Системы мира (от древних до Ньютона) - Г. Гурев

Недавно астроном Хеббл доказал, что наш Млечный Путь — лишь один из «островов» вселенной, т. е. звезды образуют собой галактики, колоссальные скопления из многих миллиардов звезд, причем эти системы отстоят друг от друга на расстояния, которые во много раз превышают их собственные поперечники. Все эти космические образования названы внегалактическими туманностями, потому что они находятся за пределами нашей Галактики и в телескопе выглядят светящимися туманными пятнами. В некоторых частях неба их так много, что на фотографии оказывается больше таких образований, чем звезд.

Таким образом в развитии наших знаний о строении и размерах вселенной можно отметить три основных этапа. Вначале Земля была осознана как небесное тело, входящее в состав целой семьи планет, движущихся вокруг Солнца. Потом установлено было, что солнечная система («мир Коперника») представляет собой ничтожную часть колоссальной федерации звезд. Наконец, оказалось, что наша звездная система («мир Гершеля») является чрезвычайно малой частью мира галактик («мира Хеббла»). Следовательно, перед астрономией открылась такая область вселенной, в которой элементарными «структурными единицами» являются уже не планеты и не отдельные звёзды, а галактики — Скопления из миллиардов солнц. Это привело к постановке грандиозной проблемы, над разрешением которой будет работать не одно поколение астрономов, — к проблеме о строении сверхсистемы млечных путей. Вместе с тем это нанесло окончательный удар последним пережиткам антропогеоцен- трического мировоззрения.

Примечания

1

К. Маркс и Ф. Энгельс. Диалектика природы. Собр. соч., т. XIV, стр. 477.

2

Материализм стоит на точке зрения единства мира, а религия, наоборот, отстаивает точку зрения двойственности мира. Поэтому в религиозном мировоззрении мир мыслится состоящим из бога и природы, души и тела, доброго духа и злой материи, живого и мертвого, человеческого и животного, греха и искупления, подлунного мира я царства небесного.

3

К. Маркс. «Капитал», т. I, 1932, стр. 399

4

О небесах говорится, что они «тверды как литое зеркало» (книга Иова, XXXVII, 18) и что они утверждены на колоннах — «потряслась земля, дрогнули и подвиглись основания небес» (Вторая кн. а царств, XXII. 8), «столпы небес дрожат» (книга Иова, XXVI, 41). Что же касается вопроса, на чем Земля держится, то одна «та же «священная» книга Иова в различных местах дает противоречивые представления: то Земля утверждена на некотором основании — «где ты был, когда я полагал основание Земли», «на чем утверждены основания ее и кто положил краеугольный камень» (XXXIX, 4, 6), то проглядывает иной взгляд — «он распростер север над пустотой, повесил Землю ни на чем» (XXVI, 7).

5

Видный историк древнегреческой мысли Эд. Целлер пишет: «Теология Аристотеля представляет собой абстрактный монотеизм, исключающий всякое вмешательство божества в мировой порядок; если же он видит нечто божественное в природе и ее целесообразной деятельности и еще непосредственнее — в человеческом духе, то все же мысль свести какие‑либо явления на иные, не естественные причины, настолько чужды ему, что у него совершенно нет места сократовой вере в провидение даже в той форме, в какой ее усвоил Платон. Равным образом отсутствует у него вера в потустороннее воздаяние. Он признает божество за последнее основание связи, порядка и движения вселенной, но полагает, что все частные явления в ней должны быть объяснены чисто естественными причинами; он относится к этому божеству с почитанием и исполненной восхищения любовью, но не требует от него ни ответной любви, ни особого о себе попечения» («Очерк истории греческой философии»).

6

Защищая эту точку зрения, Аристотель между прочим привел следующий (весьма характерный для его способа мышления) аргумент: «Все божественное одарено вечным движением; небу присуще это качество, ибо оно тело божественное, и вот почему оно имеет сферическую форму, которая по самой своей природе вечно круговращается. Но как же объяснить, что не все тело неба находится в движении? Это потому, что всегда одна часть круговращающегося тела необходимо должна оставаться на одном месте и в покое; и это именно та часть, которая находится в центре. Невозможно, чтобы в небе какая‑нибудь часть оставалась неподвижною, ибо тогда она будет направляться к центру; а так как естественное движение неба есть круговое, то движение к центру не будет вечным. Все, что против природы, не может продолжаться вечно и есть только уклонение от того, что естественно. Следовательно, Земля необходимо должна быть в центре и оставаться там в покое».

