Паром в никуда (Город пропащих - 2) - Александр Граков

Это хотел крикнуть внутренний Влад, его второе "я". А первое в это время лихорадочно разоблачалось, оставляя на теле одни лишь трусы. Затем он замотал кассеты в порванные штаны, а сверток сунул в узкую щель между стеной и шкафом. И, дав хорошего пинка своему второму "я", продолжавшему скулить что-то о вреде наркотика на имунно-половую систему, рванул через весь зал к бару, борцовскими приемами расчищая себе дорогу к "Манхэттену", под звуки незатейливого шлягера из встроенных динамиков.

И вдруг музыкальная попса резко обрывается, словно певцу рот заткнули невидимым кляпом. А весь шумовой бардак постепенно перекрывает нежная мелодия, переходящая в песню. Голос певицы чист, как первая весенняя капель, как звук камертона на самой высокой ноте.

Все сроки вышли, а тебя все нет, И ночью сон - не сон, и бред - не бред.

- Ну отзовись,- молю ночами небо, - Ну передай хоть маленький привет.

Дерущиеся на полу пока не обращают внимания на голос, пытающийся жаворонком прорваться сквозь стаю ворон туда - к солнцу, в небесную голубизну. Им пока не до эмоций.

В виски набатом бьют колокола, Разлука между нами пролегла На километры или на столетье?

О Боже, дай мне сил, чтоб ждать могла.

Голос крепнет, развивается, заполняя собой все пространство танцзала. Уже слышно - это не "фанера" - песня исполняется "вживую". На маленькой эстраде возле бара начинают мигать огоньки, высвечивая в неясном полумраке белую фигуру посередине небольшого помоста. И постепенно стихают визги и мат, а головы борющихся с интересом поворачиваются к эстраде, на которой белокурая девушка в белоснежном газовом коконе исполняет песню, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. И воздушная просвечивающая ткань сматывается виток за витком со стройного тела, покорно ложась у его ног снежным сугробом.

Ни пламя догорающей свечи, Ни зведы уходящей в свет ночи Послания к тебе мне не подскажут.

Все, как живое - дышит. Но молчит.

И вот уже вся полуголая элита с восхищением вслушивается в чарующие чисто- серебряные звуки, все ближе подползая к эстраде - увидеть, услышать, пощупать это волшебное создание, продолжавшее невозмутимо разоблачаться под одобрительные крики и свист окружающих. Вот пошлираскручиваться последние витки с тела, обнажая грудь великолепной формы.

Боготворю любовью неземной, Кричу тебе: - Дождись и будь со мной!

...Но, может быть, меня ты не услышишь За чьей-то, заслонившей мир, спиной.

Последний слой заскользил с тела девушки быстрее, быстрее - грудь, живот, бедра...И в самый последний момент свет погас вновь, вспыхнув на мгновение. Но этого мгновения Владу оказалось достаточно: он узнал в волшебной исполнительнице свою сменщицу на автозаправке в Химках - это была Кармен.

Глава 4. К О Н Т Р А К Т Н А Л Ю Б О В Ь.

Сообщение банкира Левочкина об очередной измене жены третий день не давало покоя сердцу Артура Нерсесовича, приводя его в ярость каждый раз при воспоминании об этом разговоре. И даже так удачно проведенная операция по изъятию второй половины бриллиантов из наследства Васи Вульфа нисколько не повысила тонус Аджиева. Наоборот - было бы все хорошо дома - остался бы в живых этот Серега-торгаш. В принципе Аджиев ничего против пацана не имел. Ну, забрал бы алмазы, принадлежащие ему по праву наследственности авторитета, еще и комиссионные мог выплатить жорику. Для этой первоначальной цели и были уложены в кейс доллары. Но там, в квартире, при совершении сделки, его настолько покоробили выражения самоуверенности и довольства на молодом и симпатичном лице фарцовщика, что он тут же подавил в себе меценатские чувства. Вот такие молодые альфонсы и уводят чужих богатых жен, присасываясь к ним, как пиявки - до последнего доллара из заначенной от мужа суммы, до последней побрякушки, подаренной супругом в минуты испытываемых им особо возвышенных чувств. Эти хлюпики чаще всего доводят благополучную с виду, респектабельную семью до раскола, а жен влиятельных людей до самоубийства, или, хуже того, убийства собственного мужа. И когда такие мысли промелькнули в голове Артура Нерсесовича, участь хозяина квартиры Сергея Пукало была решена в самом начале сделки.

Выйдя с Гришей из Аптекарского переулка, к месту отстоя двух джипов охраны и собственного "Мерседеса", Артур Нерсесович вдруг остановился и взял помощника за рукав.

- Все осмотрел, когда выходил? Дверь закрыл основательно? - и глазами-буравчиками ввинтился, кажется, в самую душу.

