Верность - Рейнбоу Рауэлл

– Понимаешь, пока я с тобой, я не буду… Я не… Ну, как Джордж Джефферсон.

– Из телесериала?

– Вот именно. Джордж Джефферсон. Пока он играл во «Всей семьей», эта история про Арчи Банкера оставалась более-менее интересной. У него не было ничего своего. Ни сцен, ни второстепенных героев. Я не знаю, кто видел его дом. Но как только Джордж начал играть сам, как только у него появилась комната, кухня и еще, по-моему, спальня и даже лифт, ему стало где развернуться. Вот так и с этой квартирой. Хоть что-то мое.

– Ну, не знаю… – Мать с недоверием посмотрела на Линкольна. – Никогда не смотрела «Джефферсонов».

– А «Роду»? – спросил он.

Она нахмурилась:

– Значит, ты говоришь, что хочешь стать звездой шоу. Что же мне теперь – начинать стареть?

– Да нет же. Не закрыли же «Всей семьей», когда начались «Джефферсоны».

– Хватит о телевидении. Перестань говорить мне, что на что похоже.

– Ладно, – согласился Линкольн, стараясь мыслить как можно яснее. – Я хочу жить своей жизнью. А ты чтобы жила своей жизнью. Отдельно.

– Но ты и есть моя жизнь! – взорвалась мать и сердито заплакала. – Как родился – сразу и стал моей жизнью. Ты и Ив – самое важное для меня. Как мне от вас отделиться?

Линкольн молчал. Мать, выходя из комнаты, прошла мимо него. Он сполз по стене на пол и закрыл лицо руками.

Линкольн просидел так минут двадцать, пока не заметил, что усталость сильнее вины и гнева. Он поднялся и прошел в гостиную. Мать сидела там на полу, уставившись на подсвечник.

– Возьми с застекленной террасы диван, – сказала она, – тот, коричневый. У нас мебели и так много. Он здесь хорошо встанет. В этом свете будет казаться почти бордовым. – (Он кивнул.) – В комиссионке я тебе хороших тарелок присмотрю. Не покупай эту пластиковую дрянь. Знаешь, она ведь проникает в кровь и помогает вырабатывать эстроген. Он находится в жировых клетках и вызывает рак груди, а у мужчин не знаю, что делает. Если бы я раньше знала, что тебе нужны тарелки. Вчера я видела в «Гудвилле» целый сервиз, с масленкой, солонкой и прочим. С миленькими такими голубыми маргаритками. Рисунок не очень мужской, но все-таки…

– Я не капризный, – заметил Линкольн.

Она закивала:

– Из своей комнаты бери что хочешь, а можешь все оставить. Эта комната останется твоей, как у Ив. Когда захочется – приходи, я всегда тебя жду. Это и твой дом, и мой.

– Хорошо, – ответил он. – Спасибо.

Линкольн подошел к матери и, протянув руки, поднял ее с пола. Она встала и принялась разглаживать свою длинную юбку.

– Сестра, конечно, уже знает, – сказала она.

– Нет, – возразил он.

– А, вот и хорошо. Может, я ей позвоню. Может, она захочет помочь мне купить тебе все для кухни.

– Конечно, – ответил Линкольн, крепко обнял ее, прижал к себе и пожалел, что не додумался до этого раньше.

– А квартира и правда очень красивая, – кивнула мать.

Ив позвонила Линкольну на работу на следующий день. Она сказала только: «Вот и молодец» – и еще: «Я тобой горжусь». Сестра предложила помощь Джейка-старшего. «Да там только диван», – ответил Линкольн. «Все равно», – настояла Ив. Везти было и правда немного: только вещи да компьютер.

На следующей неделе он каждый день заезжал к матери домой поужинать, а уезжал от нее с коробками тарелок и стаканов. Или с журнальным столиком, который еле умещался на заднем сиденье. Или с вышитыми вручную полотенцами.

– Какое старье! – воскликнула Ив, когда оказалась наконец у него. – Как будто ты снял квартиру после смерти чьей-то бабушки.

– А мне нравится, – возразил он.

– Я тебе куплю что-нибудь из нержавейки, – пообещала она, – что-нибудь совсем-совсем холостяцкое.

Глава 79

От: Бет Фремонт

Кому: Дженнифер Скрибнер-Снайдер

Дата: Вторник, 29.02.2000, 15:48

Тема: Я рассказала Дереку о Крисе…

И вот теперь вся восточная часть отдела новостей в курсе, что я одна. Пришла Мелисса и гладила меня по руке минут двадцать, не меньше. Пообещала, что сводит меня в один очень горячий клуб – ее послушать. Там от стены до стены одни мальчишки и по будням после десяти вечера наливают за полцены яблочный мартини.

Я сказала Дереку, что если в будни мне захочется яблочного мартини, то его огромный рот обязательно прихвачу с собой.