7

Философские тетради, 1934, стр. 331.

8

Сторонники этого идеалистического философского течения, окончательно опровергнутого Лениным в его книге «Материализм и эмпириокритицизм», уверяют, что наука не объясняет, а лишь описывает явления. Они смотрят на научиые теории не как на попытки объяснить природу, понять природу вещей, а лишь как на математические фикции, полезные для вычислений, удобные для обобщения известных фактов и т. д. Ниже мы увидим, что в сущности на такой точке зрения стояли богословы, заявившие, что система Коперника представляет собой не картину действительности, а лишь геометрическое построение, облегчающее астрономические вычисления (см гл. XVI).

9

Впоследствии оказалось, что эта величина должна быть уменьшена на 1/6. Но эта ошибка, вызванная недостаточностью способов наблюдения того времени, нисколько не понижает заслуг Гиппарха.

10

Односторонне развивая мысль, что над всяким процессом властвует определяемая числом закономерность, пифагорейцы усматривали в числах ключ к пониманию природы, основу всех явлений. В связи с этим они особенно усердно занимались отношением между числами, причем это занятие у них в конце концов вылилось в мистику чисел. И Аристотель считал, что Противоземлие придумано было лишь для того, чтобы удовлетворить числовую мистическую символику пифагорейцев, для которых «математика стала философией». Поэтому он неоднократно бросал пифагорейцам обвинение в том, что главная их роль состоит не в исследовании явлений, а в принорав- ливании явлений к собственным своим воззрениям и теориям. В своей «Метафизике» он писал: «Пифагорейцы, — следуя математическим своим воззрениям, принимают за нечто доказанное, что небо (вселенная) должно быть сочетанием гармоний и чисел. Если же они находят в существующих вещах (телах) недостаток, то пополняют его, лишь бы система тел была, по их мнению, совершенной. Так, например, поскольку число десять есть число совершенное и как бы заключает в себе всю природу чисел, то пифагорейцы заключают, что число тел, движущихся по небесному своду, должно быть равно де сяти, а так как их видно лишь девять, то Притивоземлие и принято ими десятым телом». Однако знаменитый астроном Скиапарелли на основании своих исследований пришел к заключению, что на систему Филолая нельзя смотреть как на пустую фантазию. Система Филолая, — заметил он, — не есть плод беспорядочного воображения, наоборот, она возникла из стремления согласовать данные наблюдений с предустановленным принципом, касающимся природы вещей. Этим принципом было возникшее в пифагорейской школе учение о гармонии, закономерности, взаимозависимости, господствующей повсюду, — стало быть также и в космосе.

11

Энгельс отметил: «Аристарх Самосский уже за 270 лет до н. эры выдвигал коперникову теорию о Земле и Солнце». (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. т. XIV, стр. 511).

12

Философские идеи Аристотеля (вместе с астрономическими взглядами Птолемея) с XIII в. признавались неотъемлемыми элементами христианской веры. Мыслители, нападавшие на Аристотеля, признавали, что они имеют дело с голиафом церкви, что удар по этим идеям является ударом по религиозному авторитету. Через 79 лет после смерти Коперника, в 1624 г., парижский парламент издал декрет, грозивший изгнанием всем, кто публично выступит с каким‑нибудь тезисом против Аристотеля, а пять лет спустя тот же парламент (по настоянию богословов Сорбонны) постановил даже считать противоречие принципам Аристотеля равносильным противоречию предписаниям церкви. Неудивительно, что вопрос «за или против Аристотеля?» — был первый вопрос, который ставили ученые и философы того времени. Однако, курьезная сторона этой «аристоте- лемании» состояла в том, что обе стороны часто не имели понятия о действительных мнениях Аристотеля, приписывая ему такие идеи, которые при ближайшем знакомстве с его сочинениями, оказывались совершенно противоречащими его взглядам.