Именно сейчас Гриша понял, где допустил промашку. Он так спешил вслед за шефом, пряча по карманам улики, что просто не успел повернуть задвижку двери на полоборота. А комнату, в которой они сидели, вообще не осматривал. И еще понял наследный палач - если сейчас сказать Аджиеву об этом - можно не дожить до следующего утра. В вопросах ухода с места преступления "китаец" сам был щепетилен до мелочей, и не прощал окружающим амбалам малейшего упущения, могущего привести к провалу. В памяти невольно всплыло последнее "дело" - из-за него распрощался с жизнью Гришин предшественник, у которого он тогда был заместителем. ... На бегах проигрался один из "крутых". Причем по-крупному - лошадь, на которую он упорно ставил из забега в забег, никак не желала приходить первой. И тогда он попросил Артура Нерсесовича одолжить налички, обещая выписать чек тут же, не сходя с трибун. Тот весело, по-приятельски, хлопнул его по плечу.

- А хочешь, братан, я тебе вместо налички укажу лошадку, которая в следующем забеге возьмет призовое место? С гарантией ста пяти процентов.

Он знал, что говорил: именно в этом, двенадцатом забеге, у него были подкуплены жокеи. И что бы "крутому" не согласиться на предложение, сделанное Аджиевым от щедрот своих в минуту душевного подъема. Но этот, видимо, был круче навозной кучи: небрежным щелчком сбив аджиевскую руку со своего плеча, он презрительно сплюнул ему под ноги.

- Я от таких, как ты, подачек не беру. Или зелень под процент, или катись колбаской.

Гриша и Степан, сидевшие сзади на скамье, привстали с мест, вопросительно глядя на шефа. Тот небрежно махнул рукой - сидите, мол. Артур Нерсесович после отповеди выглядел по-прежнему непринужденно-веселым, но они поняли тогда, чего ему это стоило. Ни слова не говоря, он раскрыл кейс с деньгами, лежавший у него на коленях, и отсчитал громиле сто штук баксами.

- Не нужен мне твой чек, братан,- через силу вымолвил.- Даю бабки без процентов, при твоей и своей братве. Отдашь через два дня. Не отдашь - на "счетчик" станешь. Еще две недели спустя тебя казнят "свиньей".

И ушел с трибун, не досмотрев скачек. Выигрыш, конечно, снял с кассы ипподрома его менеджер. А "крутой" тут же просадил одолженные сто тысяч.

Из-за своего ослиного упрямства, естественно.

Дома Аджиев вызвал к себе в кабинет Степана - правую руку, и его, Гришу. Положил перед ними на стол хороший пресс бабок.

- Что хотите делайте, но этот хмырь два дня из дома носу не должен высунуть. Только учтите - без всяких там телесных повреждений обойтись.

Мне он нужен целехонький, свеженький, как огурец с грядки.

Час Гриша со Степаном ломали головы над неразрешимой, казалось, задачей. И решили-таки ее. Вернее, помогла Гришина герлз, которую он вчерашним вечером обкормил тортом, добиваясь взаимности. Свое он выхватил, а мадам подхватила стойкий замедленный стул, или, попросту выражаясь, запор. Она вызвонила Гришу по мобильнику.

- Где хочешь ищи слабительное, я словно беременна дерьмом.

- Вот где собака зарыта,- хлопнул себя по узкопокатому лбу Гриша, сбегав в аптеку, где приобрел три упаковки пургена в запас. Их-то они со Степаном и передали домашней кухарке "крутого" вместе с пачкой премиальных. Так что два дня дома просидел не только амбал, но и его двадцатипятилетняя, четвертая по счету, жена - они сменяли друг дружку на унитазе.

На третий день Аджиев собирает сходняк авторитетов и выкладывает им предъяву, подкрепленную словами свидетелей. Да и "крутой" не отпирается, ссылаясь, однако, на болезнь. Оправдывается он по телефону - все еще дает о себе знать слабительное. Не помогает - согласно воровским понятиям "Долг дело святое", воротилу ставят на "счетчик". Уже не на шутку перетрусив, он спешно собирает требуемую сумму и выходит из подъезда, чтобы лично, как требует Аджиев, вручить ему эти бабки. Но ему и в этот раз не везет - прямо у собственного дома его сбивает неизвестно откуда вывернувшийся "Москвич-412" без номеров на бампере. Крутяк попадает в больницу с обширным сотрясением мозга второй степени, сроком аж на три недели. Которые "китаец" с изуверским терпением проводит в спокойном ожидании. Наконец, решив, что ситуация дозрела, вновь требует схода авторитетов. И вновь ему не отказывают, тем более, что сумма, внесенная Артуром Нерсесовичем в воровской общак, помогает отмазать от зоны двух нужных законников под залог. Вердикт же в отношении "крутого" выносится почти единогласно - "не отмылся". Таким образом, все формальности уголовного мира соблюдены, и его жизнь теперь полностью переходит под контроль "китайца". Однако напоследок Аджиев предупреждается сходом - никакого беспредела, смерть виновного должна быть легкой, быстрой и по возможности бесследной.