‹‹Дженнифер – Бет›› А что ты имеешь против яблочного мартини?

‹‹Бет – Дженнифер›› Просто не понимаю. Почему нужно везде совать мартини. Терпеть не могу пить из стаканов для мартини, так и хочется рот скривить, лишь бы не плеваться.

‹‹Дженнифер – Бет›› Ну и как ты собираешься с кем-то знакомиться, если даже мартини не собираешься пить?

‹‹Бет – Дженнифер›› А я и не собираюсь. Последний раз, когда я ходила на первое свидание, я еще не доросла до алкоголя.

‹‹Дженнифер – Бет›› Тебе даже неинтересно ходить на свидания?

‹‹Бет – Дженнифер›› Не знаю. Я как-то пока не чувствую себя одинокой. С того дня, как Крис уехал, моя жизнь не сильно изменилась, и, по-моему, это доказывает, как редко я его видела. Можно было так и притворяться, будто у меня серьезные отношения. Дерек говорит, что я должна убрать все фотографии Криса из своей кабинки. Он сказал: «Слушай, Бет, даже меня уже тошнит от этого придурка». Как думаешь?

‹‹Дженнифер – Бет›› Думаю, тебе решать. Грустно, когда ты на него смотришь?

‹‹Бет – Дженнифер›› Грустно, да. Надо бы снять.

‹‹Дженнифер – Бет›› Твой Милый Мальчик никогда никуда тебя не пригласит, пока у тебя везде будут фотки другого мужчины.

Я серьезно… Теперь можно спокойно контактировать с твоим ММ.

‹‹Бет – Дженнифер›› Ничего серьезного у нас с ним не получится. Я уже несколько месяцев с ним, можно сказать, вижусь. Если мы начнем встречаться, то рано или поздно придется говорить, как я провожала его домой из кинотеатра. В этом есть что-то нездоровое.

‹‹Дженнифер – Бет›› Но он же такой милый.

‹‹Бет – Дженнифер›› Ты так говоришь, потому что он тебя картошкой угощал?

‹‹Дженнифер – Бет›› Я так говорю, потому что он очень, очень милый.

‹‹Бет – Дженнифер›› Для свиданий мне нужен парень, к которому я не успела приклеить прозвище.

Глава 80

В четверг вечером, между выпусками, Эмили зашла скоротать время в отдел информационных технологий. Теперь она несколько раз в неделю как бы случайно забегала, здоровалась. Вернее, не просто случайно – Линкольн точно знал: она интересуется им. Но что ему делать, еще не решил.

Чувство, которое он испытывал к Эмили, было любопытно ему самому. Она самая яркая, самая сияющая во всем кабинете. Высокая. Острого ума. Смешная. Когда Эмили оказывалась рядом, Линкольн не менял выражения лица – как у Кристофера Уокена. Но в ее глазах он не видел ничего, кроме собственного отражения. А теперь, когда вернулась Бет, он уже не мог заставить себя.

Крутя в пальцах кончик хвоста, Эмили проговорила:

– Мы тут завтра вечером в караоке-бар собираемся. Есть одно классное место в «Бельвью», тебе бы обязательно надо сходить, там так прикольно.

– Наверное, прикольно, – согласился Линкольн. – Но по субботам я играю в «Подземелья и драконов». Как правило. – Правда, вот уже несколько игр он пропустил: хотелось побыть одному в своей новой квартире. – Я уже давно не играл, так что завтра вечером обязательно пойду.

– Как, ты играешь в «Подземелья и драконов»?

– Ну да, – ответил он.

– Круто! – восхищенно выдохнула она.

От этого Линкольн улыбнулся. Эмили улыбнулась еще шире. И он почувствовал себя немного виноватым.

В субботу вечером дверь ему открыл Дейв. Он посмотрел на Линкольна и нахмурился.

– Слушай, ты или играешь, или нет, – заявил он, когда Кристина усадила Линкольна за стол и поставила перед ним тарелку с домашними пирожками и флакончик – буквально! – пива. – А то заходишь на минутку, и до свидания. – Дейв показал на Троя, который старался не закапать соусом вылинявшую майку. – Когда твой карлик потерял сознание, Трой тащил его, только чтобы ты оставался в игре. За его волшебство ты теперь вечный пивной должник.

– Самое малое, что я мог сделать, – сухо произнес Трой. – Я должен Смову жизнь с тех пор, как мы вместе дрались в вольном городе Грейхоук.

– Трой, это было семь лет назад, – сказал Дейв, задетый за живое, – и тогда все вышло совершенно спонтанно.

– А я и не думал, чтобы такой детсадовец, как ты, понимал сущность пожизненного долга, – покачал головой Трой.

– Спасибо, Трой, – насмешливо кивнул Линкольн.

– Для меня большая честь, брат.