Рыцарь золотого веера - Алан Савадж

участке, где от ваших пушек будет меньше проку, — так считают они.

— А что Кобаякава?

— Он командует правым флангом Западной армии, мой господин Иеясу. Он будет находиться на возвышении к югу от дороги, в самой деревне Секигахара. Оттуда он воспрепятствует любой вашей попытке обрушиться на Западных с фланга.

— И всё же он подчинится моей команде. Скажи своему господину, что, когда зажигательная стрела взовьётся прямо вверх над моим штандартом, он должен завязать бой с находящимися слева от него силами Западных.

— Да, мой господин Иеясу.

— Хорошо. А теперь скажи мне вот что. Ты говорил о Мицунари, как будто он главнокомандующий. А что с Мори Терумото?

— Господин Терумото вернулся в Осаку для защиты квамбаку и его матери. Но главнокомандующим назначен господин Икеда из Бизена, а не Исида Мицунари. Это по его приказу Мицунари должен покинуть Огаки.

Иеясу улыбнулся.

— Тогда передай господину Кобаякаве следующее. Скажи ему, что неприятель сам отдал себя в мои руки. Всё, что от него требуется, — это выполнить свою задачу, и победа за нами. А теперь ступай.

Гонец выполнил коутоу и удалился. Косукэ но-Сукэ ждал, поглядывая на Уилла.

— Мы выступаем с рассветом, Сукэ, — сказал Иеясу. — Сообщи генералам. Прекратился ли дождь?

— Да, мой господин Иеясу. На улице туман, и облака по-прежнему низкие.

— Спасибо, Сукэ. Поднимай генералов.

Секретарь поклонился и вышел.

— Случилось то, чего я боялся, мой господин Иеясу, — сказал Уилл. — В такую погоду от пушек никакого толку.

— Твои орудия уже выстрелили, Уилл Адамс. Потому что, не будь их, я сомневаюсь, что Кобаякава решился бы перейти на мою сторону. Именно об этом я и говорил перед этим.

— А без него мы бы проиграли сражение?

— Без него выиграть битву было бы сложнее.

— А вы не боитесь, мой господин, что как вы вели переговоры с одним из командующих Западной армии, так и их генерал может связаться с кем-нибудь из ваших союзников?

— Любая война — это переговоры и предательство. Но всё же здесь в любом случае сыграют роль твои пушки. Потому что какой дурак покинет полководца, имеющего двенадцать орудий? По крайней мере, до его поражения. А если я потерплю поражение в этой битве, Уилл Адамс, это будет конец моей жизни. И твоей тоже, если ты достаточно сообразителен. Попасть в плен после поражения — это последнее дело для мужчины. Побеждённый воин — это человек без чести, без права на существование, за исключением разве что рабства у своего победителя. Но в твоей стране все по-другому.

— Нет, мой господин Иеясу. Если только он сражался не изо всех сил…

— Но, Уилл Адамс, если он проиграл, то это и означает, что он не сражался изо всех сил. Либо это, либо то, что ему вообще не стоило сражаться. Мужчина должен выбирать, лучший он или не лучший, до битвы, а не в её разгаре. Но для тех, кто поступает именно так и побеждает, Уилл Адамс, — для них мир недостаточно просторен. Запомни это. Я предпринял эту кампанию из-за твоего корабля и, следовательно, из-за тебя. Я считаю тебя своей звездой, своим небесным знамением, знаком, которого я так долго ждал. После победы, Уилл Адамс, ты получишь всё, что пожелаешь.

— Я поражён вашей щедростью, мой господин.

— Тогда не забывай об обязанностях, которые неотделимы от прав, — сказал Иеясу. — Ты носишь только один меч. Сукэ даст тебе второй. А теперь ступай. Приходи снова на рассвете.

Рёв сигнальной трубы разнёсся в ночи, подбросив Уилла с постели. Спросонья он долго не мог унять дрожь — снова лил дождь с завидным постоянством и упорством, пропитывая саму темноту, проникая даже сквозь деревянный навес, возведённый канонирами для своего командира, превращая землю в непролазную грязь, превращая тело в студень, пробираясь в самые кости и не давая согреться.

Он поднялся и протянул руку за своими двумя мечами. Своими двумя мечами. Этот день может стать последним его днём на этой земле. Боже мой, никогда раньше ему не приходилось просыпаться с такой мыслью.

— Орудия готовы, Уилл Адамс. — Солдат стоял в дверях. Звали его Кимура. Хороший солдат, значительно более опытный, чем его командир.

— А армия?

— Авангард уже выступил.

— Я должен идти к господину Иеясу, — сказал Уилл. — Я вернусь и сообщу, что нам будем приказано делать.

Он надел шлем — единственную часть доспехов, которую удалось подобрать по его размерам, — и поспешил сквозь мрак. Металлические пластины хотя и давили на голову, но в какой-то мере защищали от лившейся сверху воды. Ноги разъезжались в грязи, вокруг бесплотными тенями сновали люди. Темноту вспарывали звуки сигнальных горнов, с каждой минутой земля всё больше становилась похожа на болото. Выстрели из пушки, и ядро засосёт туда, как воду в губку. Это если им удастся зажечь запал. От аркебузиров толку будет не больше.

На него кто-то налетел. Он пригляделся — на японце были доспехи и два самурайских меча в белых ножнах. Однако в отличие от самурая он не разразился ругательствами, а виновато улыбнулся.

— Я споткнулся из-за грязи, Уилл Адамс.

— Я тоже споткнулся, — успокоил его Уилл. — Удачи тебе сегодня.

— Удачи всем нашим друзьям. Я искал тебя вчера вечером, но кругом было слишком много народу. Теперь времени больше не остаётся. Принцесса Ёдогими велела передать тебе это.

Не успел Уилл полностью осознать происходящее, как половинка глиняного кольца очутилась в его руке. Сравнивать её с имевшейся второй половинкой не имело смысла. А он предполагал, что следующие вызовы снова приведут его к ней в спальню!

— Я должен уйти, пока это возможно, — сказал самурай. — Но мне нужно узнать одно: кто из Западных даймио присылал гонца к Иеясу?

Самая прекрасная женщина в Японии. А рядом с ней — Пинто Магдалина со всем тем, что она могла дать. Против кого? Стареющего распутника, зарящегося на трон? А его мечты? Вот в чём вопрос. Мечты об усладах плоти — это на ночь, но мечты о своей стране — это навсегда.

— Я служу Токугаве, — сказал он. — Отныне и вовеки.

Японец бросил быстрый взгляд влево-вправо и положил руку на эфес меча.

— Попробуй вытащить его, и я удушу тебя раньше, чем ты обнажишь свой клинок до половины, — сказал Уилл. — Мне ни к чему драться по японским правилам.

Воин заколебался, глядя на внушительную, дышащую силой фигуру Уилла, потом отпустил рукоять. Он облизнул пересохшие губы.

— Я не буду тебе мешать, — добавил Уилл. — Исчезни из лагеря так же, как и пробрался сюда. Но я не предам господина Иеясу. — Он заколебался. — Подожди. Передай принцессе…