали письма туда, откуда они вышли. Родионов».

Я остался очень недоволен этим поступком Родионова, потому что передавал эти письма не для передачи царю, а думал, что он на основании их поведет в Питере серьезную кампанию против «старца».

Оказалось же, что и Родионов сыграл в руку «блаженного».

Дело в следующем.

Николай, получивши письма от Макарова, обратился с ними к Александре. Александра обратилась по телеграфу в Покровское к «старцу» с вопросом: «Каким образом ее и детей ее письма очутились у Илиодора?»

«Старец», оставаясь верным своей натуре и в этот раз, писал Александре: «Миленькая мама! Фу, собака, Илиодор. Вот вор. Письма ворует. Какая гадость! Украл из сундука или еще как. Да. Вот вам и священник. Да! Бесам служит. Это знай. Остры у него зубы, у вора. Да! Григорий». (Дневники Лохтиной.)

И еще: «У Лохтиных был как дома или гость стащил одно, письма лежали везде по неосторожности; нечего о том беспокоиться; умоляю будьте без страха, это все запугивают; ничего тут нет».

А мне в пустынь «старец» прислал такую телеграмму: «Что тебя понудило передать письма? Григорий». Эту телеграмму всякий желающий может найти в телеграфных конторах: Гороховецкой и Покровской.

Переданные царю письма и клевета «старца» о краже мною у него царских писем сделали свое дело: против меня Александра и Николай выставили убийственные «доводы» моей «преступности»…

Тогда я пошел в борьбе со «старцем» и его державными и святейшими поклонниками дальше…

8 мая 1912 года я подал Синоду прошение о снятии сана. В прошении я писал: «Или предайте суду Распутина за его ужасные злодеяния, совершенные им на религиозной почве, или снимите с меня сан. Я не могу помириться с тем, чтобы Синод, носитель благодати Св. Духа, прикрывал «святого чорта», ругающегося над Церковью Христовою!

Знайте, что я в заключении готов сгнить, я – монах, но с осквернением достояния Господня я не помирюсь! Иеромонах Илиодор».

По поводу этого прошения мне Феофан и Родионов прислали письма, а Гермоген телеграмму.

Родионов писал: «Своим прошением о снятии сана вы посадили всех членов Синода головою в нужник».

Феофан просил: «Ради Бога не снимайте сана; вот скоро-скоро Господь покарает «сосуд беззакония».

Я думал: «Какая наивность! Они все надеются на Бога, а сами ничего не предпринимают, хоть бы руководствовались русскою пословицею: на Бога надейся, а сам не плошай».

Гермогенова телеграмма была такая: «Дорогой отец Илиодор. Потерпите. Возьмите свое прошение о снятии сана обратно. Уже идет девятый вал, а там и спасение будет. Любящий епископ Гермоген».

На эту мольбу я ответил Гермогену телеграммою только в одно слово: «Прощайте!»

С тех пор я Гермогена не знаю, знать не хочу, хотя никогда худым словом его не помянул…

Синод на мое прошение о снятии сана определил: «Увещевать меня в течение шести месяцев, как требует закон».

Я, конечно, увещевателей не принимал, гнал их от порога своей кельи, говорил им: «Идите Синод увещевайте, чтобы он не поклонялся святому черту».

А Синоду отвечал: «Прошу надо мною не смеяться. Зачем вы тревожите меня своими увещевателями. Не меня нужно увещевать, а вас, поклонявшихся дьяволу – Гришке Распутину. Я своего слова о снятии сана не возьму до тех пор, пока и вы, и светский суд не возьметесь за «подвиги» Гришки! Требую от вас не присылать ко мне больше увещевателей и покаяться в страшном грехе и беззаконии! Иеромонах Илиодор».

Одновременно с увещеванием из Петербурга «приятели» мои пускали слухи, что если я смирюсь, то в день 300-летнего юбилея дома Романовых меня помилуют. Я на это в бумаге Синоду отвечал так:

«Ходят слухи, что меня помилуют 13 февраля 1913 г., т. е. в день празднования трехсотлетнего юбилея царствования дома Романовых, если только я успокоюсь. – Но разве я могу успокоиться? Пусть лучше отпадет язык мой, пусть кругом пойдет голова моя, если я успокоюсь! С каждым днем, с каждым часом огонь ревности о Правде Божьей все более и более разгорается в душе моей, и все существо мое наполняется мучительною жаждою священной мести против вас, либо вы, забывши Бога и Христа Его, за звезды, за ордена, за золотые шапки, за бриллиантовые кресты, за панагии, усыпанные драгоценными камнями, за славу и за честь человеческие, – продали Славу Божию, забыли дружбу Христову, сокрыли истину в неправде, умолкли пред сильными мира, не изобличили великую блудницу – нечестие богатых и высоких людей, отдали Церковь Святую на поругание, гнали, трепали меня целых семь лет только за то, что Неподсудный никому из смертных Господь наделил меня великим талантом возбуждать веру в людях. Где я ни служил, везде за мною бежали тысячи жаждущих и алчущих правды. Это бесило вас, моих начальников, пастырей и сослужителей. Вы, завистники злые, слепые давно уже точили на меня свои зубы. Если же теперь вы увещеваете меня не снимать сан, то это – одно фарисейство. Вы и во сне видите погибель мою с человеческой точки зрения. Вы теперь увещеваете меня, чтобы показаться пред людьми справедливыми законниками, сердобольными, а сами готовы в каждый час и в каждую минуту не только рясу с меня снять, но прямо-таки содрать и в клочья ее разорвать. Вы полны неправды, злобы, зависти; для вас нет ничего святого. – Я не допущу, чтобы меня когда бы то ни было помиловали. Милуют только преступников, а я – не преступник; я совершил великий подвиг. Христос, Апостолы и святые мученики не просили милости у своих беззаконных гонителей, но шли за правду на крест, на костры, в кипящее олово. Теперь я не милости хочу, а мести, святой, праведной мести. Я борьбе за правду все отдал: и годы молодые, и силы телесные, и все привлекательное в мире этом. Отдал, полагая некогда, что те, в ряды которых я вступал, когда принимал монашество и священство, так же как и я, горят желанием со всею решительностью послужить Христу, Я не знал их хорошо; не знал, что скрывается у них под елейною наружностью… Теперь и я все-все узнал. И уже никто не убедит меня в противном тому, что я узнал. Под золотыми шапками дорогими у них увидел я дешевые головы, помышляющие только о земном, под звездами и орденами я нашел у них сердца, полные зависти, злобы, корысти, ненависти, братоубийства и богоотступничества. О, обманщики! О, змеи! О, потомки по духу древних христоубийц-первосвященников иудейских! Как мне не возгореться против вас местью, когда вы оскорбили меня в самых лучших чувствах, чувствах необходимости архиереям и священникам стоять за Правду Христову даже до смерти; когда вы осквернили и опозорили мои идеалы, подменили их, оплевали их! Вы отступили от Христа, и желаете мне тысячу смертей за то, что я стремился искренно исполнять волю Господа Спасителя. Вам нужна моя ряса? – Возьмите ее! Но знайте, что когда моя месть вам примет стихийные размеры, тогда я силою непобедимой Правды разорву ваши мантии, шелковые рясы, как разрывает пантера добычу свою; бриллианты ваши и драгоценные камни, за которые вы продали Христа и счастье Народа Русского, от духа Правды рассыплются, как рассыпаются пыль и древесные листья в осеннее время; а звезды ваши, которыми вы так гордитесь друг перед другом, – эти ничтожнейшие побрякушки, – померкнут, когда перед всем миром воссияет свет той Правды, за которую вы теперь с такою злобою и ожесточением берете у меня скромную, никому не нужную монашескую рясу. За грош вы поплатитесь миллиардами, ибо поругались над Истиной, которая дороже всех сокровищ земных. Иеромонах Илиодор».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});